Короткая память

А иначе — никак. Запрещено.

Во что нам обходится порой такая увесистая система защиты и охраны народного добра, сказано уже немало. Сейчас разговор о другом. О преступлении Анатолия Борисовича Жигаева. Почему оно было совершено и могло ли его не быть.

Каким образом московское территориальное объединение так за все годы и не подало ни разу заявку на необходимый предприятию насос, этого суд не выяснил, не исследовал. О насосе писал во все концы и сам Жигаев. Однако документов этих в судебном деле тоже нет. Суд не только не приобщил их к делу, он даже отказался с ними ознакомиться. Председательствующий на процессе спросил прокурора: «Ваше мнение, товарищ прокурор, надо знакомиться с перепиской?» Тот ответил: «Считаю, не надо. Не все документы заверены». Препятствие, конечно, непреодолимое. Так и определили: «В ходатайстве подсудимого отказать, с перепиской не знакомиться».

Почему? Да потому, вероятно, что иначе пришлось бы выяснять, отчего ни на одно из своих писем Краснопресненское ППЖТ ни разу не дождалось ответа. Никогда и ни от кого.

Но если суду это было неинтересно, то мне, наоборот — очень!

Не отвечали на письма плохие, нерадивые работники? Не знаю, возможно. Однако причина, подозреваю, есть и поглубже, посерьезнее.

Если современное специализированное предприятие, организованное, чтобы осуществлять в наш прогрессивный век научно-техническую революцию, с самого начала создается голым, нищим, если, куда ни кинь, все для него — стена, проблема, то такое предприятие неизбежно ставится в положение докучливого просителя. Разве об одном насосе шли бесконечные письма? А та же спецодежда, то же молоко за вредность, те же, извините, уборные для сотрудников? Предприятие неизбежно должно было всем надоесть, осточертеть своими просьбами. «Постыдились бы! С чем обращаетесь? Что вы, сами безрукие?»

А они — не безрукие, они — бесправные. С любой мелочью, с любым пустяком вынуждены стучаться в верхние этажи управления. А иначе как? Мы о предприимчивости хозяйственника любим говорить. А на практике такая предприимчивость чаще всего и упирается в очередное слезное письмо по начальству: «Учитывая крайнюю необходимость, просим...»

Но отношения просителя с благодетелем еще очень далеки от нормальных деловых отношений. Тут взаимная обязанность, взаимная ответственность предполагаются: и снизу — вверх, и сверху — вниз. А какая может быть ответственность благодетеля перед докучливым просителем? «Уйди, отзынь, чтобы глаза мои тебя не видели». Вот и вся ответственность. И это не между бедными и богатыми родственниками, это в государственных, производственных отношениях. Абсурд, нелепость...

Сюжет наш между тем закручивается, развивается. В историю с насосом вплелась история вражды двух людей.

Давно замечено: когда для нормальной работы нет условий, когда все через пень колоду, когда люди целый день в напряжении, на нервах, то здесь чаще всего и возникает недовольство друг другом, озлобление, глухая черная вражда.

Серафим Михайлович Кузьмин на Краснопресненском ППЖТ работал бригадиром слесарей. В обязанность слесарей входило, в частности, ремонтировать и те злосчастные насосы.

Ремонтировали как могли, старались. Не было запасного вала — кое-как растачивали старый, изношенный. Не было запасного шнека — на день-другой восстанавливали тот, что был. Дыры затыкали тряпками. Треснувший корпус, как могли, скрепляли.

Однако понять, зачем и ради чего обязан он крутиться на собственном пупке, претерпевать такие мучения, Кузьмин не мог. Да и не хотел. Ему было совершенно ясно: ремонтировать дальше насос без запасных частей — это глупость, блажь, полная безграмотность. Пускай главный инженер Анатолий Борисович Жигаев сперва обеспечит слесарей всем необходимым, а уж потом требует с них работу.

Но Жигаев, известно, не мог обеспечить слесарей всем необходимым. Письма его лежали без ответа, хождения по кабинетам ни к чему не приводили. Однако и не требовать от Кузьмина, чтобы тот латал безнадежно изношенные насосы, Жигаев тоже никак не мог. Это уже потом, после суда, высокое его начальство однажды мне скажет: «Должен был остановить завод, и все дела!» (Мы еще вернемся к этому разговору.) А у Жигаева и в мыслях не было останавливать завод. «То есть как это его остановить? Что вы такое говорите?» Мы же с вами привыкли, с детства воспитаны — делать иной раз даже через нельзя, даже через невозможно. Не задумываясь, кто в этом виноват и во что наш неразборчивый трудовой энтузиазм обходится, бывает, обществу, государству.

Вот так, стало быть, они и мучились: слесарь Кузьмин и главный инженер Жигаев. И оба друг друга потихоньку ненавидели. Чем дальше, тем сильнее...

Кузьмин на каждом углу шумел, какое барахло их главный инженер. Условия не создает, а требует. Жигаев же настаивал, что в любых условиях люди обязаны работать на совесть. Обеспечивать производство исправной техникой.

Когда возникают подобные ситуации, выяснять, кто прав, кто нет, чаще всего бесполезно. Оба — не правы. И оба — правы. Страдают — оба.

Как-то после очередной стычки Жигаев лишил Кузьмина разрешения на совместительство. А Кузьмин написал в редакцию одной центральной газеты: «Молчать больше не могу. Придите к нам на предприятие, зайдите в нашу мастерскую, это же только для «Фитиля». И дальше — о тех злосчастных насосах.

Характерно вот что: как ни враждовали между собой Жигаев с Кузьминым, как ни обвиняли друг друга во всех смертных грехах, писали они, в сущности, одно и то же: «Вмешайтесь, наведите порядок».

Только Жигаев слал по инстанциям официальные, служебные письма, а Кузьмин отправил жалобу.

Помните? Деловые, служебные письма — самые срочные, самые аргументированные — спокойно клались под сукно, и тут же о них забывали. Сходило.

С жалобой, понятно, так поступить было уже нельзя. На жалобу трудящегося полагалось ответить. Не то могли возникнуть серьезные неприятности.

И заместитель начальника Главпромжелдортранса Георгий Николаевич Пахомов ответил: «Заявление Кузьмина о том, что приходится где-то доставать материалы и запчасти, необоснованно. Между ППЖТ и заводом железобетонных изделий имеется договор, на основании которого завод... обеспечивает необходимыми материалами, деталями и запчастями».

Переписки этой в судебном деле тоже нет. Пришлось ею заняться редакции «Литературной газеты». Мы проверили и убедились: письмо товарища Пахомова, к сожалению, — откровенная отписка. Он явно не в курсе. В ремонтно-механическом цехе завода в лучшем случае смастерят какую-нибудь простенькую деталь. О снабжении же необходимыми стандартными запчастями, которые домашним способом уже не изготовишь, в договоре не сказано ни слова. Что значит «не приходится их доставать»? А откуда они здесь появятся? С неба?

Время шло. Все оставалось по-прежнему. Кузьмин продолжал требовать от Жигаева невозможного: нового насоса или запчастей к старым. И Жигаев продолжал требовать от Кузьмина невозможного: чтобы изношенная вконец техника работала нормально.

Потеряв терпение, Кузьмин пишет снова. Уже не в газету — повыше: «К нам приезжала комиссия из главка. Но как приехала, так и уехала. Результатов никаких. Ездил я и в наше московское территориальное объединение. Но там со мной и разговаривать не стали. Заместитель начальника Александр Иванович Кукушкин сказал: «Нет времени...» Я глядеть больше не могу на всю эту бесхозяйственность».

Такое письмо рабочего — не шутка. Бумажная карусель закручивается с новой силой. Справку по письму слесаря подписывает уже не кто-нибудь — сам заместитель министра путей сообщения СССР товарищ В. Н. Гинько. В ней сказано: «Факты, изложенные в письме, в основном подтвердились». В московском территориальном объединении срочно созывается совещание. Издается подробный приказ. Я долго его переписывал, даже рука устала: «Повысить... усилить... оказать помощь... установить... разобраться... разработать... обратить серьезное внимание... быть примером для своих подчиненных... вникать в запросы и нужды работающих...» Назван и руководитель, ответственный за исполнение, — товарищ Кукушкин Александр Иванович. Заместитель начальника московского городского объединения. Прежняя отписка про то, что другие, не они, должны обеспечивать ППЖТ необходимыми материалами и запчастями, теперь уже забыта, больше не повторяется. Напротив, в приказе звучит исключительно суровая самокритика: «Недостаточно уделяется внимания вопросам материально-технического снабжения... Предприятие централизованно, через объединение, не было обеспечено по ряду позиций...»