Паб Голубой Маячок

В коробке из-под обуви оказались черные кожаные осенние ботинки; очень удобные и мягкие. Все происходило как-то быстро и без особых разговоров. Том уговорил меня не снимать обновки, также попросил надевать их на работу; но только черную футболку, а белую оставить для праздников. Я попытался сказать ему, что я и сам мог бы купить себе все это с первой зарплаты, но он даже слушать не захотел, просто мотнул головой и отвернулся. Спустившись вниз по железной винтовой лестнице, Том тут же зашел в кафе, я последовал за ним.

– Алекс, ты желаешь что-нибудь? – я взглянул на ассортимент.

– Лимонный кекс и черный чай, пожалуйста. – Том мило улыбнулся, кивнув головой. Ему нравилось, что я не корчил из себя скромного молодого человека и меня не нужно было упрашивать… Я же, в свою очередь, прекрасно понимал, что Том всего-навсего хочет сделать мне приятное, не прося ничего взамен – это было написано у него на лице. Отказывать в таком случае было бы чрезвычайно неприлично. Наверное, у него было хорошее настроение в этот момент. Он взял поднос, поставил на него кофе эспрессо, стакан сырой воды, чай и кекс, и мы присели за столик. Том пил свой кофе, мечтательно устремив свой взгляд куда-то вдаль; голова его была немного наклонена набок. Я не спеша ел кекс, запивая его крепким чаем и рассматривая приходящую и уходящую публику.

– Том, ты веришь в Бога? – глядя на его отрешенное лицо спросил я. Он переключил свое внимание на меня, глубоко, лениво вздохнул, и, расплывшись в улыбке, медленно сказал:

– Нет, не верю.

– А в дьявола? – незамедлительно выпалил я.

– Тоже нет. Для меня это иллюзии… выдумка… народный фольклор, – все с той же улыбкой произнес он. Меня его ответ немного шокировал; ну ладно в Бога… многие люди, которых я встречал в последнее время, говорили, что не верят в Бога, но дьявол! Как можно не верить и в него? Ведь если же ты отказываешься от благодати, значит, автоматически переходишь на сторону темных сил. Этого я не понимал, ведь я считал себя очень верующим человеком, по крайней мере мне так представлялось. И все, что сказал Том, показалось мне очень странным, но я не стал заострять на этом внимание. Он подвез меня прямо к моему дому, очень настороженно осмотрелся по сторонам и сказал:

– Д-а-а-а… район, конечно, не самый лучший…

– Я знаю, – улыбнулся я. – Но пока вроде без сюрпризов.

Я не хотел ему рассказывать о нескольких камнях, прилетевших мне в спину не так давно. Том попрощался и быстро уехал. Долго ждать не пришлось, и уже следующее утро разбудило меня неожиданным «сюрпризом». Около шести утра раздался такой взрыв под окнами, что мне показалось, стекол больше в доме нет; и все-таки эти новые пластиковые рамы выдержали ударную волну. Мы с Русланом мгновенно проснулись и подошли к окну. Шагах в двадцати от нашего дома, прямо на дороге, горела машина неизвестной марки. Мы уже были наслышаны о таких выходках, совершаемых местными тинейджерами, которые угоняют машины, катаются на них всю ночь, а в конце своих приключений бросают примерно в таких же подворотнях, каким оказался и наш тупиковый переулок, и поджигают. На то время подобные поступки в Ирландии были не в новинку, сгоревшие машины в неблагоприятных районах можно было встретить довольно часто. Через пять минут с воем сирены примчалась пожарная. Из-за испорченного утреннего сна на работу я пришел раньше обычного.

Глава 5

Неделя пролетела незаметно; пришла долгожданная пятница. Я ждал оживленную работенку, которую обещал Том, говоря, что работы будет много и допоздна, так как мне уже за эти пять дней изрядно наскучило сервировать завтраки на пятнадцать-двадцать человек и томно ждать конца рабочего дня, от этого часов получалось немного, а с ними и низкая заработная плата. На улице вечерело. Часы показывали ровно 18:00, когда я подошел к, казалось бы, знакомому мне пабу, который не сразу-то и узнал, его экстерьер изменился – благодаря Айви. Он притащил из внутреннего двора два больших вазона с молодыми лавровыми деревьями, поставив их у входной двери, которая была открыта, а сверху, по углам, тускло светились два с виду старинных фонаря. Черные ворота, ведущие во внутренний дворик, тоже были нараспашку, а узкую дорожку освещали в ряд поставленные бамбуковые факелы, создавая этим необычную, романтическую, даже мистическую обстановку. Я не стал входить в дверь, а вошел в ворота, увидев там Айви, заливающего в небольшую колбу бензин и поджигающего последний факел.

– Здорово вы придумали! – сказал я ему, показывая глазами на горящие огни.

– Да! Это все Энтони. Он мастак на всякие выдумки, – ухмыльнулся Айви. – Заходи, он тебя уже ждет, хочет поговорить.

Я незамедлительно вошел внутрь со стороны двора. Энтони стоял у барной стойки и о чем-то серьезно беседовал с барменом, которым, к моему удивлению, оказался не Билл, а невысокий, среднего роста, в меру упитанный, с выпирающим животом, очень улыбчивый и разговорчивый парень лет тридцати, с тонкими очками на круглом, как картошка, носу и аккуратно подстриженными волосами, с чуть вьющейся челкой, окрашенной в желтоватый оттенок; его щеки с пухловатыми между ними губами немного свисали, но только тогда, когда он становился серьезным, как и сейчас, при разговоре с Энтони.

– Привет, Алекс! – радушно поприветствовал меня Энтони. – Познакомься, это наш вечерний бармен – Марк. – я подошел и протянул ему руку.

– Привет! – сказал Марк улыбнувшись, тем самым непроизвольно подтянув свои щеки кверху. – Очень приятно познакомиться, – добавил он, пожимая мне руку своей ватной ладонью.

– И мне, – коротко сказал я.

– Пойдем отойдем, я хочу с тобой кое о чем поговорить…

Энтони обнял по-дружески меня за плечо и подвел к дивану. Его лучезарная улыбка не сходила с лица. Энтони был таким человеком, который с легкостью мог бы расположить к себе кого угодно, и в то же время в нем присутствовал твердый мужской характер, который он не стеснялся применять при необходимости.

– Алекс, разговор серьезный… – начал он довольно уверенно. – Дело в том, что наше скромное, на первый взгляд, как ты уже успел заметить, нерентабельное по будням заведение, – ухмыльнулся он своей шутке (правде), – каждую пятницу, субботу и воскресенье после 21:00 превращается… как бы тебе понятней объяснить… – Энтони замолчал, смотря в сторону и подбирая правильные слова. Я смотрел на него в недоумении. «Ну паб и паб», – думал я про себя. – В общем, наше скромное заведение превращается в бар для людей с нетрадиционной ориентацией, – сказал он и замолчал, глядя на мою реакцию. – Что ты можешь сказать по этому поводу? – неожиданно спросил он. Я хотел моментально отказаться, начиная уже подниматься с дивана, но Энтони взял меня своей крепкой, жилистой рукой за запястье и сказал:

– Прежде чем ты примешь какое-либо решение, хочу тебе сказать, что я не гей, а такой же, как и ты.

– А Айви?

– И Айви тоже.

– А Марк? – возникла пауза.

– Марк – да! но он очень дружелюбный и добрый человек и сам не приветствует кое-кого из наших постояльцев, с которыми тебе предстоит познакомиться, если ты все-таки решишь остаться. Нет!.. Не подумай, что кто-то сможет тебя обидеть или даже к тебе прикоснуться без твоего позволения, нет! А вот какое-то неприятное словцо – это да… могут и сказануть… Но ты не переживай, я всегда буду рядом, говори мне, а я-то уже знаю, как с ними обходиться.

Пока Энтони говорил и уговаривал меня, я быстро прокручивал в голове, представляя этот балаган…

– К твоему сведению, Марка из-за этих, извиняюсь за выражение, fagots я также упрашиваю не покидать нас. Он отличный бармен; пока он соглашается, но все время говорит, что в последний раз… И все же пока с нами, – улыбнулся Энтони. – Заметь, что я говорю тебе все как есть, ничего не скрывая.

– Я даже не знаю… – мне стало как-то не по себе; к горлу подкатил ком, захотелось воды.

– Оплата двойная! – резко сказал Энтони. – И делать особо ничего не надо – просто собирать пустые пинты, стаканы, бокалы и относить за барную стойку. Ну а если уж вообще будет полно народа, тогда и помогать Марку, заполняя этими же стаканами моющую машину. Вот и все! – радостно закончил он.