Научу тебя плохому

— Есь, я не собирался…

— Что ты не собирался, Марк? Или лучше Ежик? — она поднимает на меня глаза.

Во взгляде ее читается тотальное разочарование. И нет там больше ничего, ни страха, ни упрека.

— Ты все это время знал и просто врал, глядя мне в глаза, врал.

— Я ни разу тебе не солгал, — замечаю справедливо.

— Ну да, формулировки. Ты просто не сказал правду. Зачем ты так со мной? Ты знал и играл, смешно тебе, наверное, было?

— Мышка…

— Зачем, Марк?

Я всякое предполагал: злость, страх, негодование — и, казалось, готов был к любому повороту, но мышка меня все равно удивила. И теперь я смотрю на нее, — такую потерянную, смотрю в мокрые от слез глаза и не знаю, что сказать, что ответить на ее вопрос, а потому не придумываю ничего лучше, кроме как просто ее поцеловать.

Она не ожидает, конечно, и только вскрикивает звонко, когда, дернув на себя одеяло, я откидываю его в сторону, хватаю свою мышку за ноги, тем самым укладывая ее на спину и нависаю сверху. Все происходит так быстро, что малышка, очевидно, даже понять ничего не успевает, и я, конечно, пользуюсь ее смятением, наклоняюсь и целую ее мягкие, припухшие губы, проталкиваю язык внутрь. Секунды спустя Еся начинает приходить в себя, острыми коготками впивается в мои оголенные плечи, а я кайфую от этой легкой боли. В голове вихрем проносятся картины из недавнего прошлого: совместный душ, мышка, так шикарно выгибающаяся и ластящаяся, словно ласковая кошечка, и мой, пожалуй, самый яркий в памяти оргазм. И, наверное, я урод конченный, потому что должен свою мышку успокаивать, а я снова думаю о том, как охрененно будет в ней.

— Тихо, Мышка, маленькая, — я перехватываю ее руки, пригвождаю их к матрацу, — девочка моя, прости меня, слышишь, Еся, не было мне смешно, малыш, совсем не было.

— Марк…

Я не хочу слушать и слышать ничего не хочу. Она в моих руках, моя мышка, остальное подождет до завтра. Целую свою малышку, она ожидаемо упирается, крутит головой, но уже спустя несколько секунд сдается, издав обреченный стон.

— Моя, только моя, — шепчу, словно одержимый.

Отпускаю ее руки, позволяя обхватить свою шею. Ладонью скольжу по оголившимся бедрам, поднимаюсь выше, раздвигаю стройные ножки. Отрываюсь от охренительно сладких губ, заглядываю в глаза своей малышке. Подернутый дымкой возбуждения, расфокусированный взгляд вставляет похлеще всякого афродизиака. Касаюсь губами подбородка и медленно спускаюсь к груди, прихватываю через ткань затвердевший сосочек, посасываю. Я еще там на кухне понял, что мышке нравится, что она точно также теряет связь с реальностью. Тону вместе с ней в этом безумии. Она ерзает по простыне, кусает свои красивые губки и на меня пристально смотрит. Не отталкивает, ждет дальнейших действий, и я, конечно, оправдываю ее ожидания, оставляю грудь, спускаюсь к впалому животику, задираю мешающую моим планам футболку.

— Подними попку, — смотрю на свою разгоряченную малышку. — Еся, подними, — повторяю настойчивее, и она выполняет.

Шире раздвигаю ее ножки, покусываю кожу на плоском животике, наблюдая за реакцией своей малышки. Будучи готовым к возможному просветлению и некому сопротивлению, устраиваюсь удобнее меж разведенных ног и оставляю легкий поцелуй на коже чуть выше лобка.

— Марк, — она шепчет тихо, но вопреки моим ожиданиям не предпринимает попыток отстраниться, в очередной раз меня удивляя.

Не теряя времени, подтягиваю малышку ближе и касаюсь ее языком, пробую, смакую. Она пахнет мылом и меня это дико раздражает. Я хочу чувствовать ее запах, ее вкус, и я попробую, обязательно попробую. У меня был опыт орального секса, но ни разу он не заводил меня так, как заводит сейчас. Потому что это не просто физиология, нет, это потребность, одержимая, жгучая, инстинктивная. Потребность в этой девочке, в ее близости.

Провожу языком по малым губам, слегка их покусывая, ласкаю неторопливо. Поднимаю глаза, встречаюсь взглядом с мышкой. Она только губки свои красивые кусает и на меня смотрит, а потом проводит язычком по пересохшим губам, очевидно, не осознавая, как действует на меня это простое движение.

— Моя, — повторяю, словно одержимый.

Раскрываю нижние губы, указательным пальцем провожу по сердцевине сверху вниз, осторожно, чтобы не причинить боль, кончиком пальца проникаю в узкое, горячее лоно. Еся дергается, машинально сводит ножки.

— Тшшш… не надо, расслабься.

Улыбаюсь ей и провожу языком по горячей, влажной плоти, обвожу набухший клитор, слизываю выступившую влагу, продолжая помогать себе пальцем, ласкать, растягивать. Мышка вздрагивает, откидывает голову на подушку и выгибается красиво. Охрененное зрелище, каждый день бы смотрел, и буду смотреть. Она моя, только моя, и я научу ее, всему научу.

Я не выдерживаю, ее возбуждение, ее желание, мне крышу сносят, и я набрасываюсь на нее словно зверь одичалый. Вылизываю жадно, словно в последний раз. Перед глазами все темнеет, собственный пульс грохочет в ушах, все вокруг теряет значение. Есть только моя мышка, тихо постанывающая и извивающаяся на постели. С каждым движениям языка стоны становятся громче, движения тазом увереннее. Мышка, должно быть, сама того не осознавая, шире разводит ножки и пальчиками своими тонкими зарывается в мои волосы. Я точно поеду крышей.

Кончиком языка обвожу клитор, надавливаю и втягиваю его в рот, посасываю и кайфую от того, как потеряв контроль, Еся начинает стонать, подмахивая бедрами в так моим движениям. Невероятная, моя девочка. Сейчас, глядя на нее, чувствуя ее возбуждение, я понимаю окончательно, что она такая же ненасытная, как я. Страстная, горячая и только моя.

— Марк…

Она выгибается сильнее, начинает дрожать, а я продолжаю остервенело ее вылизывать, пальцами проникаю глубже и понимаю, что не выдержу, не остановлюсь, не смогу.

— Марк.

По ее телу проходит крупная дрожь, бедра машинально сдвигаюсь и с громким стоном мышка начинает кончать, сотрясаясь в третьем за вечер оргазме, а я не отпускаю ее до тех пор, пока не утихают последние его отголоски.

В последний раз провожу языком по горячей мякоти, отпускаю мышку, стягиваю с себя белье и устраиваюсь между расставленных ножек. Притягиваю размякшую малышку ближе, обхватываю член ладонью и начинаю медленно водить вдоль влажной, розовой плоти.

— Марк не…

Еся приходит в себя, наконец осознав происходящее. Поздно. Не могу больше, хочу ее, сдохну просто. Ставлю свободную ладонь на матрац, нависаю над мышкой, заглядываю в глаза, продолжая водить членом меж разведенных губ, до зубовного скрежета стискивая собственные челюсти.

— Мышка, — целую ее скулы, невесомо касаюсь губ.

Я хочу ее, так сильно хочу, что перед глазами все расплывается.

— Марк… — шепчет тихо, но не отталкивает.

— Скажи мне да, мышка, сажи да, я так хочу тебя, малыш, с первого дня, хочу в тебя…

Глава 23

Марк

Возможно, мне бы стоило притормозить, сбавить обороты, а лучше и вовсе остановиться, но мне словно чеку невидимую сорвало и теперь только взрыв, никак иначе. Я сам открыл этот чертов ящик Пандоры, сам позволил себе больше, чем следовало.

А теперь смотрю на свою мышку. Ее взгляд все еще подернут дымкой пережитого оргазма. Малышка дышит прерывисто, на меня смотрит вроде, а ощущение, что куда-то сквозь. И сейчас мне кажется, что она в принципе мало что в данный момент понимает, если вообще что-то понимает, потому что я постарался, и старался я очень усердно. Продуктивно все так получилось и я бы, наверное, даже рад был бы и доволен, как слон, если бы не одно очень важное «но», а именно мой собственный изголодавшийся зверь внутри.

Сейчас я особенно ярко чувствую, что нихрена мы не далеко от животных ушли. Все те же голые инстинкты, все то же животное, непреодолимое желание заграбастать свою самку. И разница между мной и каким-нибудь носорогом в период активного размножения лишь в том, что я еще пока могу здраво мыслить, держусь на краю оврага, в любой момент готовый переступить ограничительную черту.