Страница 40 из 46
— Вот как? А меня, значит, не любишь?
Люблю. Всем сердцем люблю. Но боюсь совершить ошибку.
Я не узнаю своего Рому… И видео… оно все также стоит перед глазами…
Роман подходит и берет меня за подбородок. Пристально вглядывается в глаза.
— Убогая. Какая же ты убогая! Реально решила, что мы можем быть вместе? Это просто спор, Юля. Спо-о-ор, — специально растягивая слова, повторяет. — Мы поспорили на тебя. Я выиграл. А теперь уходи, больше я не хочу тебя видеть.
Собираю в кулак всю силу воли, подхватываю куртку, заталкиваю глубже готовые сорваться слёзы и оборачиваюсь в пороге:
— Ты проиграл. Я знала о споре и специально тебе поддалась. Хотела посмотреть, как далеко ты готов зайти ради выигрыша. Оказывается, ради победы ты не гнушаешься таких убогих, как я. Прощай, Ромочка. Счастливо оставаться.
Хлопает входная дверь, отрезая меня от того, кто стал моим миром, а потом так жестоко его разрушил…
И пусть я узнала только сегодня, этого я ему не скажу. Теперь не имеет никакого значения…
С удивлением оглядываюсь по сторонам.
Парк? Как я сюда попала?
Зажимаю ручку чемодана, а ведь я должна была оставить его на работе. Собиралась оставить.
Как же смешно я, должно быть, выгляжу. Не смешно… Убого…
Подношу руку к глазам и аккуратно вытираю влагу. Не слезы, нет. Только налипший на ресницы снег. Красивый, холодный и неживой. Такой же неживой, как я.
Не понимаю, как оказалась здесь, куда идти теперь, чтобы найти выход. Своеобразный лабиринт сознания, спроецированный на реальную жизнь. Бреду в темноте на свет фонарей, то и дело спотыкаясь.
В какой-то момент устаю и вспоминаю про телефон. Загружаю карту и останавливаюсь, жду, когда геолокация определит местоположение.
Входящий звонок сбрасываю, не глядя. Телефон продолжает звонить, а следом прилетает сообщение.
Незнакомый номер: Юля, беспокоюсь. Альберт.
Я так потеряна, что не хочу узнавать, откуда у него мой номер. Наверное, кураторы знают все контакты студентов. Но человеческое тепло и участие очень нужны. Они — как тот спасительный свет фонаря.
Я нажимаю на номер и перезваниваю, а после мгновенного ответа произношу шёпотом:
— Альберт Игоревич, Вы можете забрать меня? Пожалуйста…
Наивысшая точка отчаяния или растерянность… я отключаю все чувства. Сбрасываю метку Сычёву и жду, обхватив себя руками, до тех пор, пока его высокая фигура не появляется в конце аллеи.
Странно, что кроме меня никого здесь нет. Ангел-хранитель, не иначе, бережёт от чужих глаз.
Подчиняюсь движениям, а не словам: Алберт берет мою руку и ведет за собой. Во второй руке у него покачивается мой многострадальный чемодан. Я это отмечаю скорее по привычке, чем интересуюсь, что станет с вещами. Да и о каких вещах может идти речь, когда вся душа вдребезги?
— Вот так. Аккуратно, Юля.
Сычёв помогает забраться в свой автомобиль, пристегивает меня и внимательно сканирует взглядом.
— Куда тебя отвезти, Юля?
Пожимаю плечами, отводя глаза. Накрывает стыдом: сижу в машине чужого человека, оторвала его от дел.
Начинаю лепетать слова извинений, но Альберт Игоревич пресекает мои попытки:
— Тебе надо успокоиться. Давай где-нибудь выпьем кофе, а потом я отвезу тебя, куда скажешь. Договорились?
Глава 46
Юля
Я завидую роботам, на которых сейчас похожа. Они все делают на автомате, ни о чем не задумываясь… Я же никак не могу отключить страшную функцию: вспоминать…
Задумывался кто-нибудь, что память у человека не только достоинство и отличительная черта, но и адское наказание? Со временем притупляются эпизоды и забываются детали, но до тех пор, пока они живы, сердце работает на разрыв. Каждый удар — мучителен, каждый вздох — боль…
Ночью мне хочется уснуть, но я не могу себя заставить закрыть глаза. Новая обстановка давит, чужие запахи пугают, а присутствие за стенкой взрослого мужчины приводит в ужас.
И до этого всего я довела сама. На меня напала дикая апатия и вместо «перекуса» Альберт Игоревич привез меня к себе. Так легко, словно мы не преподаватель и студентка, а давние знакомые. Взял за руку, привел в дом, помог снять верхнюю одежду. Всё молча. С моей стороны. Он что-то говорил, но я слышала лишь: «Мы поспорили на тебя. Я выиграл. А теперь уходи, больше я не хочу тебя видеть».
Уходи… Больше я не хочу тебя видеть…
А перед этим Рома злился и выдыхал, что звонил мне и ездил к общаге. Где логика, Рома? Почему одни слова сменились другими так быстро? Почему твой взгляд резал без ножа, а кулаки сжимались, когда я уходила?
На эти вопросы мне не получить ответы. Я знаю, что больше не захочу пересекаться с ним. И надеюсь, у него хватит ума не воспользоваться моим подарком. Я не помню, где выронила пригласительный… Кажется в прихожей, когда бросала ключи на комод. Или у лифта… В любом случае, теперь это уже не имеет никакого значения.
В дверь раздается негромкий стук, и я приглушенно выдыхаю, что можно войти.
— Не подумай, что я прислушиваюсь, но твои всхлипы слышно в соседней комнате.
Альберт присаживается на корточки у постели и протягивает мне высокий стакан с чем-то. В темноте видно плохо, но явно не вода. Резкий запах напоминает какое-то лекарство, название которого, конечно, вылетело из головы.
— Не расскажешь?
Мотаю головой, принимая питье.
— Извините.
— Пей. Это успокоительное, а то утром ты совсем встать не сможешь. Может быть, набрать тебе ванну?
С ужасом вцепляюсь в плед и усиленно мотаю головой. От активных действий жидкость в стакане плещется, и несколько капель попадают на мою руку и одежду Сычёва. На нём белая футболка и тёмные капли выделяются даже без освещения.
— Простите, я…
— Успокойся, Юль. Успокойся. Пей и постарайся заснуть. Если захочешь поговорить, я рядом. Ты же знаешь, что иногда человеку нужен слушатель?
— Знаю, но… Простите…
Шепчу и припадаю к бокалу, чтобы избежать объяснений. Делиться с Альбертом странно. Хоть он и спас фактически от холода, но я все же помню рассказы Ромы о дружбе их отцов.
— Как скажешь, — Сычев поднимается и выходит, прикрыв дверь.
А я остаюсь снова одна. С мыслями, наполовину опустошенным стаканом и полностью разбитым сердцем…
— Пару лет назад, а, может, меньше, Ромыч забился со мной, что нет на планете девушки, которая бы могла вызвать у него чувства.
Я давлюсь кофе, который только что отпила, и вопросительно поднимаю глаза. Пробуждение после успокоительного оказалось тяжелым и болезненным, но, вместе с тем, тело отдохнуло. А душа… Ей придется долго заживать и наращивать защиту заново.
— Я видел вас в зале, когда он налетел на тебя из-за якобы его места. Вы так цапались, что никого рядом не замечали, а я наблюдал, что Амура повело. Он сам не понял, но я уже увидел это. Потом, на лекции, если помнишь, хотел спровоцировать, но не получилось.
— Получилось, — почему-то шепотом отвечаю. — Рома передал мне подарок.
— Ах да, пакет с косметикой, которым он швырялся у входа. Забыл, — обезоруживающе улыбается Альберт, отправляя в рот большущий кусок омлета.
Это я приготовила, пока преподаватель (стыдно-то как!) принимал душ. Он попросил нарезать бутерброды, но я осмелилась сделать более сытный завтрак в благодарность за его доброту. И, конечно, потому что так привыкла.
— Очень вкусно, Юль! — Хвалит, и продолжает говорить: — Всё думал, когда рванёт? Ставил на квест, но вы уехали с подругой.
Я смущенно краснею и прячу глаза в напитке, вспоминая наш поцелуй. Первый настоящий поцелуй и то, как Ромка грел мои руки, а потом заботливо прятал, чтобы наша команда выиграла.
Ради спора? Он уже тогда играл?
Повинуясь внутреннему наитию достаю свой телефон и нахожу нужное сообщение. Подвигаю через стол смартфон к Сычёву.