Короткая память

— Хорошо, — сказал Беляев. — Договорились...

— Игорь, — Кудинов еще крепче обнял его за плечи. — Ты меня прости... Получается, я сам толкаю тебя в тюрьму... Не представляешь, как это мне трудно... Но что же делать? Терехин был у меня сегодня... Вместе с сыном... Ты бы на них посмотрел.

— Его ты пожалел, — сказал Беляев.

— Но он же не виноват! — воскликнул Кудинов. Ты сам это только что подтвердил.

— Уйди, — попросил Беляев.

— Игорь!

— Я думал, у меня есть брат. А ты…

— Игорь! — в отчаянии сказал Кудинов.

— Уйди, — повторил Беляев.

Кудинов секунду-другую постоял и молча вышел за дверь.

...В саду было темно и тихо. Над аллеей ветер раскачивал фонарь. Светлое пятно туда-сюда маятником пульсировало по дорожке.

— Мотя! — Кудинов услышал голос Веры Михайловны.

Сгорбившись, сидела она на ступеньке крыльца.

Он подошел к ней.

— Был у Игоря? — спросила она. — Да? Как он?

— Ничего, молодцом, — бодро сказал Кудинов.

— Мотя, — спросила Вера Михайловна, — теперь ты от нас уедешь? Из этого склепа?

— Это и мой склеп, мама, — сказал Кудинов.

— Не уезжай, — попросила она.

— Пока не прогоните, никуда не уеду, — сказал он.

Они помолчали.

— Степа сдал совсем, — пожаловалась она. — Я-то ничего, держусь. Двужильная оказалась, а он кончился... Днем и ночью одно твердит: «Пускай не доживу я до суда над Игорем...» Как бы в разуме не повредился...

Кудинов ничего не ответил.

— Ты мне скажи, — старуха с надеждой посмотрела на него. — Игоря ведь не будут судить, верно?.. Тот злодей на них налетел?

Кудинов молчал.

— Почему ты молчишь, Мотя? — еле слышно спросила Вера Михайловна. — Разве Игорь может быть виноват?

Над садовой дорожкой туда-сюда раскачивался фонарь.

— Нет, мама, — глядя на светлое пульсирующее пятно, сказал Кудинов. — Игорь ни в чем не виноват.

На территории автобазы Терехин подметал двор.

К нему подошел малый в синей спецовке.

— К метле привыкнешь, за баранку не захочешь, — засмеялся он.

Терехин тяжело вздохнул.

— Ладно, Терехин, — сказал малый. — Не тушуйся. Вернут тебе права. Мы тут пишем коллективное письмо. От имени общественности.

— Какое письмо? — не понял Терехин.

— Что «жигуленок» виноват.

— Бесполезно, Ваня, — сказал Терехин. — Он и слышать не хочет.

— Кто? Твой следователь?

— При чем тут следователь? — вздохнул Терехин. — Старик Беляев меня обвиняет…

Зубков сидел у себя в кабинете, читал дело.

В комнату вошел начальник ГАИ Авдеенко.

— Отгадай, — сказал он, — зелененькое, шуршит, а не деньги?

— Три рубля, — сказал Зубков. — Вот с такой бородой...

— Тогда другая...

— Не надо, — сказал Зубков. — И так голова пухнет.

Авдеенко кивнул на папку, лежащую перед Зубковым:

— Пришла экспертиза?

— Не посылал еще, — сказал Зубков.

— Ну да? — удивился Авдеенко. — А чего тянешь?

— Да концы с концами не сходятся, — сказал Зубков.

— Здрасьте, пожалуйста! — удивился Авдеенко.

— До свидания, — ответил Зубков. — Читаю протокол осмотра места происшествия и понять не моту.

— Не по-русски, что ли?

— Не по-каковски, — сказал Зубков. — Вот смотри. — Он прочел: — «След правого колеса самосвала находится на расстоянии один и одна десятая метра от бордюра моста». Но если, — Зубков поднял голову, — если здесь именно прошло его правое колесо, то, значит, левое колесо на сорок семь сантиметров заехало на встречную полосу.

Авдеенко даже присвистнул.

— Вот те на! А мы с тобой и не заметили? Хороши! Выходит, виноват Терехин?

— Но это же противоречит всем остальным материалам дела, — сказал Зубков. — Подножка самосвала, обод фары, стекло от «Жигулей» — все на полосе Терехина. А след его на полосе Беляева. Где же столкновение произошло? Какая-то чертовщина!

— Пускай эксперты разгадывают, — сказал Авдеенко. — Они шибко умные.

— Бесполезно, — возразил Зубков. — Эксперты не были на месте происшествия. Они оперируют только теми данными, которые мы им даем.

Авдеенко задумался.

— Постой, — сказал он, — но Терехин же подписал этот протокол.

— А в каком он был состоянии? — спросил Зубков. — Что угодно подпишет...

— Не знаю, — сказал Авдеенко. — Подпись есть подпись. Не маленький.

— А тебе его закорючка нужна? Или требуется факт установить? — спросил Зубков.

— Но ведь и твоя закорючка на протоколе есть, — сказал Авдеенко. — Ты его тоже подписал.

Зубков пожал плечами:

— И я тоже мог ошибиться... Асфальт мокрый был. Ждали, пока высохнет...

— Ах ты миленький мой, — сказал Авдеенко. — Ошибочку, значит, допустил?

Зубков не ответил.

— Между прочим, я его тоже подписал, — сказал Авдеенко. — А я лично филькины грамоты не подписываю. Раз подписал, значит, так оно и было.

Зубков посмотрел на него.

— Хорош! — сказал он.

— Уж какой есть, — сказал Авдеенко. — Как ты говоришь? Факты нужны? Вот и давай, Зубков, исходить из фактов. Ты, я, сам Терехин подписали, что самосвал заехал на встречную полосу. Какие же теперь могут быть сомнения?

— А если б я не ткнул тебя в этот протокол? — спросил Зубков. — Сам бы ведь не заметил?

— Большое спасибо, что ткнул, — сказал Авдеенко. — Не то бы, Геночка, нас с тобой обоих ткнули.

Прокурор Иван Васильевич был у себя в кабинете.

В дверь постучали.

— Можно, — сказал прокурор.

Вошел Игорь Степанович Беляев.

— Здравствуйте, — сказал он.

— Добрый день, — ответил прокурор.

— Я Беляев Игорь Степанович, — представился Беляев.

Прокурор с интересом оглядел его.

— Очень приятно, — сказал он. — Чем могу служить?

Беляев достал из кармана пиджака вчетверо сложенный листок.

— Прошу приобщить к делу, — он протянул листок прокурору.

— Что это?

— Мое заявление.

Прокурор взял бумагу, надел очки, прочел.

— Да вы садитесь, пожалуйста, — спохватился он.

— Благодарю, — Беляев сел.

Прокурор подумал, провел ладонью по лицу, вздохнул.

— Значит, признаете, что авария случилась по вашей вине?

— Тут все написано, — сказал Беляев.

— А вы не ошибаетесь? — спросил прокурор. — Может, аберрация памяти?

Беляев усмехнулся.

— Не находите, что несколько странный у нас с вами разговор? Обвиняемый признает себя виновным, а прокурор его отговаривает.

— Вы пока еще не обвиняемый, — сказал прокурор. — Постановления о привлечении вас в качестве обвиняемого не было.

— Теперь будет, — сказал Беляев.

— Возможно, — согласился прокурор.

Они помолчали.

— Можно поинтересоваться, что заставило вас сделать такое заявление? — спросил прокурор.

— Я обязан отвечать?

— Если считаете нужным.

— Простите, не считаю, — сказал Беляев.

Опять возникла пауза.

— Скажите, пожалуйста, — спросил прокурор, — почему вы ко мне пришли, а не к следователю?

— Предпочитаю иметь дело с лицом, принимающим решение, а не с исполнителем, — сказал Беляев, — гораздо меньше волокиты.

— Но в таких делах решение принимает следователь, — объяснил прокурор. — Я его только утверждаю.

— Ну что ж, — сказал Беляев. — Пусть так.

— Да, я бы вас просил, — сказал прокурор. — Тем более имеется одно обстоятельство...

— Какое?

— Вы вот пишете. — Прокурор взял бумагу, прочел: — «Не удержав на повороте машину, я выехал на встречную полосу, по которой двигался самосвал Терехина». — Он поднял голову. — А между тем в протоколе осмотра места происшествия, подписанном всеми, и Терехиным в частности, сказано, что Терехин, наоборот, заехал на вашу полосу.