Страница 1 из 6

Пират, ищи!

Великанов Василий Дмитриевич

Василий Дмитриевич Великанов

Пират, ищи!

ISBN 978-5-08-007021-1

ДОРОГИЕ ДЕТИ!

Четверть века я проработал ветеринарным врачом, был и на фронте. За эти годы немало повидал неприметных героев в мирном и ратном труде. Вот об их подвигах я и хочу вам рассказать.

Но вместе с тем мне очень хочется поведать и о животных, чья жизнь и судьба тесно связаны с человеком в труде и в бою: то это доморощенный рысак Сокол, пострадавший от волчьих зубов, то собака Альфа – «аккуратный почтальон», которая спасла меня и Сокола, то верный пес Дружок – подносчик патронов, погибший на могиле хозяина. Или несравненные «живые тягачи» – верблюды Разбойник и Мишка, а то истребители танков – Волчок, Шарик и Полкан, поводырь слепого – «ученая» Норка, быстроногая Ласточка, дважды спасшая от гибели шестнадцатилетнего конника Петю Сердюка, и, наконец, миноискатель Пират, с помощью которого вожатый Лёнькин разминировал блиндаж.

Немало через мои руки прошло четвероногих пациентов, и я лечил их так же внимательно и любовно, как медики лечат человека. Присматриваясь к животным, я замечал, что не все они на одно «лицо», как думают некоторые люди:

у каждого свои привычки и повадки, свой «характер». Открывать эти особенности у «братьев наших ме́ньших», проникать в их внутренний мир, понимать их поведение, желания, нужды и, в конце концов, умело управлять ими – это очень интересно и поучительно. Тем более что в общении с людьми собака и лошадь учатся понимать всякий язык и способны проявлять к человеку привязанность и благодарность. Да и сами животные, как и птицы, при общении друг с другом применяют свою особую сигнализацию, свой «язык».

Тысячелетиями находясь в общении с человеком, домашние животные стали значительно «культурнее» и «умнее», чем их дикие предки. Особенно это заметно на собаке, самом верном друге человека.

Все, что написано в этой книге, – правда. В основу своих рассказов я положил истинные события – то, что видел и пережил сам или близкие мне люди.

Посвящаю ее моему школьному учителю-другу А. В. Фёдорову, который вложил в меня первые зерна любви к жизни и литературе.

Автор

Сокол

Однажды ранним утром, во время моего дежурства, в ветлечебницу привезли необычного пациента, и, когда сняли с него попону, которой он был прикрыт, я ужаснулся: в повозке лежал, весь в ранах, окровавленный жеребенок.

Привез его старший конюх колхоза «Рассвет» Иван Агапович Владимиров.

– Вот какой… и войны нет, а весь израненный, – сокрушенно сказал он. – Проморгал мой Мишка…

Около повозки понуро стоял небольшой паренек лет четырнадцати. Лицо у него было обветренное, нос в шелушинках.

Заметив мое недоумение, Иван Агапович пояснил:

– Волк его порезал.

Медлить было нельзя, и я побежал на квартиру к врачу. Александр Алексеевич Фёдоров жил тут же во дворе, в отдельном домике.

Врач осмотрел истерзанного жеребенка и покачал головой:

– Да-а… Изуродовал он его сильно.

– Александр Алексеевич, он ведь у нас от племенной матки. Может, как-нибудь выходим, а? – спросил Иван Агапович, с тревогой и озабоченностью заглядывая врачу в глаза. Александр Алексеевич прощупал у жеребенка позвоночник, ноги и сказал, обращаясь ко мне:

– Впрочем, кости и суставы, кажется, не повреждены.

Крови много потерял. Ну что ж, Василий Николаевич, попробуем полечить… Иван Агапович с сыном осторожно подняли жеребенка и понесли его на попоне в манеж. Жеребенок почувствовал, что его уносят от матери, приподнял голову, задрыгал ногами и тоненько заржал. Матка ответила ему ржанием и пошла вслед за ним, едва не ворвавшись в манеж вместе с повозкой. Дверь манежа закрыли. Матка неистово ржала и копала землю копытами. Пришлось ее выпрячь и ввести к сыну. Лишь там она успокоилась.

Жеребенка положили на хирургический стол. Ввели кровь. (У нас в лечебнице стоял конь Воронок – донор.) Лишь после этого мы приступили к операции. На теле маленького жеребенка оказалось семнадцать ран! И многие из них рваные, глубокие.

Пришлось некоторые зашивать, а кое-где и обрезать лохмотья кожи. Несмотря на обезболивание, жеребенок иногда вздрагивал и порывался встать. В такие моменты его мать тянулась к нему мордой и тревожно ржала.

Иван Агапович успокаивал ее:

– Ну-ну, дурочка. Ничего с твоим малышом не сделается. Все хорошо будет. У всех конюхов такая привычка: они разговаривают с лошадьми, и им кажется, что лошади их понимают.

Во время операции, придерживая голову жеребенка, Миша посматривал на мои руки. Его заинтересовала наша работа.

Возились мы с жеребенком часа два. Устал я и даже вспотел от волнения. Впервые мне пришлось делать такую сложную операцию. Александр Алексеевич помогал мне и руководил всем ходом операции.

После обработки ран мы наложили клеевые повязки, и темно-серый жеребенок стал пестрым.

Иван Агапович, довольный, улыбнулся.

– Вот какой пегаш стал, и не узнаешь. Теперь небось выживет? – спросил он, обращаясь к врачу.

– Трудно сказать… – уклончиво ответил Александр Алексеевич. – Может быть, и выживет, если волк был не бешеный. Придется оставить жеребенка в стационаре.

– Ах ты! – озабоченно сказал Иван Агапович. – Такое сейчас время горячее, а тут лошади приходится лишаться. Ну, что ж поделаешь, от матки сосунка не оторвешь. Придется тебе, Мишка, тут оставаться, а я корму привезу.

– Введите жеребенку противостолбнячную сыворотку, – приказал мне Александр Алексеевич.

Врач боялся столбняка: в раны попала земля.

Жеребенка с матерью поместили в просторный денник, который был похож на комнату с решетчатой дверью.

Миша Владимиров ухаживал за ними: кормил, поил, чистил и мне помогал, когда я менял повязки и обрабатывал раны. Ростом Миша был невелик, но телосложением крепыш. В работе расторопный и любознательный. Я рассказывал ему о болезнях, показывал в микроскоп микробов, давал читать книги.

Раны у жеребенка зарастали хорошо, без осложнений. Иван Агапович, приехав как-то проведать своего питомца, сказал:

– Вот, Мишка, гляди, что наука делает. Учись. Может, и ты когда лекарем будешь.

Мы подружились с Мишей. Главного врача он почему-то побаивался и робел перед ним, а ко мне, молодому практиканту, относился более доверчиво и просто. Может быть, потому, что мы были земляками и по возрасту я недалеко от него ушел.

Как-то вечером, на досуге, Миша рассказал мне подробно о происшествии с жеребенком. – Поехал я с ребятами в ночное в Песчанку. Пырей и острец там, сами знаете, во! По колено. Лошади, как попадут туда, оторваться не могут. Ну, приехали, пустили лошадей, а сами костер развели, картошку стали печь и сказки рассказывать. А у табуна двоих дежурных поставили: Саньку Учаёнкова и Тимку Полканова. У Саньки дробовик в руках. Но спать все равно никому нельзя. Волки по ночам рыскают. А тут так получилось. Я днем работал и здорово умаялся, а как стали сказки рассказывать, лег на спину и стал на небо глядеть. Гляжу и думаю: откуда все это взялось – звезды, луна, земля, люди? Вот так думал, думал и задремал. Вроде слышу голоса ребят и вроде как сплю. Сла-адко так! Вдруг слышу, кто-то крикнул: «Во-олки!» Ребята на крик побежали. Вскочил я – и за ними. Слышу, затопали лошади – земля загудела – и куда-то в сторону понеслись. Гляжу, а наша Ночка с волком бьется. Волк жеребенка рвет и утащить хочет, а Ночка ему не дает: бросается на зверя и хочет его копытами трахнуть, да, видно, боится ушибить своего сынка. Закричали мы во весь голос и на волка бросились – кто с кнутом, кто просто так, а я с вожжами. Испугался зверь – прыг в сторону и скрылся. Подбежали мы к жеребенку, а он кровью истекает.