Проскочившее поколение

Пять месяцев после суда Хачатуров еще находится в тюрьме (дело его кочует по разным юридическим инстанциям). Наконец дело принимает к своему производству старший следователь Сочинской прокуратуры С. В. Перепелицын. Задача у следователя одна: всеми правдами и неправдами затянуть дело. Любой ценой. Настолько, насколько это возможно. Перепелицын меняет Хачатурову меру пресечения и дело против него приостанавливает. Почему? Хачатуров, мол, болен, и «ему требуется клиническое лечение». Ни о каком «клиническом лечении» врачи речи не ведут, но раз следствию нужно, чтобы Хачатуров лечился, значит, пусть лечится.

Выделяется в отдельное производство дело о применении к Дукояну служебной собаки. Не для того, понятно, чтобы делу этому дать ход, а для того, наоборот, чтобы хода ему не давать. Бумага подписана, пронумерована и подшита в папку. Все, с концами. Здесь она и погибнет. (Метод «концы в воду».)

Изучив все материалы, прокурор следственного управления Прокуратуры РСФСР Г. В. Андреевский дело против Р. И. Хачатурова прекратил. Установлено: Р. И. Хачатуров не виноват.

В прокуратуре Краснодарского края состоялось заседание коллегии. Прокурор края Б. И. Рыбников подписал приказ:

«Старший следователь Нунаев Х. А. …допустил грубейшие нарушения закона, фальсифицировал документы… Нунаеву Х.А. объявить строгий выговор».

Однако республиканская прокуратура отнеслась к сочинским стражам закона строже: и следователь Х. А. Нунаев, и прокурор В. С. Климов из органов прокуратуры были уволены.

Завершая эту статью, я писал: когда рассказываешь о загубленных человеческих судьбах, с болью приходится каждый раз повторять, что судьба человека, привлеченного к уголовной ответственности, не может, не должна зависеть от личных качеств следователя, ведущего его дело; хорош или плох тот следователь, но соблюдение закона должно быть гарантировано всегда; способ для этого есть, в сущности, только один: создать четкий правовой механизм, который бы надежно исключал все и всякие лазейки перед нарушителями закона. О том, каким быть такому правовому механизму, не умолкают сегодня споры. И это вполне естественно: решать с кондачка тут нельзя никак, необходимо все тщательно взвесить, обдумать, обсудить, семь раз отмерить… Однако пока мы все это обсуждаем и отмериваем, не томится ли где-нибудь в тюремной камере другой такой же адвокат Хачатуров, дело которого ведет другой, тоже поднаторевший в своем высоком искусстве следователь Нунаев? И здесь когда-нибудь восторжествует полная справедливость? Замечательно! Только утешаться этим особенно легко нам, находящимся не по ту, а по эту сторону тюремного забора.

После публикации этой статьи сыр-бор еще не разгорелся, все произойдет позже: и грозный звонок из прокуратуры раздастся, и вызовут меня к следователю, и назавтра сам он явится в редакцию, чтобы произвести выемку письма Хачатурова. А тогда, после публикации статьи, мы даже получили из Прокуратуры СССР благожелательный официальный ответ. В нем говорилось, что «следователь прокуратуры г. Сочи Нунаев Х.А. на основании непроверенных сведений, злоупотребляя служебным положением, задержал адвоката Хачатурова Р.И.… Получив ряд косвенных доказательств и проявив необъективность, арестовал Хачатурова… Следствие по делу проводилось односторонне, доводы обвиняемого в свою защиту глубоко не исследовались, ходатайства необоснованно отклонялись. Кроме этого, Нунаев исправил дату в заявлении Дукояна о передаче денег Хачатурову, внес искаженные данные в протокол проверки показаний Дукояна при выходе на место… Подтвердились сведения о толчке Нунаевым в спину Дукояна, но не о его избиении, не нашло также подтверждение заявление Дукояна о том, что Нунаев дал указание применить к нему собаку…» Дальше в письме было сказано, что Нунаев и прокурор г. Сочи Климов уволены, однако решено к уголовной ответственности Нунаева не привлекать — «вследствие изменения обстановки».

Такой уклончивый ответ редакцию, конечно, не мог удовлетворить. Разговор необходимо было продолжить.

Читаю подробный ответ, полученный редакцией, писал я в новой статье, и пытаюсь понять: ну так как же, права все-таки была газета, поднимая разговор не об отдельных промахах и ошибках следователя, даже не об обвинительном уклоне в его действиях, а о сознательной и преднамеренной фабрикации им уголовного дела, одеяниях, именуемых в законе преступлениями против правосудия?

Получается, вроде бы права. Ответ Прокуратуры СССР, кажется, это подтверждает. Но отчего же в ответе Прокуратуры СССР о незаконном аресте адвоката сказано, а вот о том, какой квалификации заслуживают такие действия следователя, нет ни слова? Что это? Недомолвка? Или особая, непонятная мне сдержанность? Тогда чем она вызвана, продиктована?

От нас, журналистов, работники прокуратуры требуют — и вполне, разумеется, справедливо! — чтобы ничего на веру, ни одного голословного, расплывчатого утверждения, каждое слово должно быть выверено и подтверждено документами. Уголовное дело Р. И. Хачатурова мы с юристом «ЛГ» И. Э. Каплуном изучили от корки до корки. Неделю безвыходно над ним сидели. Вот оно, надиктованное на магнитофонные кассеты и перепечатанное редакционными стенографистками. Подробное и объемистое служебное досье. Но если от нас, журналистов, прокуроры требуют дотошности, скрупулезности, точных и ясных формулировок, то и мы, наверное, тем паче вправе того же требовать от них. Пунктуальность и ответственность, полагаю, наша общая профессиональная черта.

Читаю в ответе Прокуратуры СССР: «В ходе следствия подтвердились сведения о толчке Нунаевым в спину Дукояна, но не о его избиении…» Открываю редакционное досье, нахожу соответствующий эпизод. У Дукояна — перелом ноги. В тюрьму доставляют его на костылях. Свидетель, с которым устраивают ему очную ставку, описывает, как Дукоян на костылях шел к двери, а Нунаев в этот момент сильно ударил его кулаком по шее. Дукоян не удержался и упал…

Теперь в ответе Прокуратуры СССР сказано об этом очень осторожно: «толчок в спину». Человека на костылях следователь не избивал, а всего-навсего сбил с ног. Не больше.

В законе говорится: принуждение к даче показаний, соединенное «с применением насилия или с издевательством над личностью допрашиваемого», наказывается лишением свободы. «Толчок в спину», в результате которого допрашиваемый оказался на полу, — это как, насилие или нет, издевательство над личностью или просто милая шутка следователя?

Из ответа Прокуратуры СССР узнаю, что предположение, будто именно Нунаев велел науськать на арестованного собаку, «подтверждения не нашли». Может быть. Но ведь в очерке я уже приводил слова Нунаева: «Никаких указаний о применении собаки я не давал». Однако кто-то их все-таки давал, если служебная собака оказалась вдруг в тюремной камере? Кому-то зачем-то это вдруг понадобилось? Кому? И зачем? Журналист ограничен тем, что называет факты, публикует документы и высказывает собственные предположения. А расследование, проводимое самой Прокуратурой СССР, может гораздо больше. Все может! И новые факты установить, и действия людей квалифицировать, и виновных привлечь к ответу. Почему же тогда такая робость, скромность, я бы сказал, стеснительность звучит в ответе, полученном редакцией «Литгазеты» из Прокуратуры СССР?

Вспоминаю старинную игру: «да» и «нет» не говорить, белое и черное не называть… Ответ, полученный редакцией, выдержан, мне кажется, в строгих правилах этой увлекательной детской игры.

В конце октября 1987 года уже уволенный из прокуратуры Нунаев явился в финансовый отдел Центрального района города Сочи и принес… чемодан денег. Лежало в том чемодане ни много ни мало — 11 168 рублей. Помощник заведующего райфо Наталья Алексеевна Шаталина очень удивилась: «Что это?» «Деньги конфискованные у преступников», — объяснил Нунаев. «Какие деньги? — не поняла она. — Когда конфискованы? Почему хранилась они у вас, а не были, как положено, сданы в банк? Нет, то, что вы пытаетесь сделать, незаконно».