Страница 7 из 15
– Вы не в меру настойчивы, – вслух отметила чуть смущённая женщина и довольно рассмеялась.
– Я живу в трёх минутах отсюда, и, если у вас есть часа полтора, вы можете сказать «да», а если всё-таки, «нет», я тут же уйду.
– Выглядит, как шантаж.
– Да, именно так, но мне можно такое делать, я же великий поэт и меня зовут Аристарх. В эту секунду, поймав короткий взгляд новой знакомой, гений понял, что у него появилось желание и очень небольшой, но вполне реальный шанс на более близкое продолжение знакомства.
– Меня зовут Яна, и я думаю, что ты редкий наглец.
– Это никогда не мешало страсти, – нахально рассмеялся юноша, уверенно взял Яну за руку и повёл в сторону дома.
– Дай хоть машину закрыть, – опешила та и нажала на кнопку брелока сигнализации. Она так и не смогла себе объяснить почему это делает. Впрочем, ей двигало любопытство, врождённый авантюризм и сметающая всё и вся уверенность молодого человека.
Позже, вспоминая эту ситуацию, гениальный поэт напишет следующие строки:
В море жизни плавают рыбки,
Торопись, не будь слабым звеном,
Забирай проплывающих мимо,
И будь счастлив на шаре земном.
Через мгновенно пролетевшие два часа Аристарх подводил Яну к машине, женщина была изрядно вымотана и, на фоне пережитого опыта, впервые подумала о разводе.
– Я к тебе приеду завтра, – самоуверенно заявила она.
– Надо посмотреть моё расписание, – желая отринуть эту нелепую идею, улыбнулся Майозубов.
– Слышь, говнюк, завтра в три часа в твоём расписании буду я! Яна оказалась совсем не простой и весьма требовательной барышней, имела твёрдый характер и могла включить начальницу, если требовалось. Пять лет назад она вышла замуж за англичанина Саймона Хувера, занимающегося спекуляциями на рынке ценных бумаг. Тот слыл настоящим гуру в своём деле, а она, в то время, всего лишь начинающий брокер. Вскоре у них возник взаимный интерес, Саймона привлекала красивая грудь Яны, а Яна мечтала постичь секреты прибыльной профессии. Разноплановые желания получили своё качественное продолжение и именно поэтому она управляет делами успешной компании. Дальновидный и весьма продуманный Саймон, отметив хватку и талант энергичной любовницы, мгновенно предложил узаконить отношения, вследствие чего у них появился сын Майкл, общий бизнес и огромный дом на Рублёвке.
Сегодня Яну накрыли ранее не испытываемые чувства и эмоции, такое случилось впервые, отчего она полностью дезориентировалась и допускала крамольные мысли о всякой глупости, типа развода. Однако, не надо недооценивать эту сильную и очень умную женщину, доехав до поворота на Рублёвское шоссе, она собралась, вспомнила про общий с мужем бизнес, ребёнка и, конечно же, слабохарактерность мягкотелого супруга. После чего выдохнула и приняла более взвешенное решение, Яну вдруг сильно озаботила поэзия и русская словесность и она всей душой захотела её возрождать, причём минимум два раза в неделю. Бизнесвумен относила себя к продвинутой либеральной части столичной деловой тусовки, имела соответствующие, весьма устойчивые взгляды, единственно, что не хватало расчётливой даме, так это некого ореола спонсора-благотворительницы, а тут, куда не плюнь, всё сходится.
– Что тебе завтра привезти, Аристарх? – настойчиво спросила она, уверенно сев в машину.
– Портрет Ельцина привези.
– Так он же, вроде, уже покинул пост?
– Тогда с чёрной рамкой привези.
– Ха-ха, очень смешно, юноша, – сердито проворчала Яна, и неторопливо выехала с парковки.
Впрочем, насчёт портрета Ельцина Аристарх говорил совершенно серьёзно, изображение бывшего Президента казалось возможным оберегом от дальнейших глюков по пьяной лавочке. Объяснять это Яне он не стал, да и не смог бы, его новая любовница верила только в деньги, а там нет ни глюков, ни привидений, ни прочей мистики, там есть только жадность и сухой расчёт. Молодой человек, проводив взглядом уезжающее авто, удовлетворённо констатировал, что год начался бурно и отправился на погружённую в сумрак наступившей темноты набережную Москва-реки, рассматривать сияющие огоньки мега стройки «Москва-сити». Он чувствовал, что когда-нибудь тут будет модное место, наполненное удивительными людьми, их судьбами и множеством любовных историй. Взгляд изучал очертания фундаментов, а мысли постоянно возвращались к разделённой на части душе.
Поэт – это буря страстей, тонкий эмоциональный настрой и особое приятие мира, рифмуют многие, а гении рожаются раз в пятьдесят лет. Гении пишут душой, виртуозно владея языком и эмоциями, а главное, проживают непростую судьбу поэта, ведь Создатель слишком уж много требует за, казалось бы, никчёмный поэтический дар и совсем не прощает равнодушного к нему отношения. Аристарх чувствовал тяжёлую Божью длань, не сомневаясь в том, что она может, как удачно подтолкнуть, так и шлёпнуть. Впрочем, он бы и так не отказался от своего таланта, ни за какие коврижки, и был готов многое терпеть. Молодой человек почему-то вспомнил свою историю с алкоголем, понимая, что пьянство ему совсем не зашло, а вдохновенная эйфория первых глотков, дающая несколько минут изменённого состояния, не тянула и даже пугала, и, если бы не странный, весьма сложный опыт последних двух дней, он бы долгое время совсем не пил, так как энергичная молодость и спиртное, по большому счёту, мало совместимы.
Майозубов нашёл картонный ящик и смяв его, присел на склоне. Вид открывался шикарный, а холод почти не чувствовался, правда отвлекали изрядно подвыпившие соотечественники, продолжавшие лихо праздновать уже наступивший Новый год. Они радостно запускали салют и орали всякую жизнеутверждающую муть, а Аристарх пророчески прошептал: «Знали бы вы, что вас ждёт впереди».
Начиналось новое тысячелетие, полноводная река времени неторопливо текла, увлекая наивные, праздные сознания в омут радостных эмоций и надежд, молодой человек глядел на происходящее, разочарованно думая, что если умрёт прямо сейчас, то ничего не поменяется, а мир останется прежним. Данное осмысление сильно опечалило, да и трезвое понимание того, что поэты современности – изгои, не могло не прибавить грустного, солёного пессимизма.
Печаль пришла внезапно и будто бы ниоткуда, шаткой походкой маленькой серой уточки. С одной стороны, ещё куча времени и сил, с другой, что не делай, ты всё время предаёшь самого себя, а если вдруг захочешь отказаться от дара поэта, чтобы хоть как-то уравновесить непростую ситуацию, то напрямую предашь Создателя, ведь это Его особенный подарок, за который Он обязательно спросит. Так что, как ни крути, ситуация абсолютно тупиковая.
Аристарх провалился в липкую пучину осмысления. «Кто же я такой? – беззвучно и надрывно кричал он сам себе, но ответа не поступало. Юный гений попытался схитрить и задал вопрос иначе: «Я настоящий, когда трезвый и патриот или же, наоборот, когда пьяный и либерал»? Однако умное и рассудительное пространство снова смолчало, а поэт, так и не получив ответа, завис, без шанса понять, что происходит. Слёзы горького отчаяния предательски наполнили глаза, Майозубов встал, повернулся лицом к респектабельной сталинке и увидел целующихся Ельцина и Чубайса. Это вызвало удивление и тошноту, поэтому Аристарх тут же отвернулся, с отвращением подумав, что если бы был пьян, то наверняка бы приветственно помахал нежно целующейся парочке. Сражённый этим весьма неприятным пониманием, он снова посмотрел в ту сторону и увидел, что там больше никого нет. Слёзы снова брызнули из глаз, а губы тихо прошептали:
Меня преследуют тени,
Проклятия тёмных лет,
И я как собака на сене,
Которого больше нет…
Пусть дней моих бесполезных
Давно началась череда
В душе моей слабой, болезной
Смешались все «нет» и все «да» …
Стало абсолютно ясно, что «тени» или, если хотите, привидения, в образах ещё здравствующих российских политиков, будут преследовать постоянно, независимо от того, есть ли спиртное внутри или нет. Майозубов понял, что алкоголем он сможет изменить только отношение к патриотизму или либерализму и всё. Получалось так, что он в равной степени принадлежал к тем и к другим, и в той же степени был непримиримым врагом этих же сторон. При этом, его воля не имела влияния на процесс, а единственным настоящим, живущим в разорванной в клочья душе, оставались поэзия и преданность Создателю. Дуальность расстраивала, заставляя излишне нервничать и сомневаться, мысли прыгали, как лягушки и хотелось орать.