Страница 56 из 60
Ищет ли человек повсюду состязания характеров или постоянно «влипает» в них, можно предвидеть, что он долго не выдержит: любой с такими склонностями по законам вероятности в итоге будет выведен из соревнований. До тех пор пока каждая комбинация включает ощутимую азартную игру, упорный игрок может не рассчитывать на долгое будущее. Роль участника действия сама по себе долгоживущая, но ее исполнители могут продержаться лишь недолго, разве что на телевидении.
Как есть специализация людей, так есть и специализация знаков. Определенные обиды могут определяться как такие, которые честный человек вынести не может. Есть критические моменты, воспринимаемые всеми участвующими как заходящие слишком далеко; как только они наступают, оскорбленный человек не может принять извинения, он вынужден отнестись к ним всерьез и предпринять шаги для восстановления нормативного порядка, если хочет сохранить свою честь. Среди множества слов, которые может услышать честный ковбой, он должен, какими бы мирными ни были его намерения, распознавать несколько известных всем как «воинственные». Как только поступкам приданы такие специальные функции, они могут использоваться агрессором в качестве призыва к действию, которого нельзя избежать. Обдуманно и подчеркнуто выполненные, эти поступки испытывают честь реципиента, то есть его готовность независимо от цены придерживаться кодекса, по которому он живет. Все стороны понимают само оскорбление как несущественный, просто удобный повод; основное значение поступка состоит в том, чтобы служить как фронтальное испытание претензии человека на то, что он человек чести[245]. Так, традиционное заявление: «Ты подавишься своей ложью» — являлось традиционной mentia — поступком, посредством которого оскорбленная сторона заставляла обидчика вызвать говорящего на дуэль[246]. Плевок в лицо другому человеку — менее джентльменский и более обычный пример. Ныне в Америке в расовых отношениях столь же провоцирующе использование белым человеком слова «ниггер». Другие поступки служат тестами в более узко очерченных группах. Учитель в городских трущобах, утверждающий школьные правила против опозданий, рискует тем, что опоздавшие прогульщики хладнокровно будут смотреть ему в глаза, чтобы подчеркнуть вызов[247]. Эти испытывающие поступки являются излюбленными ходами в состязании состязаний.
Так же как испытание может состоять в оскорбительном поступке одного человека, направленном против другого, оно может порождаться и угрожающим требованием того, чтобы индивид действовал определенным образом, который он считает неправильным. Для закрепления индивида в подчиненном положении агрессор может вынудить его открыто демонстрировать униженное послушание или прислуживать ему, полагая, что с того момента, когда человек позволит себе сдаться, можно не сомневаться (и он это знает) в том, что он примет любые требования к себе[248]. Как и в случае с жокеем, считается, что в этом случае он потерял присутствие духа, но на этот раз в отношении межличностной активности и ее церемониального порядка. И конечно, пока обе стороны разделяют эти убеждения, социальная игра будет разыгрываться соответственно.
Рассматривая действие, я сказал, что, хотя существует связь между действием и характером, некоторые формы характера возникают в противоположность духу действия. То же можно сказать и про межличностное действие и состязание характеров. Есть ситуации, в которых одобряется отказ человека быть втянутым в бой чести, а бросившим вызов приписывается «незрелость». Индивид всегда может отклонить всю ритуальную систему координат, особенно когда такой стиль реагирования поддерживается в его кругу:
Но нужно подчеркнуть, что вопреки преобладающим стереотипам не все молодежные банды ориентированы на конфликт, и их системы ценностей могут так же варьировать, как и в других группировках людей. Яркий контраст представляет «уходящая» банда, строящая свою систему ценностей вокруг наркотиков.
Хотя другие банды критиковали и неоднократно высмеивали их за трусость и отсутствие мужества, «отступающие» редко отвечали на насмешки и всегда уходили от битвы. Они не беспокоились о своей репутации бойцов — у них ее не было — и не находили ее важной, считая ориентированные на конфликт банды «обывательскими». Прямой вызов присоединиться к другим белым бандам для отражения демонстрации негритянских «интервентов» на пляже Чикаго оставался без ответа — они «торчали» от таблеток и беззаботно играли в карты на протяжении всего инцидента[249].
Нечто похожее происходит в барах среднего класса, где оскорбленный человек может чувствовать, что «искать удовлетворения» ниже его достоинства, по крайней мере, по отношению к конкретному противнику в конкретном случае, — так демократизировались рыцарские представления о том, что вызова достойны только равные по положению. Жертва может удовольствоваться краткой лекцией своему противнику о том, как тот отвратителен. В социальных мирах, где честь ценится высоко и люди должны быть готовы отдать жизнь для спасения своего лица, формы морали быстро меняются, и акт доказательства такого качества, как «мужественность», может терять свою значимость[250]. Возник даже литературный идеал «антигероя», который уверенно отклоняет все возможности продемонстрировать ценные добродетели, проявляет тайную гордость уходом от своих моральных обязательств и не рискует. Конечно, когда человек хладнокровно отклоняет вызов или в состоянии не разозлиться в ответ на оскорбление, он демонстрирует самоконтроль в сложных обстоятельствах и, следовательно, утверждает определенный тип характера, хоть и не героический.
Обобщая, можно сказать, что хотя состязания характеров, осуществляемые без применения физической силы, нередки, классические потасовки и вариации схваток на кнутах относятся, главным образом, к кинематографу. Тем не менее, логика драк и дуэлей — важная деталь нашей повседневной социальной жизни. Вероятность, хоть и небольшая, что дело может дойти до такой развязки, дает присутствующим подспудное основание ограничить выражение враждебности; здесь действует установка не позволить ситуации дойти до крайнего выражения конфликта. (На самом деле, шутливое обращение «пойдем выйдем» может использоваться как стратегический ход, чтобы обернуть в шутку угрожающее развитие социальной беседы.) Благодаря множеству совместных приспособлений голос нашего рассудка побеждает без какого-либо ущерба для чести.
Традиционный социологический взгляд на человека оптимистичен. Если вы заставите зверя стремиться к социально заданным целям с опорой на «эгоистические интересы», вам надо только убедить его регулировать процесс их достижения в соответствии со сложной совокупностью базовых правил. (Хочу добавить, что среди этих правил важны «ситуативные приличия», то есть стандарты поведения, придерживаясь которых он проявляет уважение к текущей ситуации.) Соответственно, основные неприятности, которые может причинить индивид, — это не суметь приобрести надлежащие желания или преднамеренно не выполнять правила удовлетворения тех желаний, которые он приобрел. Но, очевидно, встречаются и другие сложности. Рассмотрим одну из них.
Озабочен ли индивид достижением личной цели или поддержанием регулятивной нормы, он должен для этого иметь физический контроль над собой. И бывают времена, когда осознание непредвиденных обстоятельств в ситуации мешает ему справиться с выполняемым делом: нарушается способность решения обычных психических и физических задач и расшатывается его привычная верность стандартным моральным принципам. Тот самый интеллект, который позволяет ему проявлять предусмотрительность и делать расчеты для достижения своих целей, те самые качества, которые делают его более сложным, чем простая машина, приводят временами к тому, что то, над чем он задумывается, разрушает его способность действовать и приводит в хаос его обычную приверженность морали.
245
Эти акты наглости и подчеркнутого нарушения субординации противопоставлены телесным знакам почтительности — актам, которые тоже специализированы, но которые служат подтверждению текущей готовности субъекта принять статус-кво.
246
Bryson F. The Point of Honor in Sixteenth-Century Italy: An Aspect of the Life of the Gentleman. N.Y.: Publications of the Institute of French Studies, Inc., Columbia University, 1935. Ch. IV. Как уже предполагалось, оскорбленная сторона не могла бы бросить вызов обидчику, потому что это предоставило бы обидчику право выбора оружия. Тем самым подразумевалось, что обидчик достаточно честен, чтобы поставить себя в роль бросающего вызов.
247
Инцидент такого рода описан в: Werthman С. Delinquency and Authority. М.А. Thesis, Dept, of Sociology, University of California, Berkely, 1964. p. 68–69.
248
См. про «испытания повиновением» в: Coffman Е. Asylums. N.Y.: Doubleday Anchor Books, 1961. p. 17–18.
249
Short J., Strodtbeck F. Why Gangs Fight // Transaction. 1964. № I. p. 27–28. См. также Short J., Strodtbeck F. The Response of Gang Leaders to Status Threats // American Journal of Sociology. 1963. V. LXIII. p. 576–577. Литературную иллюстрацию дает роман Льюиса Очинклоса «Сибил». Мужчина (Филипп), находясь в своем клубе с любовницей, отводит в сторону знакомого (Николаса Каммингза) и спрашивает, не хочет ли тот с ней познакомиться. Николас отказывается, и происходит следующий диалог:
«— Берегись, Каммингз, — сказал он угрожающе. — Ты говоришь о молодой леди, на которой я намерен жениться.
Но Николас просто продолжал холодно и пристально смотреть на него.
— Людям сложно об этом догадаться, не так ли, — спросил он, — пока ты все еще женат на моей кузине?
Наступила тяжелая пауза.
— Как бы то ни было, — сказал Филипп мрачно, не зная, каковы требования чести в столь неловкой ситуации, — лучше попридержи свои шуточки насчет Джулии. Если только не хочешь, чтобы тебе разбили голову.
Однако Николас был беспощаден.
— Ты считаешь слово „любовница“ шуточкой? — спросил он. — Извини. Я думал, оно точное. Ты ведь не собираешься отрицать, что она является твоей любовницей? Потому что я должен тебе сказать, что как адвокат твоей жены, хотя и не по ее просьбе, я намерен точно выяснить, каковы твои взаимоотношения с мисс Андерсон. Кажется, их точно отражает слово „любовница“. Ты можешь предложить лучшее? В любом случае, я должен настаивать на своем праве так ее описывать тогда, когда мне случается обсуждать твои связи с теми, кого это интересует. Если ты возражаешь, можешь добиваться компенсации, законным путем обвинив меня в клевете или незаконным, как ты грозишь, нападением на меня.
Филипп уже задыхался. Не было правил, как обращаться с человеком, который так дерзко пренебрегает самыми элементарными нормами доброго приятельства.
— Не хочешь ли выйти, — потребовал он, — и уладить это по-джентльменски?
— Разумеется, не хочу, — ответил Николас. — Я пришел в свой клуб не для того, чтобы дать тебе возможность затеять уличную драку.
Филипп неуверенно постоял еще минуту.
— А, пошел к черту, — нашелся он. — Чертов адвокат, — говорил он, уходя. — Крючкотворы все они» (Auchindoss L. Sybil. N.Y.: Signet Books, 1953. p. 122–123).
250
В книге Brown C. Manchild in the Promised Land. N.Y.: Macmillan Co., 1965. p. 211, 253–256, 261 — дается прекрасное описание того, как молодежь Гарлема в тридцатые и сороковые годы училась необходимости защищать свои деньги и своих женщин в смертельной борьбе и как в пятидесятые в связи с ростом значения наркотиков значительно снизилась принуждающая власть правил поведения. Это только маленькая версия большой истории. Например, дуэли чести, очень популярные во Франции, очень редко происходили в северных государствах, где они не одобрялись населением. В Англии в 1844 г. статья Акта о мятеже, которая обязывала офицеров поддерживать свою честь с помощью дуэлей, была отменена и заменена другой, запрещающей дуэли. Третья из этих новых статей замечательно изображает современную точку зрения, не поощряющую обидчивость: «Одобряется поведение того, кто, имея несчастье нанести обиду, повреждение или оскорбление другим, откровенно даст объяснения, извинится или предложит возместить ущерб или кто, получив оскорбление, будет сердечно принимать искренние объяснения или извинения; или, если такие извинения отказываются принести или принять, будет подчиняться командиру; и, наконец, все офицеры и солдаты освобождаются от позора или невыгодного положения, когда, будучи готовы сделать или принять такое возмещение, отказываются принять вызов, так как они действуют только так, как достойно характера людей с честью, и выполняют свой долг как хорошие солдаты, подчиняющиеся дисциплине» (цит. по: Baldick R. The Duel. London: Chapman and Hall, 1965. p. 114). P. Бэлдик комментирует это так: «На удивление неожиданно этим статьям, признанным образующими британский „Кодекс чести“, вместе с явной решимостью судей и присяжных осуждать дуэлянтов за убийство, с сарказмом прессы и с настоящим давлением общественного мнения, удалось добиться запрещения дуэлей в Британии… дуэль как процветающий, почитаемый и уважаемый институт по существу прекратила существовать в Британии в середине девятнадцатого столетия».