Удиви меня

— Точно не считала, но это не десятки, а сотни.

— Да ладно?! — наигранно удивляется он.

— Шоколадно. Я не шучу и говорю вполне серьезно.

— Сотню?

— Не считала, но думаю больше сотни.

— А кто говорил, что не проститутка?

— А кто сказал, что я их видела живыми и прыгала на них?!

— В смысле? Ты про телевизор что ли?

— Нет. В живую, но не живыми. Просто я люблю присутствовать на вскрытии. Морги. Морги я люблю. Так что не морочьте мне голову. Я членов видела больше, чем вы за свою жизнь, сдался мне еще ваш. И вообще, если вы видели у меня в сумке паспорт, почему нельзя было посадить меня на такси?

— Вообще-то мы и были на такси. Ты категорически отказалась ехать домой, мотивируя, что должна вернуться только утром. Не бросать же тебя в самом деле было.

— Не бросать. И как это было? Нет, я серьезно, вы привели меня к себе домой, и с чего мне вдруг захотелось заняться оральным сексом? Я слишком брезглива для таких вещей. Нет, не подумайте, что я считаю это чем-то плохим. Между парами, живущими годами — это наверняка норма, но точно не для меня, видящей вас впервые в жизни. Да я бы никогда не смогла, не получив от вас справку с кожно-венерологического диспансера, — я бы и дальше пыталась возмущаться, если бы не резкая боль в животе. Такой силы, что, кажется, я побледнела, вспотела и пришла в себя. Это черешня!

— Ты говорила, что хотела попробовать побыть нормальной, — а вот это уже полный, похожий на правду капец. — Достала из кармана моих брюк презерватив и сделала сие дело…на пол шишечки, — усмехаясь произносит Алмазов и трогается с места, чуть продвигаясь вперед.

Это конец…Не врет. Я реально делала ему минет. Пергидрольная пергидроль…Я не знаю на чем сконцентрироваться, на удушающей волне жара, которая проносится по моему телу или бушующему кишечнику. Последний начинает не просто бушевать, но и издавать звуки, которые я тут же маскирую кашлем. Не задумываясь тянусь к приборной панели и включаю радио.

— Так лучше…пробку на мосту переждать. Ну хорошо, предположим я сосала половину вашей шишки…в презервативе. Так?

— Хорошо, пусть будет так, — закусывает нижнюю губу, чтобы явно не засмеяться.

— Да нет, хорошо бы было не так, — достаю трясущейся рукой из сумки салфетки и протираю лоб от испарины. Это ж надо было так вляпаться, еще и на мосту! — Хорошо бы было, если бы я вообще ничего не сосала, ну разве что зубочистку.

— Пососешь еще. Зубочистку в смысле.

— А вам не надоело? — несдержанно бросаю я, борясь с очередным спазмом.

— Что именно?

— Говорить всякие пошлости. Вы же врач, взрослый мужчина, а на деле какой-то…пошляк.

— Что ж мне теперь шишкой не пользоваться, если я врач? Я вообще считаю, что по жизни надо быть проще. И в своих желаниях, и в словах, и тем более в действиях. Какой смысл зацикливаться на каких-то правилах, который придумал какой-то идиот?

— Не желаю это обсуждать. Вы же понимаете, что после всего, что между нами было, я не смогу с вами проходить практику. Я договорюсь с кем-нибудь из студентов, и мы поменяемся местами.

— Нет.

— Да.

— А я сказал — нет. Ты проходишь практику у меня и точка. Что-то ты побледнела. Тебе плохо?

— Конечно, плохо, стыд сжирает моююю, ой… грешную душу, — отворачиваюсь к окну, сжимая до боли колени.

Мыслить здраво, когда из меня совершенно точно хочет выйти черешня, не получается от слова «совсем». Открываю окно, выглядываю наружу и понимаю, что мне реально конец. Это только середина гребаного моста.

— Запиши номер моего телефона.

— Что? — закрываю окно и поворачиваясь к Сергею, мать его, плохо моющего черешню! Омммммммм…….ммммм…. — Красивая музыка играет, да?

— Я не любитель такой музыки, поэтому для меня — нет. Телефон запиши.

— Зачем?

— Будить меня будешь. Шутка. Для связи, для чего же еще. Мало ли какие вопросы будут. Слушай, может хватит трястись, это всего лишь минет, да еще и в презервативе, — это всего лишь понос на твоем кожаном сиденье. Будет, через пару минут! — Чего ты так переживаешь?

— Я вообще по этому поводу не переживаю. Берите мой мобильник, вбейте ваш номер и отстаньте от меня, — кое-как достаю телефон и буквально кидаю ему на колени.

Вот прямо сейчас, вся моя жизнь пронеслась перед моими глазами. И, как ни странно, именно в сию минуту я на себе прочувствовала, что такое «все познается в сравнении». Сейчас, минет, тем более в презервативе, не кажется мне чем-то ужасным. Неприятно, конечно, но это лучше, чем обделаться на этом кожаном сиденье чужого авто. Сложила ладони в молитвенной позе и запрокинула голову вверх. Никогда. Никогда в жизни я ни о чем не просила тебя, Господи. Пожалуйста, не дай мне испражниться прямо здесь, я больше не буду пользоваться антисептиками, не буду делать замечаний детям. Стану чуть терпимее к чужим недостаткам и ошибкам. Съем уличную шаверму. Да, все! Только дай мне это удержать в себе, пожалуйстаааа.

— Ой, ну все. Я пошутил, не было никакого минета. Ничего не было. Просто немного побалакала и я уложил тебя спать. Выдохни и расслабься.

— Не было?!

— Не было. Может тебе воды дать? — воды мне еще не хватало, ну-ну. Водой будешь отмывать сиденье от переработанной черешни, если я не уговорю свой кишечник жить в гармонии с собой.

— Не надо вводы. Спасибо.

— Держи мобильник, — вырываю из рук телефон и забрасываю в сумку.

Отворачиваюсь к окну и закрываю глаза, продолжая молиться. Какой же я испытываю кайф, когда спазмы отступают — не передать словами. А еще машина движется по мосту — это, наверное, сродни оргазму.

— Слушай, я же уже сказал, что ничего не было, что ты как в агонии сидишь? — да, так и есть, агония у меня в кишечнике. — И все же без шуток, может тебе стоит обратиться…хотя бы к психологу?

— Они мне не помогут, — тараторю я. — У меня почти вся семьяяя, — спазм, спазм, спазм, поди прочь, ггггнида! — Ммедики. Бабушка с дедушкой заслуженные врачи. Старшая сестра, кстати, психолог с приличным стажем. Средняя — терапевт, — фух, отлегло. — Папа — хирург номер один. У него своя клиника, между прочим.

— Мама.

— Что? — резко поворачиваюсь к нему.

— Про маму забыла. Мама кто? Гинеколог?

— Почти. Жопорисолог.

— Это кто? — не сдерживая смеха, выдает Алмазов, набирая наконец-то скорость. Прощай, мост!

— Этот тот, кто жопы рисует. Она у меня не врач. Просто ммать моя…мать. Самая лучшая мама. Хуудожница…попная. Фух. Жарко тут, сил нет.

— Сильнее включить кондиционер?

— Давайте.

— Может все-таки воды?

— Нет. Воду лучше поберегите, — тихо произношу я, нервно усмехаясь. — А вы хотя бы не женаты? — нашла что спрашивать, идиотина.

— Не женат. Детей нет. Зарплата хреновая. Живу на конвертах от больных. Неплохо, кстати, живу.

— Рада за вас, но про остальное я не спрашивала. Мне просто нужно было знать не проклинает меня кто-нибудь в данный момент, например, ваша жена, которая обнаружила мои следы в вашей квартире. Ну раз нет, так и слава Богу.

Сказала и реально отлегло. Точнее отступили. Спазмы отступили. Знаю, что это на время. Драгоценные минуты, на которые я фактически молюсь. Господи, как же хорошо, когда хорошо… Стоп, а может мне хорошо, потому что из меня уже что-то вышло? Да нет, я бы почувствовала. Нормально все. Точнее хорошо все. Это, наверное, как у агонирующего больного — перед смертью становится хорошо. Надеюсь «моя смерть» дождется моего фаянсового друга. Я затаилась. Реально затаилась, в очередной попросив попу не самовольничать. И, как ни странно, почти до метро мы доехали без кишечной революции. И только при виде заветной буквы «М» я почувствовала очередную схваткообразную беду.

— Где остановить?

— Я передумала. Езжайте дальше, к озерам. Домой в смысле. Второй поворот, а там прямо и до конца переулка.

Титаническими усилиями сжав, наверняка в последний раз на сегодня свои полупопия, я мило улыбнулась Алмазову и тут же отвернулась к окну. Сжала ладонями ремешок сумки и закрыла глаза.