Страница 16 из 25
Но весьма понятно, что в создавшихся условиях работа министерства не была и не могла быть продуктивной.
В самом начале своей деятельности на боевом посту министра внутренних дел Кистяковский все свои усилия употреблял на привлечение к практической, созидательной деятельности местных национальных украинских деятелей. Но, к сожалению, на этом пути он потерпел почти полную неудачу, ибо все это были в большинстве своем люди, привыкшие к беспочвенной оппозиции и они, за весьма редкими исключениями, оказались неспособными к простой, деловой работе. Как я уже выше упоминал, особенно трудно было наладить аппарат местной власти: с фатальной неизбежностью приходилось возвращать к власти и вербовать для кадров новой власти людей опыта старого времени, которые были к тому же настроены очень озлобленно всеми предыдущими событиями. И люди начинали действовать по-старому, забывая, что изменилась не только обстановка, в которой приходилось работать, но и, самое главное, обывательская психика. Не будучи вовсе реакционером, И.А. Кистяковский быстро создал себе репутацию крайнего реакционера, чем восстановил против себя как русские либеральные элементы, так и украинских националистов. И причина здесь лежала не в существе дела, а в крайней распущенности языка и резкости слов, которыми И.А. Кистяковский кстати и некстати, т. е. без всякой к тому нужды, раздражал имевших с ним дело лиц и целые общественные группы. (Для примера можно привести такой эпизод. После речи Кистяковского в Одессе ему кто-то сказал: «Что же, это возврат к временам Плеве?» – «Передо мной и Плеве, и Сипягин скоро окажутся мальчишками», – не моргнув глазом, ответил Кистяковский. – Н. М.)
Справедливость требует сказать, что словесные злоупотребления были в моде в этот период и их позволяли себе деятели весьма почтенные и уважаемые.
Большой заслугой Кистяковского была прямая, открытая борьба, объявленная им большевикам, причем он храбро брал на себя весь odium за прямые и откровенные средства этой борьбы. Несчастье заключалось в том, что он не умел отфильтровывать чистый большевизм, не сумел создать условия, при которых за ним пошли бы для этой борьбы левые, небольшевистские фракции и партии оппозиции.
Но легко ставить это в вину и во сколько раз труднее практическая работа в данном направлении при условии, о котором я упоминал уже и выше, а именно: теоретики демократии, больше следившие за чистотой своих партийных формул, чем за кричащими, неотложными потребностями дня, а иногда и минуты, левые группы, к сожалению, не могли создать ничего положительного ни в сфере устройства практической жизни – для этого достаточно посмотреть на результаты практической деятельности Киевского и Одесского городских управлений, бывших почти целиком в руках левых дум, ни тем более в сфере организации трудной борьбы с большевизмом. Большевики, не связанные, в сущности, ничем, даже собственными формулами и обещаниями, и действовавшие с грубой, циничной откровенностью, легко брали верх над всякими социал-демократами и социалистами-революционерами.
Их взаимоотношения напоминали больше всего известную сказку Салтыкова-Щедрина «Карась-идеалист». Дело кончалось неизменно по одному, хорошо заранее известному трафарету:
все и вся попадало в щучье хайло.
Повторяю, И.А. Кистяковский, оставаясь на немецкой формуле «самостийной Украины», вел совершенно добросовестно борьбу с большевизмом, как интернациональным, возглавляемым Кремлем, так и с большевизмом национальным, возглавляемым Петлюрой и его революционным штабом. Первый, международный большевизм имел своим представителем в Киеве Г.X. Раковского, стоявшего во главе мирной делегации и занятого совсем не мирными делами. На наиболее вредных деятелей из этой группы и были направлены удары Кистяковского.
Если я говорю о большевизме национальном, то здесь нужна некоторая оговорка. Среди национального союза были настоящие большевики-украинцы, и от них первым был украинский писатель, талантливый и страстного темперамента агитатор В.К. Винниченко. С.В. Петлюра хотя и не был большевиком, но работа его агентов по подготовке восстания против гетманской власти равносильна была отдаче Украины во власть большевиков, что и подтвердили блестяще события ближайших месяцев.
Препятствием, ставшим на пути гетманской власти, в этой борьбе ее с большевиками, стали немцы. Это необходимо особенно подчеркнуть, ибо украинская эпопея была лишь частностью общей картины. Немцы импортировали большевиков в Россию, поддерживали их в течение 1918 года всюду: в Москве, Киеве, Одессе – безразлично. Вспомним, как снисходительно отнеслись немцы к убийству графа Мирбаха в Москве. Немецкий посол на Украине фон Мумм очень нервничал, видя, сколь мало реагировала центральная власть на убийство Мирбаха.
В распоряжении украинского Министерства внутренних дел были материалы, содержавшие неопровержимые доказательства, показывавшие, что члены большевистской мирной делегации ведут усиленную пропаганду большевизма на Украине, не жалеют миллионов «керенок» на организацию железнодорожной забастовки и на организацию вооруженного восстания. В начале октября 1918 года И.А. Кистяковский докладывал Совету министров, что немцы препятствуют ему арестовать известных своей преступной деятельностью опасных большевиков и требуют освобождения других (в архиве Госуд. Канцелярии должен был сохраниться документ – проект заявления Совета министров немецкому главному командованию, написанный мною в самом заседании Совета. И.А. Кистяковский предпочел вести устные переговоры. – Н. М.). И.А. Кистяковский тогда же сделал заявление, что в создавшихся условиях он слагает с себя ответственность за безопасность и спокойствие Киева.
В то же время немцы потребовали освобождения арестованного Петлюры. У меня имеются точные доказательства, что С.В. Петлюра был освобожден гетманом Скоропадским по настойчивому требованию немцев. У меня имеется письмо ко мне П.П. Скоропадского, где на прямой вопрос мой об этом (по поводу письма, опубликованного С.К. Моркотуном в «Cause Commune» осенью 1919 года) П.П. Скоропадский ответил, что он вынужден был освободить Петлюру по настоянию немцев, угрожавших в противном случае освободить его силой.
Есть данные о деятельности С.В. Петлюры еще в качестве председателя земской управы, когда в огромном здании земской управы на Владимирской улице открыто съезжался и работал по организации антигетманской пропаганды весь штаб украинских социалистов-революционеров, штаб будущего восстания Петлюры.
В письмах ко мне П.П. Скоропадский сетует на то, что полиция не могла дать ему в руки материала, достаточно уличающего Петлюру.
Я же весьма склонен думать, что, останься на посту министра юстиции А.А. Романов, материала для обвинения С.В. Петлюры нашлось бы достаточно, даже несмотря на защиту его немцами.
Мне представляется, что вся политика немцев на Украине сводилась к тому, чтобы поддерживать в стране состояние неустойчивого равновесия, для того чтобы в любой момент чашка весов, на которую немцы положили бы гирю своего влияния, могла накренить весы истории туда, куда, по тем или иным соображениям, это желательно было бы немцам. Достаточно в этом смысле обратить внимание на следующую оригинальную, чтобы не сказать более, комбинацию: немцы не только поддерживали материально, но и помогали формированию офицерских отрядов, так называемой Южной армии32, и в то же время немецкие офицеры-инструкторы находились в большевистских отрядах, дравшихся против офицеров русской армии.
Немцы как бы сознательно поставили себе цель – уничтожение русского офицерства, и взятие Киева большевиками в 1918 году имело непосредственным результатом избиение русского офицерства. Невольно задаешь себе вопрос: не мозг ли немецкого штаба руководит рукой большевиков в русско-украинской войне начала 1918 года?
Необходимо еще напомнить, что те же немцы постоянно и намеренно путали карты при переговорах Украины с Крымом, чтобы и здесь, как-нибудь невзначай, не было достигнуто какого-нибудь соглашения. Divide et impera было их лозунгом. А русские Украины и Крыма, серьезно вообразив себя двумя государствами, вели таможенную войну между собой, будто кому-то было полезно, чтобы в Крыму гнили продукты, когда в Киеве на них стояли безумные цены. Позорная страница!
32
Южная армия формировалась летом 1918 г. в Киеве союзом «Наша Родина» (герц. Г. Лейхтенбергский и М.Е. Акацатов), имела монархическую и прогерманскую ориентацию. В июле 1918 г. при союзе в Киеве было образовано бюро (штаб) армии, которым руководили полковники Чеснаков и Вилямовский, имевшее целью вербовку добровольцев и отправку их в Богучарский и Новохоперский уезды Воронежской губ., где формировалась 1-я дивизия ген.-майора В.В. Семенова. Начальником штаба армии был приглашен ген.майор К.К. Шильдбах, начальником контрразведки армии в Киеве в августе 1918 г. был будущий создатель Русской Западной армии подполк. П.Р. Бермондт (кн. Авалов). В августе началось формирование 2-й дивизии ген.-лейт. Г.Г. Джонсона в Миллерове и штаба корпуса. В течение трех месяцев по всей Украине было открыто 25 вербовочных бюро, через которые отправлено в армию около 16 тысяч добровольцев, 30% которых составляли офицеры, и около 4 тысяч в Добровольческую армию через донского атамана П.Н. Краснова. В Пскове вербовочное бюро армии возглавлял подполк. Бучинский. В конце августа были сформированы эскадрон 1-го конного полка (полк. Якобсон) в Черткове и пехотный батальон в Богучаре. В штаб армии начали поступать предложения от целых офицерских составов кавалерийских и пехотных полков, сохранивших свои знамена и штандарты, вступить в армию при условии сохранения их частей.
Идею создания армии активно поддерживал гетман П.П. Скоропадский. Именно он передал в армию кадры 4-й пехотной дивизии (13-й Белозерский и 14-й Олонецкий полки), из которых планировалось еще весной создать Отдельную Крымскую бригаду украинской армии. Кроме того, Южной армии были переданы кадры 19-й и 20-й пехотных дивизий, почти не использованные в гетманской армии. Именно они послужили основой для 1-й и 2-й дивизий Южной армии. Немецкое командование, видя в Добровольческой армии силу себе враждебную, препятствовало поступлению в нее добровольцев, поощряя, напротив, комплектование Южной армии, в результате чего многие офицеры были дезориентированы и в итоге не попали ни в одну из них.
Предполагалось, что Южная армия будет действовать вместе с Донской, и П.Н. Краснов требовал перевода этих формирований в Кантемировку. 30 сентября 1918 г. донской атаман издал приказ о формировании Особой Южной армии из трех корпусов: Воронежского (бывшая Южная армия), Астраханского (бывшая Астраханская армия) и Саратовского (бывшая Русская народная армия) во главе с ген. Н.И. Ивановым (нач. штаба ген. Залесский). Осенью 1918 г. она насчитывала более 20 тыс. чел., из которых на фронте находилось около 3 тыс. бойцов. После перевода частей Южной армии в район Черткова и Кантемировки обнаружилось, что их насчитывается едва 2 тыс. чел., в т. ч. не более половины боеспособных. К октябрю боевой элемент Южной армии исчислялся всего 3,5 тыс. чел. К концу октября, после четырех месяцев формирования, армия насчитывала едва 9 тыс. шт. Она (теперь под названием «Воронежский корпус»; ген.-лейт. кн. Н.П. Вадбольский) была передана Северо-Восточному фронту Донской армии, и 7 ноября 1918 г. ген. Семенов со своей дивизией выступил на фронт. Однако в ноябре при 3 тыс. шт. на фронте армия имела в тылу более 40 штабов, управлений и учреждений и в ней числилось около 20 тыс. чел. Части армии, действовавшие на воронежском направлении, понесли большие потери. В февраля—марте 1919 г. они были переформированы и вошли в состав 6-й пехотной дивизии ВСЮР.