Грешник. Навеки моя

Рамиль даже сейчас отвечает на отвали. Складывается такое впечатление, что он просто устал от нас. От меня, от Саши.

Воспитательница ждет меня в своем кабинете. Там же и заведующая. Сверлят меня ненавидящим взглядом. Смотрят так, будто я их всех родных и любимых убила.

Сашка подбегает ко мне, обнимает колени. Глаза у него красные, заплаканные. И лицо почему-то алое. Не поняла… Они что, моего сына ударили?

Умом понимаю, если Саша толкнул ту девчонку… Я прекрасно могу понять, что чувствует та мать. Но… Ведь я уверена: мой сын никогда не обидит девчонку.

– Мам! Я никого не толкал! – восклицает сын твердым голосом. Злится, топает ногой. – Не толкал я никого! Честное слово! Поверь мне, – последнее добавляет еле слышно.

И я ему верю. Ни капли не сомневаюсь в его словах, честности.

Доносится стук в дверь, и в помещение заходит Рамиль. Снова уставший, но в этот раз не в рабочем костюме, а в джинсах и черной рубашке. Волосы расстрепанные.

– Добрый день, – здоровается он. Несколько пар глаз смотрят на него, не отрываясь. В том числе и я.

– Мне повторить снова, что вытворил ваш сын? Или ваша жена уже сообщила? – выгибает бровь воспитательница. – Пятилетняя девчонка попала в больницу из-за вашего негодяя. Вы его очень плохо воспитали, Рамиль Александрович, – это предложение стало последней каплей. Крыша окончательно съезжает прочь. Не позволю так унижать нас или же моего сына.

Да и вообще… Откуда у них такое право так разговаривать с нами?!

– Что за ерунду вы несете? Мой сын никогда так не поступит. И не поступил. Что бы вы там ни ворчали, я своему ребенку полностью доверяю! – повышаю голос и потихоньку перехожу на крик.

Почти три года Саша в этом детском саду, и всего один раз из-за него мне звонили. И то только потому, что он упал и разбил колено. Плакал. Но чтобы жаловаться… Никогда!

– Лер, – Рамиль сжимает мой локоть, а Саша смотрит снизу вверх распахнутыми глазами. – Ты чего? Не кричи.

– Не кричать? Рамиль, Саша говорит, что ничего подобного не делал! Ты на его лицо посмотри! Эти… – киваю на женщин, которые еще и недовольно ворчат между собой. – Они его били!

Опускаюсь на корточки и рассматриваю щеку Саши. Там действительно есть отпечатки пальцев. И бил его не ребенок, а взрослый человек.

– Кто тебя так? – следом за мной опускается на корточки муж. Саша молчит, поджимает губы. В его глазах стоят слезы, готовые брызнуть наружу. – Они?

Ребенок отрицательно качает головой.

– Не бойся, родной. Скажи, кто?

– Не они, – проговаривает сын. – Еще одна рядом с ними была. Я… Не знаю ее.

– За своего сына вы так заступаетесь… А как же та девочка?

– Я вам не верю, – пытаюсь не закипать, но получается, честно говоря, хреново. В последнее время я затрудняюсь контролировать свои эмоции. – Тут нет камер наблюдения? Есть же. На каждом углу. Покажите мне, где сын толкал кого-то. Ну… Я жду. Жду я! – говорю настолько твердо, что женщины переминаются с ноги на ногу. Переглядываются. – Рамиль, с охранником поговори. Или кто там у них сидит и за камерами следит? Займись, пожалуйста. А сына я забираю. Больше его в этой клинике не оставлю, где не воспитатели, а психи какие-то работают. Вы же понимаете, что я могу вас засудить? За это, – указываю на лицо сына. – И за клевету.

Воспитательница открывает рот, чтобы что-то сказать, но Рамиль опережает ее.

– В какую больницу увезли ребенка? – спрашивает ледяным тоном. – А насчет камер… Я обязательно займусь этим вопросом. Вылетите отсюда сразу же, если увижу подвох. Ах да, негодяем своих называйте. Мужа своего, например, – косится на заведующую. – Мой сын вполне воспитанный, а не как вы… – кривится Рамиль. – Адрес! Больницы! Немедленно!

Глава 4

Откуда эти две курицы набрались смелости, я понятия не имею. И где были в то время, когда дети, по их словам, спорили? Они должны были за ними присматривать. Обязаны! А не кидаться на ребенка…

Рамиль звонит кому-то, и буквально в течение десяти минут в детском саду появляются его люди. Воспитательнице будто все равно, что с ней произойдет. Явно за ее спиной стоит какой-то крутой папаша. Но и мы это дело так не оставим. Никто! Никто не имеет права бить моего ребенка!

– Ты видел их наглость, Рамиль? Почему остановил меня? Я тех сучек придушить готова! – выговариваю сквозь зубы, сжимая ладошку Саши.

– Сам займусь, Лер. Ты думаешь, мне приятно, что они с ребенком так? – кивает на все еще перепуганного Сашку. Трет рукой подбородок, останавливаясь у своего внедорожника. – Садитесь сюда. В больницу поедем. Костя твою машину заберет.

Спорить нет ни сил, ни желания. Прежде чем усадить Сашку, я опускаюсь перед ним на корточки, заглядываю в глаза, которые он сразу же опускает.

– Эй, ты чего? – взяв сына за подбородок, поднимаю голову. – Саш, папа их накажет. Ты даже не сомневайся. Но я хочу знать правду, родной. Расскажешь?

– Простите, – он шмыгает носом, и в моем горле ком застревает. Прижимаю к себе сына, целую в шею. Вдыхаю исходящий от него запах глубоко в легкие. Родной мой. Любимый. – Мам, я не хотела, чтобы вы из-за меня ссорились с ними, – малыш кивает на вход и слегка отстраняется.

– Ты сначала улыбнись, мужик, – Рамиль тоже опускается рядом, щелкает сына по носу. – Мужчины не плачут. Забыл? А теперь гордо поднимаешь голову и рассказываешь все по порядку.

– Мы с Таней по лестнице спускались, – начинает он, очередной раз шмыгая носом. – А потом женщина какая-то… Она мимо проходила. Задела Таню, и она упала вниз. Но были мы на последней ступеньке, мам, а не на самом верху, как они сказали. Честно, мама. Я не вру, пап, – смотрит на Рамиль с мольбой. – У Тани из носа кровь пошла, а я сильно испугался. Та женщина обернулась и ударила меня. Я тоже упал, ударился, – он проводит рукой по волосам.

– Черт! – резко поворачиваю его спиной к себе и рассматриваю голову, на затылке которой образовалась шишка. – Черт! Вот же… Твари! – не сдерживаюсь от ругательства, хоть всегда пытаюсь контролировать свои эмоции перед сыном.

С Танюшей они отлично ладят. Постоянно проводят вместе время. С ней Сашка точно никогда не стал бы конфликтовать. Но зачем все это надо тем?! Черт возьми!

Звоню матери Танюши, Майе, и спрашиваю о самочувствии ребенка. Та утверждает, что все хорошо. Благо, человек она понятливый. Да и Сашку прекрасно знает. Прошу ее подождать нас, никуда не уходить.

– В больницу едем, – приобняв сына, Рамиль берет его подмышки. Усаживает на детское сиденье и пристегивает ремень. Я же рядом с Сашей.

Автомобиль мягко трогается с места. Пока я перешептываюсь с ребенком, раздается громкая трель телефонного звонка. Рамиль смотрит на экран, но отвечать не спешит. Следом второй звонок. На этот раз Костя – правая рука мужа.

– Скажи что-нибудь нормальное, – рявкает Чернов, сжав мобильник между ухом и плечом.

Повисает короткая пауза. Рамиль слушает невидимого собеседника, я же ловлю себя на мысли, что сейчас сделала то, чего не делала никогда на протяжении последних пяти лет. Я внимательно рассматривала экран телефона мужа, стараясь увидеть имя звонящего. Совсем не люблю вспоминать прошлое. Рамиль не давал повода за все годы, прожитые вместе. Если не учесть последние две недели, конечно.

– Как это нет? Как вычистили все? Детский сад, твою мать! – рычит. Бьет кулаком в руль, и Сашка вздрагивает. – Кто это мог сделать, Костя? Мне что, семью взаперти держать?

Я нахожусь в напряжении. Хотелось бы, чтобы Рамиль включил громкую связь и я услышала каждое слово Кости. Но умом понимаю: мужики постоянно матерятся. А Сашке не нужно слышать нецензурную лексику и пополнять свой словарный запас неприличными словами.

– Ладно. В больницу едем, – чуть спокойнее произносит муж, но потом снова заводится, выслушав речь собеседника: – Сына мало того, что оклеветали, так еще и били. Я это дело так не оставлю. Поговорю с родителями девчонки, а потом приеду – и обсудим все детали. Тех двух дамочек… Ты знаешь, Костя, что делать нужно. Я тебя учить не собираюсь, – угрожающий тон Рамиля меня пугает. Не помню, когда он в последнее время был так зол.