Страница 40 из 55
Интересно отметить, что в желудках добытых нами у острова Белль трех медведей, по исследованию Григория Петровича, ничего, кроме следов переваренного моха, не оказалось. Желудки были пусты. Это обстоятельство показывает, что медведям нередко приходится поститься и не всегда на обед у них бывает мясное.
Во льдах
Мы уже привыкли к несмолкаемому грохоту льдин о железные, с обозначившимися шпангоутами-ребрами, до блеска обтершиеся борта ледокола и спим крепко. Иногда меня будят особенно сильные, похожие на залп многих орудий, раздающиеся у самой головы удары, и на мгновение кажется — рушится над головой небо и стремглав летишь в преисподнюю. Невольно вскакиваешь с койки, протираешь глаза. Сосед, укрывшись с головой малицей, мирно спит на своей койке. В подвешенное над изголовьем ведро сочится с потолка вода. Под столом и за обивкой каюты корабельные крысы устраивают свой обычный карнавал.
Я быстро прихожу в себя, вижу в иллюминатор: за мутным, покрытым потеками стеклом вплотную проплывает, страшно скрежеща по стальному борту, зеленая, закрывающая свет, светящаяся фосфорически ледяная громада.
Спать больше не хочется, тянет из сырой, полутемной каюты на воздух и свет. Наспех одевшись, прикрыв почерневшую от угольной пыли подушку, выхожу на палубу и поднимаюсь на мостик, где неустанно, ступая мягкими валенками, ходит из угла в угол наш бессменный водитель, капитан Владимир Иванович Воронин.
— Доброе утро.
— Доброе утро, — приветливо собирая морщинки у носа, говорит капитан. — Каково спалось?..
По его лицу мы привыкли угадывать о наших успехах. Сегодня лицо капитана сосредоточенно-сурово.
Густой, почти непроницаемый туман покрывает море и льды. Из седой сливающейся пелены то и дело выныривают под носом идущего малым ходом ледокола и медленно проплывают зеленые и белые льдины. Кажется, ледокол, и льды, и ослепляющий нас туман — все это видение и призрак. И странным показывается спокойный, уверенный голос капитана, приказывающий рулевому:
— Легонько левей!
— Есть легонько левей…
Путь к Земле Вильчека оказался тяжелым. Густой туман и скопившиеся у восточных берегов архипелага тяжелые льды окончательно загородили «Седову» дорогу, и, чтобы пробиться на чистую воду, капитан был вынужден несколько раз изменять курс.
Управление судном, плавающим во льдах, требует большого опыта и неослабного напряжения внимания. Нужна многолетняя практика, чтобы разбираться в многообразных свойствах полярного льда. Труд ледового капитана, плавающего в совершенно необследованных морских пространствах, неизмеримо ответственнее и сложнее привычных обязанностей капитанов кораблей, делающих обычные рейсы. Плавание во льдах требует почти ежеминутных приказаний. Нужно не только безостановочно долбить окружающие ледокол льды. Такое долбление могло бы безнадежно погубить самое крепкое судно. Нужен опытный и зоркий глаз, чтобы в окружающих льдах безошибочно находить наиболее проходимый путь. Только при крайней необходимости, когда нет иного выхода, ледокол приступает к «форсированию» льдов. Чем грузнее судно и сильнее машина, чем прочнее стальной корпус, тем легче справляется оно со льдами. Чтобы разбить преграждающее путь ледяное поле, ледокол должен взять разгон. Закругленный нос ледокола въезжает на лед, и под его тяжестью ломаются и крошатся льдины. Потеряв ход, ледокол отступает, чтобы опять ударить с разбега — теперь в соседнее место. так удар за ударом, как долото в дереве, ледокол медленно пробивает себе во льдах достаточно широкую для прохода дорогу.
Наконец сплошное ледяное поле, преграждавшее путь к более разреженным льдам, пробито, и, содрогаясь от ударов, оставляя на льдинах последнюю краску с бортов, корабль ползет дальше. Капитан в бочке на мачте. Он в овчинном тулупе, с тяжелым биноклем в руках, и сверху привычно слышатся его приказания:
— Лево руля!.. Одерживай... Так держать!..
Такое продолжается недолго. Опять подходят тяжелые льды, поминутно звонит в машину с мостика телеграф: валится от сотрясения и ударов в кают-компании со стола посуда.
В покинутом лагере
Пробиваясь во льдах к Земле Вильчека, мы посетили небольшой островок Аагад, расположенный в юго-восточной части архипелага. Наши путешественники недолго оставались на нем. Закончив сборы и наблюдения (флора и фауна островка оказались очень бедны), они скоро вернулись на судно.
Потеряв всякую надежду пробраться к Земле Вильчека, испробовав все пути, «Седов» направился к острову Альджер, где в свое время зимовала американская экспедиция, снаряженная на средства миллиардера Циглера. Этой экспедийией руководил метеоролог Болдуин. Несмотря на богатое оборудование, экспедиция Болдуина не только не достигла своей цели, но и вообще была самой неудачной из всех экспедиций, зимовавших когда-либо на Земле Франца-Иосифа. Участники экспедиции — американцы и норвежцы — перессорились между собой, и всей экспедиции, оставившей на острове большие склады продовольствия, пришлось спасаться бегством.
Пройдя открытой водой к берегам острова Альджер, «Седов» остановился в полутора милях от берегового припая, за которым виднелся низкий берег с сохранившимися постройками лагеря Циглера. Над плоским берегом и пустынным морем не было видно ни одной птицы. Даже провожавшие нас чайки скрылись бесследно. Только на зеркально-спокойной воде, отражавшей высокое бесцветное небо, плавал и нырял единственный морской заяц. Посылая круги, он то высовывал из воды усатую голову, то скрывался, на мгновение показав над водой блестевшую толстую спину. Чтобы привлечь его внимание, стоявшие на палубе стали свистеть изо всех сил, но заяц, занятый своими упражнениями, не пожелал приблизиться к кораблю.
На берег мы съехали в двух шлюпках. Шагая по вязкому илу, нанесенному с горы ледниковым, быстро струившимся потоком, мы поднялись к покинутому и разрушенному лагерю. Вся просторная площадь была завалена остатками экспедиционного снаряжения. Подле сохранившейся постройки, имевшей форму двух небольших цирков, соединенных сенями, на оттаявшей земле в беспорядке валялись части ветряного двигателя, свинцовые и деревянные ящики и резные архангельские дуги.
Пробыв около трех часов на берегу острова Альджер, мы благополучно вернулись на ожидавший нас ледокол. Нужно было торопиться. В бухте Тихой, наверное, заканчивались последние работы. Впереди был долгий и самый трудный путь.
В проливе
Очнувшись после короткого сна под грохот разбиваемых льдин, я вышел на палубу. Над льдами прозрачною пеленой висел тонкий поднимавшийся туман, а за туманом призрачно стояли снежные круглые горы. Долго вглядывался я в эти парящие горы, и мне стало казаться — вот сгинет видение и берег рассеется вместе с туманом. Топя в черной воде раздробленные льдины, «Седов» пробирался в пролив Аллен-Юнга. Просторное, ровное, серо-ледовое, простиралось впереди поле. Направо и налево виднелись лунки тюленей. Каждый тюлень имеет несколько таких лунок, необходимых для дыхания. Спасаясь от медведя, иногда с поразительной настойчивостью часами подкрадывающегося к добыче, тюлень мгновенно скрывается в воду и появляется на поверхности нескоро — где-нибудь далеко, в другой, заранее приготовленной лунке. У многих лунок лежали неподвижные туши, тотчас исчезавшие в отверстиях лунок.
Одинокий тюлень остался дремать на своем месте. Нам были видны его лежавшее в снегу маслянисто блестевшее продолговатое тело, круглая его головка, поднятая на короткой шее. Чтобы взять зазевавшегося зверя, на «Седове» остановили машину. Мы быстро спустили штормтрап и, захватив ружья, побежали по мокрому льду, покрытому жидкой, хлюпающей под ногами снеговой кашей. Зверь подпустил близко. Он лежал у самого края темневшей глубокой водою лунки.
— Это, наверное, старый зверь, — решили промышленники, когда убитый тюлень был поднят на борт. __ Молодой не подпустил бы. Этот старый и глухой. Вот погляди — зубов нету...
Сидя на корточках, Журавлев тотчас принялся за съемку шкуры. Собаки в ожидании подачки, следя за каждым движением человека, звездою уселись вокруг лежавшего на палубе тюленя. Журавлев с удивительной ловкостью действовал острым охотничьим ножом, и под его руками с теплой туши сползала мокрая, окровавленная шкура.