Твой пока дышу

– Я не знаю, Эмир. Сказал – не по телефону. Ехать понты, дел нет, бабки сулит приличные, почему бы не скататься.

– И то верно, – равнодушный и спокойный. Мне бы так.

– Как мелкий? – ещё десять минут до цели и даже боковым зрением не хочется видеть, как он пускает слюни на порнофотки своей жены.

– Тебе в самом деле интересно? – обрушивает на мою голову вполне себе такой резонный вопросец.

– Само собой! – возмущаюсь в голос, сворачиваю шею и пялюсь на него пару секунд, чтобы он успел отметить мою искреннюю рожу и кристальную честность взгляда.

Мне интересно. Просто… просто, блядь, я подыхаю от лютой зависти. Но ему не говорю. Лишнее это. Жалеть ещё начнёт, на хер мне это не упало.

– Научил его здороваться и прощаться за руку, – выдаёт самодовольно. – Не руку мою трясёт, а душу, но всё равно кайфово. Ты давно не заезжал, – шатает мою совесть укоризной голоса. – Он помнит, вспоминает. Ждёт.

– Да знаю я… – морщусь и поддаю газа. Вот нахера завёл? – То одно, то другое… – пытаюсь вяло оправдываться. – Здороваться, значит? Взрослый уже пацан.

– Взрослый… и весь в Лилию. Сшибает все видимые и невидимые преграды, неуклюжий до помутнения рассудка. Моего, разумеется, у них с матерью эта канитель как в порядке вещей. Надеюсь, с возрастом пройдёт… у тебя что?

Вопрос, которого я всегда жду, поджав яйца, и на который никогда не хочу отвечать.

– Да всё по-старому, – пытаюсь съехать с опасной для себя темы.

– Тёлки, бухло и отсутствие перспектив? – долбит ненавязчивой констатацией фактов. – Ясно.

Молчу. Хули тут ответишь? Всё по существу.

Умалчиваю только что воротит с этого. Что с таким трудом продираю глаза по утру, что начинаю засматриваться на вощёные верёвки в супермаркетах, проходя мимо стеллажей хозтоваров прямиком за огненной жижей.

– Как с Валерией? – продолжает вгонять в депрессию обыденными вопросами.

– Задолбала, – первая откровенность за долгое время.

– Вообще не понимаю, на кой хер ты с ней спутался, – ответная честность, поднимающая волну братской любви. – Ебанутая. И не в хорошем смысле.

Ликую.

Аплодирую стоя.

Если бы он продолжил, хер бы точно привстал.

– Да блядь… – выдуваю, сворачивая в коттеджный посёлок. – Сам не понял, как так вышло. А когда понял… не так-то просто от неё отделаться, знаешь ли.

– Ебанутая, – вторит убеждённо.

Молчу. Хули тут ответишь? Прав он.

Останавливаюсь у ебанистической высоты ворот и набираю хозяина особнячка, решив не будить общественность сигналом клаксона. Деликатное же дело. А к работе я подхожу со всей ответственностью.

Слушаю ответ и расслабляюсь ровно до того момента, пока хозяин не появляется в свете фар.

Мало того, что въезд перекрывает тачка, так ещё и стояк его видно невооружённым глазом. И не мне одному.

– Чувствую себя лишним на чужом празднике, – душит Эмирчик смешок, сам едва утихомирив своего дружка.

– Да пиздец… – морщусь с немалой долей отвращения, но окно открываю, когда мужик подходит.

– Сейчас уберу, – оповещает коротко и возвращается к мешающей проезду тачке, но всё оказывается не так просто.

Сначала он отгоняет, сука, другую, только после этого садясь в нужную. Что тут, мать Вашу, происходило?!

– Точно личное, – отвечает Эмир моим мыслям.

Ещё одна странность, неизменно вгоняющая меня в тревожные размышления о смысле бытия. Этот чёрт так чётко улавливает мои мысли, всегда так точно реагирует на внутреннее мракобесие, что порой становится дико стрёмно. Что, если он знает всё? Знает, что я каждый день тлею в муках об одной-единственной. Что иногда просто открываю карту, изучая населённые пункты в попытке угадать, в котором из них она обосновалась. Что зачастую смотрю в одну точку просто прокручивая в голове последнюю ночь вместе. Что в особо паскудные дни поднимаю своего парня воспоминаниями о ней. Что не люблю бывать у него дома только потому, что на выходе ступаю из его семейной идиллии в свою зияющую пустоту, в долбанное ничего, выбираться из которого приходится неделями, вымучивая смысл для своего жалкого существования. И фантазия уже на исходе.

Наконец, въезжаю на территорию.

– Прошу прощения за задержку, – выдаёт ни хера не солнечный Солнцев. У мужика страдания через всю рожу, скрывать которые он даже на пытается. Учитывая тот факт, что у него до сих пор стоит, невольно начинаю нездорово так соболезновать. Главное в своём желании угодить клиенту не зайти слишком далеко.

– Ерунда, – выталкиваю миролюбие и протягиваю лапу, которую он пожимает на столько крепко, что из-под светлой рубашки на уровне плеча проступает кровавое пятно. – Огнестрел? – кивком указываю на его руку, и он отрицательно мотает головой:

– Ножевое. Пройдём в дом.

Хоромы у него что надо. По всем пунктам. Не просто роскошный бездушный ремонт, там уют, там семейные фотографии по стенам, детский велик, изрядно потасканный, прямо у входной двери, но кое-что, всё же, смущает: всяких бабских финтифлюх не наблюдается, если не брать в расчёт туфли на шпильках, одна из которых лежит на коврике у двери, а вторая – у дверей в гостиную, метрах эдак в четырёх. В столовой, мимо которой мы проходим, виднеется накрытый стол с неубранной посудой и остатками еды, а от аромата женских духов, которым пропитался воздух, неслабо так ведёт.

Пока одупляю, с какого такого перепуга перед глазами формируется эмиссионное облако туманности Ориона, до того плотное и разряженное, что дыхалку скручивает, водворяемся вслед за хозяином в гостиную, с открытыми настежь окнами.

Вдыхаю поглубже и вместе с кислородом пробивает осознание – это её духи. Её запах. И в тот момент я натурально, блядь, начинаю задыхаться, с трудом сдерживая порыв вернуться в столовую, лечь на пол и сдохнуть там счастливым человеком в рассвете сил от разрыва обленившейся сердечной мышцы, отвыкшей от капитальных нагрузок.

– Как я сказал, дело деликатное, – Дмитрий плотно закрывает за нами двери, лишая меня последней радости.

Как же, сука, давно, я не ощущал её аромат! Как будто эти духи были выпущены на столько ограниченной серией, что достались только ей. Уникальные, как она сама.

– Павел, – окликает уже Эмир, зов Солнцева я попросту проигнорил. Нет, я слышал что-то краем уха, но предпочёл и дальше утопать в бреду своего подсознания.

Машинально сажусь и вопросительно смотрю на хозяина дома, расположившегося в кресле рядом. И вижу во встречном взгляде недоверие.

– Итак, дело в девушке, – начинаю первым, делая выводы из увиденного и возвращая его расположение. – Ты вдовец, воспитываешь сына, к браку не стремишься, но появляется она. И всё идёт как по маслу, но тут это нелепое покушение.

– Нелепое? – приподнимает брови Солнцев.

– Ты же сидишь напротив, – пожимаю плечами, откидываясь на спинку дивана в разнузданной позе. – И дышишь.

– Если рассматривать с этой стороны, пожалуй, соглашусь, – кивает так медленно, что у меня гениталии поджимаются в нехорошем предчувствии. – Но вот что произошло на самом деле…

После его короткого рассказа я бросаю взгляд на Эмира и вижу в его глазах тот же будоражащий кровь огонь, что нещадно опаляет меня, но не могу просто сорваться с места и пробежаться долбанным ураганом по всем комнатам, выискивая её. Во-первых, не факт, что его отчаянная девка – моя. Он даже имени не назвал. Во-вторых, если я спалюсь, он ни за что не доверит мне дело, а я пиздец как хочу разобраться.

Сгребаю остатки самообладания, абстрагируюсь от собственных ассоциаций и, наконец-то, начинаю осмысленно работать.

– Есть догадки?

– Только одна, – ухмыляется невесело и медлит, прежде чем продолжить: – По бизнесу никаких заморочек. Сеть бассейнов, проблемы были, но только в самом начале. Все недовольные довольно быстро либо перестали выражать эмоции в принципе, либо смирились с раскладом. Никакой незаконной деятельности, выручка чиста, как слеза младенца. Пятнадцать лет тишины. И да, я овдовел десять лет назад, а сыну двенадцать. Сейчас он с бабушкой, моей матерью, и пробудет у неё до выяснения обстоятельств.