Страница 12 из 84
Бидди смущенно понурила голову.
– Извините, она у нас бойкая и не в меру любопытная.
– Вот и хорошо, что бойкая. Хуже, когда дети слишком тихие. А с Толом вы еще увидитесь. Он сюда будет наведываться, а вообще к мистеру Миллеру редко кто заглядывает, не то что в былые времена. Тол живет ближе других соседей. Его дом в лощине Фуллера и называется «Лощина». Интересно, правда? Не спрашивай, почему он так называется, не знаю. И мой старик бы тебе не сказал, хоть он и вырос в этих краях. Он говорил только, что название пошло от впадины, в которой стоял дом. В нем жил отец Тола, и дед. Все работали лесничими. Дед Тола купил участок земли и построил дом из камней, что остались от каких-то старых развалин. Налить вам еще чаю?
– Да, пожалуйста, – дружно ответили дети. Фанни кивнула Рии и сказала:
– Все в порядке, они же сказали «пожалуйста».
– Мне казалось, они лучше воспитаны, – тем не менее огорчилась Рия.
– Заканчивайте чаепитие и пойдем смотреть дом, – объявила спустя несколько минут женщина.
Все тут же поднялись со своих мест и замерли в ожидании.
– Но откуда лучше начать? – задумчиво произнесла Фанни. Потом, видимо, приняв решение, повернулась к Рии. – Ну вы сами видите, что это кухня. Здесь есть все, одного только маловато – продуктов. С деньгами у хозяина не густо, так что мне приходится на всем экономить. Чего здесь полно, так это фруктов. В саду ветки ломятся, а сколько добра пропадает! Можете есть фрукты сколько душе угодно, – обратилась она к детям. – Но постарайтесь не переедать, а то ночью спать не придется. – Она лукаво прищурилась. – А теперь вперед, за мной.
Вслед за Фанни они прошли в дверь рядом с кухонным шкафом и оказались в тесном коридорчике, куда выходили еще три двери. Открывая дверь за дверью, она объясняла: это угольный подвал, здесь кладовая, а тут когда-то и мясо хранилось, но уже несколько лет им здесь и не пахнет. Винный погреб – представила Фанни, отворяя последнюю дверь.
– Взгляните сюда, – она отстранилась, давая всем возможность заглянуть внутрь, – на полках полным-полно бутылок. Жалко, что пустых. Отец моего мужа рассказывал мне, что когда-то здесь стояло по пять сотен бутылок и, конечно, полных. Но те добрые времена давным-давно прошли. – Фанни открыла еще одну дверь и предусмотрительно предупредила: – Осторожно, здесь ступеньки.
Когда все благополучно спустились, Рия увидела еще один холл, размером поменьше.
Фанни открыла ведущие из холла четыре двери.
– Здесь была гостиная старой миссис Миллер, – продолжала она свои объяснения. – Она занимала всю эту часть дома. Как я поняла, последние свои годы старушка редко отсюда выходила, сторонилась людей. У них тогда была другая экономка, Лиззи Ватсон. А я всегда жила в поселке. Да и сейчас мне мой дом милее. А хозяину это не по душе. Но я никогда не соглашалась жить здесь. С меня хватает и тех десяти часов, что я торчу в этом доме каждый день. Да и словом не с кем перемолвиться. Случается, что мистер Миллер целыми днями молчит, как немой… А вот это была комната его матери. Тут несколько месяцев уборку не делали. У меня просто руки не доходят.
Рия сочувственно закивала, но подумала, что комната скорее всего оставалась неубранной годами. С сожалением смотрела она на когда-то красивую, а теперь сильно испорченную молью мебель. Они прошли небольшую столовую и музыкальную комнату, где в углу стоял клавесин. Шелк, натянутый за его резной передней панелью, отстал в нескольких местах. Осмотрев нижний этаж, они поднялись за своим проводником наверх, где увидели еще четыре комнаты, тоже находящиеся в весьма плачевном состоянии. Рия не переставала твердить про себя: «Какой стыд, какой позор».
Они вернулись в кухню и через нее вышли к еще одной группе комнат, ничем не примечательных. После чего Фанни вновь привела их в кухню. Им еще предстояло познакомиться с основным домом.
– Вы видели холл и гостиную, теперь я покажу вам столовую, – пообещала Фанни. – Но там он бывает крайне редко. Чаще всего я приношу еду в библиотеку. Хозяин изменяет своим привычкам только во время визитов священника: тогда я накрываю им в столовой, как и положено. Хочу вас предупредить: держитесь подальше от библиотеки. Вы ее потом увидите, но, – она предостерегающе подняла палец, – под страхом смертной казни не пытайтесь навести там порядок. Библиотека в таком виде, будто в ней бушевал ураган, но только в этом беспорядке он может найти, где что лежит. Я покажу вам его спальню. Рядом есть еще четыре, но они пустуют уже много лет. А наверху в мансарде столько старой одежды, просто ужас. Господи Боже! Она копится не знаю сколько лет. Я пару раз заглядывала туда. Я как-то намекнула мистеру Миллеру, что многие вещи, если их переделать, можно еще поносить. В деревне немало людей, которым бы эти вещи пригодились. Да я и сама кое от чего не отказалась бы: женская одежда сшита из хорошего материала. И мужская там есть из шерсти и дорогих тканей. Вы знаете, он так на меня накинулся, просто убить был готов. Тогда он первый и последний раз меня ругал. Сказал, что все эти вещи должны остаться, где лежат, и просил больше о них ему не напоминать. В тот единственный день мистер Миллер показал себя хозяином, а во всем остальном он мягкий и нерешительный, можно сказать, даже беспомощный. Когда я спрашивала его мнения, он обычно отвечал: «Фанни, поступай, как считаешь нужным». Но до старой одежды дотрагиваться не давал. Тут он был тверд, как скала. Так что не надейся, что сможешь что-нибудь переделать из этих вещей для своих ребят. Он так и остался при своем мнении. В чем здесь дело? Сама не знаю. Мой старик назвал это причудой. Мистер Миллер долго жил один, и эта одежда была дорога ему как память о прошлом.
– Он всегда жил здесь один?
– Нет, только последние пятнадцать лет. Хотя нет, меньше. Он вернулся сюда пятнадцать лет назад, и вот уже десять лет, как умер его отец. Я уже говорила, экономкой у них была Лиззи Ватсон, и она не намного пережила старого хозяина. Тогда я здесь и появилась. Муж сказал, что надо помочь с работой по дому неделю-другую. И вот эти две недели растянулись на десять лет. Мой старик все собирался уйти. Ему было семьдесят шесть. От работы в саду спина его совсем перестала разгибаться. Но он ушел раз и навсегда: свалился замертво у розовых кустов. С тех пор минуло три года. Он своего добился, а я осталась одна с молодым мистером Миллером, так его называли, когда был жив его отец. Они никогда не ладили, нет, никогда. Отец и сын были по натуре такие разные, как небо и земля. Старик каждый день ездил верхом, трезвым его видели редко, и на картах был помешан. Никогда не мог остановиться. Так денежки и уплыли.
А у молодого мистера Миллера свои причуды. Его слабость была – книги. Это сейчас он бренди балуется, а в те времена его единственной страстью были книги. Он даже в Оксфорде учился. А затем стал учить других. Потом не знаю, что уж там случилось, но в один прекрасный день он возвращается домой и решает остаться. Это и странно. Когда мистер Миллер учился в колледже, он на каникулы приезжал очень редко. Мать ездила его навещать. Они друг в друге души не чаяли. Когда он сюда приехал совсем, они часто ходили гулять, бродили по лугам и полям, рука в руке, как будто он ребенок, а еще они были похожи на влюбленную парочку. Может быть, для нее это было каким-то утешением, помогало ей не думать о Лиззи Ват…сон, – Фанни осеклась и покосилась на детей. – Ну, с домом все, – продолжала она, – теперь мы пойдем и осмотрим сад, вернее, то, во что он превратился. Потом я покажу, что где лежит на кухне, и на этом закончим.
Тол молча стоял и наблюдал, как Рия умело разделывает кролика. Она разрубила тушку вдоль и начала резать ее на части.
– Так, значит, вы устроились? – наконец промолвил он, продолжая следить за точными движениями ее рук.
– Слава Богу, все решилось. До сих пор не верю. Вчера я совсем отчаялась.
– Ну, работать здесь не такое уж счастье, я имею в виду, сколько он платит. – Тол продолжал смотреть на ее руки. – Но от него вам не будет никакого вреда. Будете сами себе хозяйка, только пусть дети поменьше попадаются ему на глаза. Это самое главное.