Страница 32 из 48
Я задумчиво кивнул, оглядывая механизмы.
— Он чего только не делает, все работает! — восторженно продолжал восхвалять мастера Федот. — Поля боронят тоже его механизмусы, да на рудниках… — тут он внезапно прервался на полуслове, словно поняв, что сболтнул лишнее. Но я сделал вид, что не расслышал.
С некоторыми образцами все было понятно — например, незамысловатая конструкция, размером с обычный ящик, с дырой сверху. Суешь в эту дыру ногу, обутую в сапог, кидаешь мальчонке-помощнику мелкую монету, тот заводит специальным ключом пружину, и через минуту сапог уже сияет на солнце, идеально начищенный и щедро смазанный гуталином. Сей аттракцион пользовался изрядным спросом у людей.
Или же три массивных станка, по виду токарных, но очень интересных и необычных конструкций, причем каждый из станков имел свои внешние отличительные особенности.
Да чего здесь только не имелось: были и простые устройства бытового назначения, способные изрядно облегчить крестьянскую жизнь, были приспособления и для более продуктивной работы мастеров-одиночек, а, если вспомнить слова Федота, то имелись и промышленные механизмы.
Даже в представленной здесь экспозиции, о назначении некоторых изобретений я мог только догадываться.
Интересный человек этот Данила-мастер — многое знает, многое умеет, инженер-самоучка, местный гений. А Морозов-то — молодец, открыл талант и пользуется.
— Любопытствуете? — Данила, заметив мой интерес и выделив меня из прочей толпы, сам подошел с вопросом.
— Весьма! — искренне ответил я. — То, что я вижу, необходимо вводить повсеместно. В каждом городе, в каждом селе. И главное — все без энерготанков. Это же невероятно! Я могу написать докладную записку Его Императорскому Величеству, он оценит.
— Вы еще мои паровые самоходы не видели, — улыбнулся молодой мастер. — И летадлы, и монорельс! Вот где мощь! Никаких энерготанков, это верно. А записку писать не надо… не обессудьте, барин, не от меня сие зависит. Все мои придумки принадлежат Власию Ипатьевичу. Ему и решать, как с тем быть…
— Он владеет патентами? Понятно. Нужно доложить о них императору. Негоже держать такое в одних руках.
— То не моего ума дело, — смиренно ответил парень, но в глазах его мелькнули отблески внутреннего огня.
Я лишь покачал головой и отошел в сторону. Влезать в местные взаимоотношения я не собирался. Если Морозов не хочет торговать патентами, способными озолотить их владельца при масштабном применении, значит, держит в голове какой-то свой план.
Бродя вдоль рядов, я чувствовал, что меня незримо сопровождают. Федот был приставлен лишь для вида. На самом же деле Казбек и его люди не собирались упускать меня из виду. Но я и не скрывался, спокойно прогуливаясь по базару и разглядывая различные безделушки.
Через пару часов я вернулся в гостевой домик и отпустил подуставшего к тому времени Федота. Ужин уже подали, но Топорков до сих пор не вернулся.
Я налил себе кружку ароматного чая из большого самовара и только успел отпить пару глотков, как дверь распахнулась, и в помещение ввалился донельзя довольный Глеб.
— Кира! Нам придется кой-куда ночью прогуляться…
Глава 8
Глава 8
Ночью деревня отличалась от самой себя разительным образом: ни единого человека, даже запоздалого путника, казалось, и собаки попрятались за заборами, боясь даже брехать, лишь редкие электрические фонари на столбах не давали нам сбиться с пути. Причем, вымерла деревня сразу после наступления сумерек. Строгие здесь правила, и следят за их выполнением ответственно. Комендантский час: от заката до рассвета, без исключений. И я не очень хотел знать, что делали с нарушителями. Но Полыхаево лишь казалось пустым, мы миновали уже третий скрытый дозор, чудом разминувшись с патрулем.
Как только стемнело, мы выбрались через дальнее окно, выходящее на задний двор. С этой стороны можно было не опасаться встретить наших соглядатаев. За день я вычислил троих, весьма грамотно сменявших друг друга. Они неотступно вели меня на всем протяжении прогулки по деревне и сопроводили до самого дома, после чего, я был уверен, заняли наблюдательный пункт в удобном месте в зоне прямой видимости.
Глеб сказал, что и за ним шли, но он сумел ускользнуть на полчаса от слежки, и этого времени ему вполне хватило, чтобы навестить свой местный контакт и задать пару вопросов. И столь интересны, по его словам, были ответы на сии вопросы, что теперь мы ночью крались огородами, рискуя быть пойманными.
При этом внятно Топорков ничего объяснить не мог. Только таинственно говорил: «Ты сам должен это увидеть!» И в другое время я бы плюнул на эту секретность и никуда не пошел, но я видел глаза Глеба — словно засветившиеся изнутри новым огнем. Эти глаза меня убедили и я решился на ночную вылазку, чем бы нам это ни грозило, и теперь терпеливо ожидал, чем окончится наше ночное путешествие. Прогнозы строить смысла не было, раз уж Топорков столь усердно скрывал цель нашего рандеву, то у него были на то причины. Немного потерпеть, и я все узнаю.
В гостевом домике мы устроили все так, что внешнему наблюдателю должно казаться, будто в доме кто-то есть. Чуть приглушенный свет, пара матрасов с кроватей, свернутых и поставленных определенным образом, чтобы с улицы виделись смутные силуэты — этого должно было хватить на пару часов, а дольше задерживаться я не планировал — опасно. Играть с Казбеком в игры я до поры не желал, но чувствовал, что время еще придет.
К тому же, вскоре после моего возвращения с прогулки, явился Хорьков и притащил с собой несколько толстых бухгалтерских книг. Он хотел было остаться, но я его выпроводил, сказав, что хочу лично провести аудит, а если будут вопросы, то незамедлительно обращусь к нему. Так что наблюдатели должны были думать, что весь вечер я занят бумагами, и вряд ли стали бы соваться с проверкой. Лишь бы не попасться в руки патруля — хорошим это не кончится.
— Почти пришли, — сообщил Глеб.
— Глеб, ты уверен, что оно того стоит?
— Уверен!
Мне почудилось легкое движение впереди.
— Патруль!..
Мы замерли, распластавшись на земле и стараясь не дышать. Пятеро вооруженных людей неспешно шли вдоль заборов. Никто из них не курил, не было слышно и разговоров — серьезные люди, опытные. К счастью, нас не заметили, и патруль через пару минут пропал из поля зрения.
— Бдят! — яростно прошептал Глеб, провожая взглядом удалявшийся патруль.
Пригнувшись, мы перебежали улицу наискосок, стараясь не угодить в хорошо освещенные фонарями зоны. Попасть на глаза случайному свидетелю я не хотел. Мало ли кто пялится из темных окон. Лучше, если нас вообще никто не увидит.
Глеб толкнул последнюю калитку на улице, дверца противно скрипнула, но отворилась, и мгновеньем позже мы оказались в крохотном дворике перед старым, чуть покосившимся домом.
Нас уже ждали. В темном проеме появился неясный силуэт, призывно замахавший руками. И едва мы зашли в неосвещенный дом, как хозяин тут же захлопнул дверь, а потом еще пару минут вглядывался сквозь щели в закрытых ставнях, оценивая обстановку снаружи. И лишь убедившись, что там все спокойно, он на ощупь, сильно прихрамывая подошел к столу и зажег керосиновую лампу.
Сейчас я смог его рассмотреть: высокий, но весь какой-то скособоченный, сгорбленный, словно переломанная в нескольких местах ветка, и лицо его, покрытое глубокими шрамами, и тяжелый взгляд из-под насупленных густых бровей, и пудовые кулаки — все говорило о том, что этот человек прошел сложный жизненный путь. Он выглядел стариком, но интуиция подсказывала мне, что на самом деле он моложе, может быть, даже мой ровесник, но искореженное тело прибавляло ему пару десятков лет.
— Знакомьтесь, это Гюнтер Егорович Кляйн, мой боевой товарищ, — представил хозяина Топорков. — Скажу сразу, я доверяю ему даже больше, чем себе самому.
— Бреннер, — протянул я руку, которую Кляйн крепко пожал, — Кирилл Бенедиктович.