Страница 21 из 84
Если бы все дети учились ровно, Рию ничто бы не тревожило. Но Дэйви все чаще хмурился, стал раздражительным и часто ссорился с Бидди. Конечно, Бидди могла постоять за себя и справилась бы с тремя такими, как Дэйви: ей не стоило класть в рот палец.
Рия старалась, как могла, помочь сыну: садилась по вечерам рядом с ним, когда он готовил уроки. Она чувствовала, что учится сама, хотя не думала, что наука могла когда-нибудь ей пригодиться. Она убедила себя, что в ее силах справиться со всеми премудростями. Ведь это было частью воспитания детей, пусть немного странного, но тем не менее необходимого воспитания.
Жизнь Рии теперь заполняли не только дневные заботы о доме и детях. Была у нее и личная тайна – живущее в ней скрытое желание, томление, не дававшее ей покоя. Она знала, что нет надежды удовлетворить мучившую ее жажду, потому что Тол в один из вечеров сказал, что попал в трудное положение и не знает, как из него выбраться, а поэтому не может открыть ей свои мысли. У его сестры завелась какая-то хворь, которая время от времени укладывала ее в постель, так что она не могла заниматься хозяйством. Как объяснил Тол, дел у него теперь по горло, поэтому ему редко удавалось вырваться, чтобы заглянуть к ним.
Рия, казалось бы, все понимала, но сердце у нее сжималось от смутной тревоги. Хотя Тол по-прежнему привозил молоко и дрова, однако редко ездил с детьми в церковь и перестал приходить по вечерам, чтобы продолжать учиться.
Она про себя решила, что пора перестать на что-то надеяться. Если бы в тот давний вечер не прозвонил в кухне звонок из гостиной и они бы поцеловались, то что было бы дальше? Она хорошо сознавала, что было бы. Но так или иначе ничего не произошло, и она считала, к лучшему, потому что нельзя жалеть о том, чего не имел… Что за глупая поговорка. У нее в жизни многого не было, но жалела она о многом: что у нее нет собственного приличного дома, хорошей красивой одежды для детей… и для нее самой, еды, повкуснее обычной. Ей иногда хотелось попробовать дорогих конфет, которые она видела в витринах в Гейтсхед Фелл; она жалела, что не может прокатиться куда-нибудь далеко-далеко, дальше Ньюкасла, может быть, в Лондон, где живет король. Что не имел, о том не можешь жалеть! И кто только выдумывает такие глупые поговорки.
Рия стояла у кухонной раковины и чистила яблоки на пирог. Подоконник украшали две вазы с цветами. Окно обрамляли тюлевые занавески, которые она нашла в комоде и немного переделала. Ей нравилось создавать уют, поэтому в доме стало очень мило и уютно. Только всю эту красоту, кроме них, видел один священник.
Фанни рассказывала Рии, что когда-то к хозяину приезжало много народа. Он держался с ними неприветливо, и скоро все от него отвернулись. Глядя на мистера Миллера не верилось, что этот человек мог быть с кем-то груб, но слова его порой резали больнее острого ножа. Рия слышала, как он говорил их Дэйви. Случалось, на занятиях в библиотеке хозяин сердился и ругал его, хотя Дэйви очень нравился ему.
Она подняла голову и взглянула в окно. Руки ее замерли, и кожура яблока оторвалась, хотя она еще не дочистила его до конца. Ей нравилось снимать кожуру непрерывной стружкой. Она получала от этого удовлетворение. Теперь ее взгляд остановился на входивших во двор хозяине и Дэйви. Рука хозяина лежала у Дэйви на плече. Рия умиленно смотрела на них, и к горлу подступил комок. Она наклонилась поближе к окну, чтобы подольше их видеть. Они остановились перед дверью конюшни. Дэйви стоял, опустив голову, а мистер Миллер что-то говорил, наклонясь и держа его за плечи. Потом хозяин убрал руки и ласково взъерошил волосы Дэйви и легонько подтолкнул к конюшне.
Рия с трудом проглотила стоявший в горле ком и задумалась. Жаль, что хозяин не женат, и у него нет детей. С тех пор как он перестал сторониться детей, настроение его заметно улучшилось. Бедный, сколько ему уже лет? Наверное, около пятидесяти. Рия не знала точно и могла только предположить. Ей вдруг захотелось, чтобы какая-нибудь одинокая милая женщина, убивающая время за ненужным рукоделием или разъезжающая по гостям, бросила все, приехала к хозяину и в конце концов женила его на себе.
Рия закончила чистить яблоки, выложила их в формы с тестом, сбрызнула медом, закрыла оставшимся тестом и украсила вылепленными из теста листочками. Смазав верх пирогов молоком, она поставила их в духовку. Затем Рия вымыла руки и, выйдя из дома, направилась через двор в сарай.
В сарае хранились дрова, а в углу стояла колода. Когда Рия вошла, Дэйви колол на ней короткие поленья. Увидев мать, он воткнул топор в полено.
– Что, пора заканчивать? – спросил он.
– Конечно, уже почти шесть. Сходи за остальными. Скажи, о чем разговаривал с тобой хозяин?
Дэйви молча отвернулся и стукнул по колоде носком башмака.
– Так о чем же он с тобой говорил? – повторила Рия, разворачивая сына к себе лицом.
– Ну, – нетерпеливо вскинул голову Дэйви, – он говорил об учебе, спрашивал, чем я вообще хотел бы заниматься.
– И что же? – она пристально смотрела на сына. – Что ты ему ответил?
– Я… сказал, что хотел бы стать кучером. – Он поднял голову, вид у него был задумчивый. – Мама, хозяин очень рассердился и удивился, что я не могу желать чего-то большего. А чего большего. – Он протянул матери руку, и она нежно взяла ее в свои. – Я не могу многого запомнить. Я же не такой, как наша Бидди. Ей все нравится. Но… мама, я не понимаю и половины того, что он говорит о мифах, да еще эта латынь. Ну зачем мне латынь? Я умею читать и писать, считаю получше многих. Но я не могу запомнить имена из той книги, «Иллиады», о которой он все время долдонит. Бидди говорит, что это сказки, вот пусть девчонки их читают. А мне они зачем?
– Дэйви, это не сказки, – попыталась объяснить Рия, – а исторические рассказы. Такие истории происходили в давние времена, до рождения Христа, тогда еще и Библии не было.
– Мама, а я думал, что до Библии и рая не было ничего.
– Дэйви, у тебя в голове каша, так хоть меня не сбивай с толку, – попросила Рия. – Заканчивай-ка лучше работу и отправляйся за остальными. К вашему приходу ужин будет на столе. Проследи, чтобы все как следует умылись. Знаешь, и у меня в голове все перемешалось, – с улыбкой призналась она. – Я тоже не все понимаю из того, чему он вас учит. Давай после ужина вместе сядем и разберем урок. Ум хорошо, а два – лучше, договорились?
Дэйви ничего не ответил и даже не улыбнулся. Рия смотрела ему вслед и думала: «Бог наделил нас неравным умом, но как он решал, кому сколько дать?»
Все сидели вокруг стола на кухне и занимались, когда в дверь постучали. Открыла Бидди.
– Здравствуй, Тол, – поздоровалась она и, обернувшись к матери, объявила: – Мама, это Тол пришел.
Рия поднялась со своего места и с улыбкой поприветствовала его.
– Здравствуй, Тол.
– Здравствуй, – ответил он. – Вы все заняты? – Он обвел взглядом сидевших за столом.
– Мы учим уроки, – живо откликнулась Бидди и пригласила: – Садись, Тол. Я уже заканчиваю латынь, а они еще с английским возятся, – похвалилась она, кивая на сестру с братьями.
– Латынь? – скривился Тол и посмотрел на Рию.
– Да, теперь еще и латынь, – подтвердила она.
– Господи, да Бидди теперь совсем ученая станет.
– Садись, Тол. – Рия выдвинула для него стул в конце стола, между Дэйви и Бидди. – Ты ужинал? – заботливо спросила она.
– Днем перехватил кое-что.
– Домой заходил?
– Нет, вот сейчас туда еду. Но, – он поднял глаза на Рию, – я сегодня посадил Энни в дилижанс, она поехала к сестре. Ты знаешь, у Мэри умер муж, и Энни решила несколько дней пожить у сестры.
– Да, да, конечно… так ты сейчас сам хозяйничаешь. Думаю, что поесть как следует тебе не пришлось. От холодной баранины и яблочного пирога не откажешься?
– Откажусь ли я от холодной баранины с пирогом? – повторил он, обводя детей веселым взглядом. Все рассмеялись. – Вы слышали, ваша мама еще спрашивает, откажусь ли я от баранины с пирогом? А вы как думаете?