Страница 21 из 25
Постоянного террора еще не было.
Периодически расправлялись с отдельными лицами, которых считали опасными.
Серьезному же преследованию и расстрелу подвергались лишь те, коих заподазривали в причастности к Добровольческой армии.
До Харькова я добрался благополучно.
Там я сначала поместился в гостинице, но затем, благодаря рекомендации X., я отлично устроился в богатом доме одной старушки, германской подданной.
Нельзя обойти молчанием, что при бывших в Харькове грабежах и уплотнениях квартир распоряжением большевиков, хотя этот дом был полной чашей, в него ни разу не заглянул ни один большевик.
Как мне передавали, в период первого владычества большевиков в Харькове замечалось их крайне внимательное отношение вообще ко всем германским подданным. Хотя не трогали и швейцарских граждан, но отношение к ним все же не было таким предупредительным, как к германским подданным.
Своих детей (дочь 15 лет и сына 14 лет) я отыскал в Харькове. Устроились они в одном очень милом швейцарском семействе.
Про свою же жену, выехавшую на лошадях из Новочеркасска 10/23 февраля вместе с генералом Ванновским43, никаких сведений я не имел.
Она предполагала на лошадях доехать до одной из станций железной дороги Царицын—Тихорецкая и оттуда, через Царицын, пробраться в Москву, чтобы постараться ликвидировать имущество нашей квартиры и спасти свои драгоценности, бывшие в банке.
Испытав на себе все прелести путешествия на лошадях из района, занятого Добровольческой армией, я решил, что моя жена погибла.
Но через 2—3 дня после моего приезда в Харьков одной нашей знакомой, княгиней Голицыной, было получено из Москвы письмо от моей жены. Я успокоился и решил, что в ближайшем будущем она сумеет как-нибудь пробраться из Москвы в Харьков на соединение с детьми.
С января 1918 года я чувствовал себя отрезанным от мира и, в сущности говоря, ничего не знал о том, что происходит вне района, в котором я находился. Будучи в районе Добровольческой армии, окруженной большевиками со всех сторон, а затем оторвавшись от армии и попав в Царицын, я питался лишь слухами, и ничего верного до меня не доходило.
Приехав в Харьков, я, через бывшего члена Государственного совета Н.Ф. Дитмара, связался с группой углепромышленников, которая субсидировала тайную офицерскую организацию.
На квартире одного из членов этой группы я познакомился с полковником, стоявшим во главе Харьковской военной организации, и с командиром офицерского батальона.
В распоряжении Харьковской военной организации имелось три тысячи винтовок с достаточным количеством патронов и около двадцати пулеметов. Была надежда, в случае восстания, получить четырехорудийную батарею; личный состав для батареи был подготовлен.
В батальоне, который, по словам полковника, стоявшего во главе организации, можно было бы собрать в любой момент, числилось около тысячи человек. Кроме того, в списке офицеров, живших в Харькове, числилось около двух тысяч человек. Эти последние не были помещены в существующую организацию. Каждый из офицеров батальона должен был, в случае необходимости, привести 2—3 офицеров, значившихся в списке и лично ему известных.
Такие же организации, но в меньших размерах, существовали в других городах Харьковской и Полтавской губерний.
Познакомившись с организацией дела в Харькове, я преподал некоторые организационные советы руководителям ее и затем указал, что никакие преждевременные выступления недопустимы. Необходимо выждать, пока окажется возможным иметь связь с генералами Корниловым и Алексеевым44, и свои действия строго согласовать с указаниями, которые будут получены. При этом сказал, как свое личное мнение, что считаю наиболее правильным, чтобы все офицеры, которые это могут сделать, направлялись на усиление Добровольческой армии. На местах же могут оставаться лишь те, кои, вследствие семейных или других причин, в армию ехать не в состоянии. Эта группа офицеров может взяться за оружие лишь при подходе Добровольческой армии, дабы преждевременным выступлением не губить дела и не подвергать напрасно террору тех, которые сидят на месте.
В двадцатых числах марта меня в Харькове разыскал моряк, лейтенант Масленников45, который служил для связи между генералами Корниловым и Алексеевым и Московским Национальным центром46, в состав которого вошли представители всех антибольшевистских кругов от правых до социалистов включительно.
Этот центр, конечно, вел работу конспиративно; хотя, по-видимому, про его существование большевикам было известно, но они, по указке ли немцев, или по своим соображениям, пока его не трогали и на его деятельность смотрели сквозь пальцы.
Масленников рассказал мне, что в Москве назревает восстание, что различные организации объединились и что руководители убеждены в полном успехе. Но что в Москве нет никого из авторитетных военных, кто мог бы руководить военной стороной дела; что членов Московского Национального центра особенно беспокоит вопрос о том, кому можно поручить направление деятельности военных организаций; особенно важно, чтобы после намеченного переворота было лицо, которое твердо и правильно поставило бы дело и прибрало к рукам все разнообразные военные организации. Что он командирован в Харьков специально ко мне, чтобы, от имени Национального центра, предложить мне немедленно прибыть в Москву и принять руководство военной стороной дела.
Я его спросил, насколько справедливы слухи о том, что Московский Национальный центр раскололся; что часть членов приняла немецкую ориентацию, считая, что спасение от большевиков возможно лишь при соглашении с немцами; что другая часть членов остается верной союзу с Францией и Англией и не допускает мысли идти по пути соглашения с Германией.
Масленников, как мне показалось, несколько смазывал свои ответы.
Он подтвердил, что действительно вопрос ориентации возник, но раскола не произошло; что группа, считающая возможным договориться с немцами, предварительно считает необходимым определенно и ясно поставить вопрос о помощи от англичан и французов, что только при отказе их оказать действительную поддержку они считают возможным начать переговоры с немцами, которые действительно предлагают с ними договориться.
На мой вопрос, кем же он ко мне прислан, он ответил, что А.В. Кривошеиным47 и Вл.И. Гурко48.
– Есть ли у вас какое-либо письмо ко мне или что-либо иное в письменной форме, что подтвердило бы мне, что вы действительно присланы ко мне указанными лицами?
– Нет, у меня ничего нет; мне поручено это передать вам на словах. Вы меня знаете, и мы считали, что у вас не будет никаких сомнений.
– Можете ли вы мне подробно рассказать про существующие в Москве военные организации? Что они из себя представляют по составу, численности, спайке и по обеспеченности военными припасами на период выступления?
– Нет, я этого не знаю.
После этого я сказал Масленникову, что согласием на подобное предложение ответить трудно. Что все это представляется мне довольно легкомысленным. Что ехать в Москву с тем, чтобы сейчас же быть повешенным на фонарном столбе, мне не хочется. Что если мне это суждено, то оно в свое время и случится, но ускорять ход событий я не намерен.
– Передайте А.В. Кривошеину и Вл.И. Гурко, что если они действительно хотят моего приезда, то пусть мне об этом напишут и пришлют вас и какого-нибудь генерала, стоящего во главе одной из наиболее крупных организаций, чтобы он мог дать мне исчерпывающие ответы на все мои вопросы. А на предложение, делаемое в той форме, как делаете вы, я отвечаю определенным отказом.
43
Ванновский Глеб Михайлович, р. в 1862 г. Из дворян. Окончил Пажеский корпус (1882) и академию Генштаба (1891). Генерал-лейтенант, командующий 1-й армией. Участник выступления ген. Корнилова в августа 1917 г.. Быховец. С конца 1917-го по февраль 1918 г. в Добровольческой армии.
44
Алексеев Михаил Васильевич, р. в 1857 г., сын солдата сверхсрочной службы. Окончил Тверскую гимназию, Московское пехотное юнкерское училище (1876), академию Генштаба (1890). Генерал от инфантерии. С 1 апреля 1917 г. Верховный главнокомандующий, с 30 августа до 11 сентября 1917 г. начальник штаба при главковерхе А.Ф. Керенском. Основоположник Добровольческой армии; с декабря 1917 член триумвирата «Донского гражданского совета», с 18 августа 1918 г. верховный руководитель Добровольческой армии. Умер 25 сентября 1918 г. в Екатеринодаре.
45
Масленников Сергей Александрович, р. в 1891 г. Окончил Морской корпус (1914). Лейтенант. В 1918 г. был арестован и, по-видимому, расстрелян.
46
Национальный центр был образован в мае—июне 1918 г. как объединение российских политических деятелей несоциалистической ориентации, ориентирующихся на союзников России по мировой войне – страны Антанты. Непосредственной причиной его создания был выход ряда видных членов кадетской партии из состава Правого центра и Совета общественных деятелей – организаций, принявших прогерманскую ориентацию, в то время как Союз возрождения, придерживавшийся союзнической ориентации, состоял в основном из эсеров и иных левых элементов. До своего ареста в начале 1919 г. председателем Национального центра был Д.Н. Шипов, затем – Н.Н. Щепкин. Видную роль в центре играли Н.И. Астров, С.А. Котляревский, П.Б. Струве, М.М. Федоров, Н.К. Кольцов, князь С.Е. Трубецкой, М.С. Фельдштейн, В.Н. Челищев, В.Н. Муравьев, А.Г. Хрущев, О.П. Герасимов и др. Национальный центр теснейшим образом был связан с Добровольческой армией, ряд его деятелей входили в состав Особого совещания при главнокомандующем ВСЮР.
47
Кривошеин Александр Васильевич, р. в 1858 г. Сын подполковника. Окончил гимназию в Варшаве и Санкт-Петербургский университет. Главноуправляющий землеустройством и земледелием. В 1917—1918 гг. председатель Союза земельных собственников, один из руководителей Правого центра. В 1920 г. в Крыму возглавлял правительство при главнокомандующем Русской армией бароне П.Н. Врангеле. В эмиграции во Франции. Умер в 1923 г.
48
Воспоминания В.И. Гурко публикуются ниже.