Приор. Путь странника

И вроде бы я уже могла сфокусировать взгляд и всмотреться в то, что меня окружало. Но мне отчаянно этого не хотелось, разум сопротивлялся и неистово отрицал всю ту информацию, которую получал от органов чувств. Мою память жгло и жгло так сильно, словно она была какой-то частью моего тела, способной испытывать боль.

Я определенно была в больничной палате. Как бы сильно будущее не отличалось от привычного мне 2011 года, то место, где оказывают медицинскую помощь, всегда будет выдавать себя. Здесь особая атмосфера. Даже если койка парит над полом на магнитном приводе, или та белая пластина у изголовья, которую ты еще не видишь, но точно знаешь, что она там есть, постоянно сканирует твои показания, передавая информацию на голографический экран возле кровати, на сенсор доктора и центральный медицинскую СИИА (здесь и далее Система интеллектуальной информационной агрегации). Если в саму койку встроена сеть сканеров, считывающих каждый импульс в твоем мозгу, каждый стук сердца, давление в артериях, скорость и полноту дыхания и сотню других показателей. А тебе кажется, что ты просто лежишь и ничего не происходит. Но вся ты, каждый твой орган, каждая клетка крови, каждое сокращение мышцы – под пристальным взором медицинской системы.

Поерзав на кровати, я попыталась расправить скомканные в тугой комок мысли и медленно повела взгляд в сторону от доктора. По своим обнаженным ногам, выглядывающим из-под тонкого, похожего на шелковистую пленку одеяла, по стене напротив и дальше. Мне пришлось проигнорировать укол воспоминаний о брусничном оттенке стен с необычным рельефом, подавить приступ отрицания увиденного и изо всех сил я постаралась не упереться взглядом в лицо женщины, стоявшей у входа со сложенными на груди руками, приподнятой бровью и бесстрастным выражением глаз. Ее темные волосы спускались из собранного на затылке конского хвоста на одно плечо. Черная форма службы безопасности выглядела так же мрачно и устрашающе, как я ее помнила. Лишь золотисто-коричневая вертикальная полоса на груди ее кителя придавала ему чуть больше парадности, чем следовало для повседневной амуниции.

Стараясь рассматривать ее фигуру не больше, чем притягивающий внимание взгляд, я перебирала глазами те самые яркие ее фрагменты, которые запомнились мне более всего. Хлоя Орсен была очень высокой женщиной с широкими, почти мужскими плечами, узкими бедрами и длинными ногами. Изящные пальцы то ли нетерпеливо, то ли просто размеренно постукивали по предплечью, гипнотизируя мой шокированный разум. Я чувствовала, что она рассматривает мое лицо, скорее даже сканирует, выискивая в нем ответы на свои вопросы. И мне было страшно представить, что оно выражало и о чем ей говорило. Я не чувствовала своего лица, не контролировала мимику, выражение взгляда или губ. Все, что я могла делать в этот момент – просто смотреть и просто видеть. А вторым слоем моего восприятия плясали яркие, обжигающие разум воспоминания об этой палате, об этих брусничных стенах, о Хлое и докторе Роберте Хайсе, о том, что находилось за пределами лазарета, и даже о том, что было за пределами этого космического корабля, который плыл по орбите планеты в самом захолустном секторе космоса.

За спиной Хлои вдруг выросла еще одна фигура. Это был мужчина на полголовы выше брюнетки. Серая форма на натянутом струной теле отливала серебром и создавала ощущение живой статуи. Я не решилась поднять взгляд к его лицу, но точно знала, что его коротких волос уже коснулась седина, а на правой щеке извивался тонкий шрам, поднимающийся к виску и теряющийся в волосах. Мне не хотелось видеть его желтые пронзительные глаза, которые он наверняка прищурил, всматриваясь в меня.

– Как Вас зовут? – спросил Роберт, снова наклонившись ко мне.

Медленно я повернула голову к нему. Во всем этом мракобесии мыслей и осознаний, я словно забыла свое имя. Потому что в моей голове крутились совсем другие имена. Имена тех людей, которые стояли с другой стороны моей парящей над полом койки и изучали каждое мое движение. Они наверняка видели то, что я в себе даже не осознавала.

– Айрин, – осторожно произнесла я и сама удивилась звуку своего голоса. Он был слабый, но не сонный. И что больше всего меня удивило, я не услышала в нем страха. А ведь он должен быть, когда ты находишься в месте, в котором не можешь находиться ни по законам физики, ни согласно здравому смыслу. – Что происходит? – этот вопрос был не однозначным. С одной стороны он мог означать, что я не понимаю, где нахожусь, с другой – не утверждал, что это так.

Доктор слегка улыбнулся, скорее из вежливости и на автомате, но ничего не ответил, снова отведя взгляд.

– Доктор, могу я… – услышала я слова, которые наверняка произнес Алекс Рохас, тот самый мужчина, стоящий поодаль рядом с Хлоей. Я не обернулась к нему. Голос был зычным, глубоким и довольно красивым. Как в классических фильмах про военных. В то же время в нем ощущалась обманчивая бархатистость, способная обмануть кого угодно, но не меня.

– Нет, полковник, не сейчас. Ей нужно время. – Довольно резко оборвал его врач и, снова обернувшись ко мне, продолжил: – Ты понимаешь, где находишься?

Произнесенные мной несколько слов и судорожные попытки осознать происходящее отняли у меня много сил. Перед моими глазами поплыли темные пятна и их появление я приняла с благоговейной радостью. Провалиться снова в забытье было тем, что избавило бы меня от необходимости признавать реальность происходящего.

– Да, это Приор…– прошептала я и отключилась.

Это был самый странный рассвет в моей жизни. Если не смотреть в иллюминатор, то кажется, что под ногами твердая почва, опора. Но стоило выглянуть наружу, как это опора тут же уплывала из-под ног.

Желтый карлик постепенно появлялся из-за контура планеты, на орбите которой мы находились. Из космоса солнечные лучи выглядели иначе, гораздо выразительнее. Мне вспомнились модели Солнца и планет Солнечной системы на уроках астрономии. Преподаватель вращал специальную ручку, и все шарики-планеты вращались вокруг центрального шарика-звезды повторяя движения их реальных аналогов, смену дня и ночи и времен года.

Но открывшаяся мне из иллюминатора картина отличалась тем, что у этой звезды была лишь одна планета. Она находилась, что называется, в «зоне жизни»: на достаточном расстоянии от Светила, чтобы на ней эта самая жизнь могла существовать.

Одинокой Ньюли 7.25 – именно такое название носила планета, – соседствовало лишь кольцо астероидов, очень массивное и плотное. Осколками чего они были, никто не знал… никто, кроме меня. Так можно было простоять целую вечность, любуясь неземной в буквальном смысле красотой.

– Вы готовы продолжить, Айрин? – раздался из-за спины знакомый голос.

Я обернулась. Ко мне приближалась мужская фигура, которая казалась мне еще выше и массивнее, чем в нашу первую встречу в медицинском отсеке. Рохас подошел ближе, остановился напротив меня, сложив руки на пояснице. Наклонив голову, он с привычным прищуром заглянул мне в глаза, требуя ответа, от которого, по сути, ничего не зависело.

– Готова, Полковник! – я кивнула и развернулась, чтобы проследовать к выходу из этого отсека.

– Подождите, – вдруг остановил меня Алекс, дотронувшись до моего плеча. – То, что Вы рассказали… разве такое возможно?

Я вздрогнула от этого неожиданного прикосновения, но скорее мысленно. Задержавшись на секунду с ответом, я бросила короткий взгляд на космос, словно прощалась с ним.

– А разве то, что я вижу сейчас, может быть реальным? – Я указала на пространство за пределами корабля. – «Разве такое возможно?» спросил бы Ваш пра-пра-пра-дедушка оказавшись здесь. – Отвечая на его вопрошающий взгляд, я продолжила: – Фантастикой кажется лишь то, что мы пока не изобрели.

Он кивнул. Лицо его оставалось бесстрастным, взгляд прямым. Пропустив меня вперед и, вышел за мной следом.

Пока мы с Алексом Рохасом в молчании преодолевали коридоры четырехкилометрового корабля, я думала о том, что уже сказала и о том, чего сказать не могла. Мимо меня проплывали стены, опутанные проводами, дисплеями, узлами коммуникаций и датчиками. Корабль все еще спал и людям не оставалось ничего, кроме как использовать свое оборудование, чтобы хоть как-то с ним взаимодействовать. Но эта паутина кабелей и устройств создавала впечатление сети, в которую поймали Приор.