Айбала. История повитухи

– Где она? – спросил Джавад, отодвинув тарелку с дымящимся хинкалом, которую угодливо поставила перед ним жена.

Это был по-настоящему тревожный знак: Джавад никогда не отказывался от обеда, тем более проработав несколько часов на холоде.

– Снимает белье на веранде, – неохотно ответила Шуше.

– Позови ее. Сейчас позови, слышишь, да?

– Я за ней схожу, – сказала Айбала.

Внутренняя лестница – темная, крутая, со скрипучими деревянными ступеньками – вела на вытянутую вдоль всего дома, застекленную и утепленную веранду, выходившую окнами на ущелье. Из окон открывался панорамный вид на окрестные горы. Через люк в потолке можно было попасть на плоскую крышу, откуда вид был еще более захватывающим.

На веранде в холодное время года собирали за длинными столами гостей по семейным праздникам. Здесь всегда было много естественного света, поэтому Айбала и ее сестры, когда учились в школе, делали домашние задания за одним из столов у окна.

На веревках, растянутых под потолком, сушили белье, которое приносили в плетеных корзинах из прачечной, примыкавшей к кухне. Айбала и Меседу стирали по очереди. Стирка постельного белья считалась самой тяжелой домашней работой. Сначала надо было натаскать воды из родника, вскипятить полный бак, замочить белье в большом корыте, отстирать один раз, снова замочить, отстирать второй раз, прополоскать в холодной воде, отжать и развесить сушиться, а потом снять с веревок и выгладить чугунным утюгом, нагретым на плите.

Меседу сердито посмотрела на Айбалу через плечо и отвернулась. Сняла последнюю простыню, аккуратно свернула ее и положила в бельевую корзину.

– Если ты пришла помочь, я уже управилась, – сухо сказала она.

– Отец тебя зовет.

Спина Меседу напряглась.

– Мама ему сказала?

– Нет. Я.

– Ты? – Меседу развернулась и удивленно взглянула на Айбалу. – Зачем?

– Отец в любом случае бы узнал. Какая разница, кто скажет?

– Большая! Мама нашла бы правильные слова и смогла бы его убедить. Зачем ты вмешалась?

– Затем, что я твоя старшая сестра. И если ты не слушаешь меня, то отца обязана послушать.

Когда Айбала вслед за Меседу спустилась в кухню, родителей там уже не было. Их голоса раздавались из гостевой комнаты. На столе стояла миска с остывшим хинкалом, к которому отец так и не притронулся. Меседу прошла мимо Айбалы словно чужая. Помедлила, вошла в гостевую комнату и плотно закрыла за собой дверь.

Айбала не пошла за ней. Она привыкла поддерживать сестру, но сейчас не могла. Их разделило непонимание – впервые с того дня, как пятилетняя Айбала, встав на цыпочки, заглянула в люльку, где лежала новорожденная Меседу. И сейчас Айбала задала себе вопрос, не было ли ее сегодняшнее поведение, которое Меседу наверняка сочла предательством, проявлением невольной зависти: младшую сестру вопреки традиции выдают вперед старшей, а к ней, Айбале, так никто и не посватался. Не важно, что жених Меседу Айбале совсем не нравился – ее мог возмутить сам факт подобной несправедливости. Она всегда была честна с собой, даже если порой это давалось нелегко, и сейчас так же честно ответила: нет, она не завидует сестре. Она хочет уберечь ее от опрометчивого шага.

Айбала надеялась, что вместо нее это сделает отец. Он всегда принимал правильные решения. Мама никогда ему не перечила, зная, что это бесполезно; она могла лишь попробовать его переубедить, но умела вовремя отступить, зная крутой нрав мужа. Хотя за все годы брака Джавад ни разу не поднял на Шуше руку, она предпочитала не испытывать судьбу и сразу шла на попятный, едва брови Джавада сходились на переносице.

Меседу не выходила из гостевой комнаты очень долго. Айбала успела перемыть посуду, замочить нут для бозбаша[21], вытряхнуть половики и подмести полы. Попыталась поесть остывшего хинкала, но кусок не шел ей в горло; она напряженно вслушивалась, но кроме тихих голосов, ничего не могла разобрать.

Наконец, когда за окнами уже начало темнеть, дверь открылась и Меседу, не глядя на Айбалу, быстро прошла на женскую половину.

Айбала испытала одновременно жалость к сестре и облегчение, что беду удалось предотвратить. Следом вышел отец. Его лицо было уставшим и странно задумчивым. Шуше не показывалась.

Айбала решила, что мама слишком огорчена расстроившейся помолвкой; ей предстояло сообщить сестре Сайдуллы-хазрата, что их договоренность отменяется.

Отмена помолвки была крайне неприятным делом. Мало того, что семья незадачливого жениха затаивала обиду на семью невесты – девушку могли больше никогда не засватать, зная, что ее родственники могут ни с того ни с сего передумать.

Лучше уж так, подумала Айбала, чем ломать Меседу судьбу.

– Я согласился на брак Меседу с Садуллой-хазратом, – сказал Джавад.

Айбала закрыла глаза. Надежда оборвалась и камнем упала вниз, как обрывалась и падала уже множество раз. Она не понимала, как отец мог поддаться на женские уговоры, как мог им уступить? Даже если матери удалось найти убедительные слова, здравый смысл и твердый характер Джавада были сильнее любых слов. Он должен был настоять на своем, почему же не настоял?..

Айбала знала, что не задаст отцу ни одного из этих вопросов. Она молча надела накидку и чувяки, собираясь вынести помои. Физическая работа лучше всего помогала справляться с тягостными мыслями.

– Постой.

Айбала повернулась к отцу. Он смотрел на нее растерянно, словно не меньше ее удивлялся своему решению.

Айбала сняла накидку и вернулась к столу. Села на скамью, сложив руки на коленях и опустив глаза, чтобы отец не мог видеть, насколько она расстроена. Но Джавад умел читать не только по лицу Айбалы, но и по позе, которую она принимала, когда хотела скрыть свои чувства, поэтому сказал:

– Я поговорил с Меседу и убедился в серьезности ее намерения. Я спрашивал ее снова и снова, и каждый раз она отвечала, что хочет этого брака. Как после такого я мог препятствовать?

– Так же, как отец Мадины помешал ее свадьбе с Фархадом, – тихо ответила Айбала. – Ее засватали, пока отец был в отъезде, но когда он вернулся…

– Фархад – нечестивец! – сердито воскликнул Джавад. – Он жил с женщиной, не вступив с ней в брак, когда учился в Цурибе. Хуршид правильно сделал, что не отдал за него Мадину. Как ты можешь сравнивать? Садулла-хазрат – праведный человек. Я не выдал бы за него дочь против ее воли, но не понимаю, почему должен отказаться от высокой чести, которую Садулла-хазрат оказывает нашей семье, если Меседу так хочет.

– Он не только праведный человек, но и самый влиятельный в ауле. Ты поэтому…

– Не вмешивайся не в свое дело! Будешь говорить, когда тебя саму засватают. А сейчас иди и помоги сестре готовиться к свадьбе. Она сказала, что еще не все приданое успела приготовить. Если у тебя есть время на споры с отцом, то и на доброе дело время найдется.

Сказав так, Джавад вышел с кухни, посасывая кончик уса, как делал всегда, когда злился. Айбала вынесла помои, а когда вернулась, ее встретила Шуше. Она как следует отругала дочь за самовольство, непочтительность и зависть к сестре и повторила то, что сказал Джавад: Айбала должна помочь Меседу с приданым, негоже той входить в дом Садуллы-хазрата с одним сундуком.

Когда после вечерней молитвы Айбала легла на топчан, Меседу повернулась к ней спиной, придвинулась к самой стене и ничего не ответила на пожелание спокойной ночи.

Айбала долго не могла уснуть. Она перебирала в уме несправедливые слова матери, вспоминала рассерженное лицо отца и его резкий тон, но больше всего ее расстраивала размолвка с Меседу. Прежде они никогда не ссорились и, несмотря на разницу в возрасте, были близки, еще больше сблизившись после того, как их сестры покинули дом.

В конце концов Айбала решила, что, если ничего изменить нельзя, она сделает то, что велели ей родители. Меседу не очень умела шить, а у Айбалы и швы выходили аккуратными, и раскраивала она правильно, экономя ткань. Она сошьет сестре несколько нарядных платьев, чтобы та не чувствовала себя ущербной рядом со старшими женами муллы.

21

Бозбаш – суп из баранины, нута и овощей.