Научу тебя плохому

Реальность, прежде уплывшая в небытие, придавливает меня огромным, разрушающим чувством вины. На смену неведомому ранее удовольствию приходят жгучий стыд и угрызения совести.

Что я натворила?

Тело, словно цепями скованное, меня совершенно не слушается. Все еще плотно прижатая к обнаженному мужскому торсу, я сжимаю пальцы на широких плечах Марка, кажется, впиваясь ногтями в кожу и, должно быть, причиняя боль.

Как я позволила, почему не остановила? Как допустила нечто подобное?

— Есь, прекращай, — мягко произносит Марк, и проводит пальцами по моей спине вдоль позвоночника. — Я уже знаю, что сейчас происходит в твоей головке. Не надо, не накручивай себя.

— Как? — это все, что мне удается из себя выдавить.

Как я могу себя не накручивать, когда вот так просто позволила сделать с собой нечто подобное? Боже, это же просто аморально. Я целовала одного, возбудилась от переписки с другим и кончила на чертовом столе с первым! Позволила себя раздеть, позволила себя трогать, касаться себя там, где я даже сама себя не трогала? Как называется такое поведение? Как назвать человека, позволившего себе нечто подобное.

Шлюха!

Сама обыкновенная шлюха.

С огромным трудом расцепив свои сомкнутые и ставшие совершенно деревянными пальцы, я убираю руки с плеч парня, и делаю попытку отодвинуться. Мне хочется спрыгнуть с этого стола и броситься прочь, подальше от взгляда серо-голубых глаз. А Марк продолжает держать, только руки на талию перемещает и дышит шумно, словно сам едва сдерживается.

Только подумав об этом, я заметно вздрагиваю и, почувствовав мое напряжение, Марк только усиливает хватку.

— Ну чего ты напрягаешься, Есь, тебе же хорошо было, понравилось ведь? — шепчет мне на ухо, прикусывая мочку, тем самым пуская по телу электрические импульсы.

— Можно, я оденусь и…

— Нет, — он перебивает меня довольно грубо и только сильнее прижимает к себе.

Его губы, вдоволь наигравшись с моим ухом, спускаются ниже к шее. И это приятно, настолько, что на какой-то миг я теряюсь в собственных ощущениях, в собственных желаниях. Одна часть меня рвется сбежать отсюда, а вторая… вторая не хочет сопротивляться.

Это совсем неправильно, но мне нравится чувствовать теплые губы на своей коже, нравится ощущать легкие поглаживания по спине и это неправильное, непристойное даже соприкосновение полуобнаженных, разгоряченных тел мне тоже нравится. Нравится той части меня, которая не хочет бежать, которая хочет остаться. И я разрываюсь, мечусь меж двух огней, пока Марк, совершенно не церемонясь, наклоняется и вновь касается губами моей груди. Где-то рядом раздается тихий стон, и я с ужасом осознаю, что стон этот принадлежит мне. Что я творю? Почему продолжаю сидеть с разведенными ногами на кухонном столе и позволяя так откровенно себя касаться?

— Нравится? — на лице Марка появляется порочная улыбка.

Он выпрямляется, выпускает меня из плена своих рук, чуть отходит назад, не сводя с меня порочного взгляда. Мне в миг становится холодно, руки сами тянутся к груди. Хочется прикрыться, спрятаться. Боже, ну почему меня так штормит?

— Не надо, — прежде, чем я успеваю что-либо понять, Марк хватает меня за запястья и разводит руки в стороны. Его взгляд сосредотачивается на моей груди. Ладони сильнее сжимаются на моих запястьях, мощная грудная клетка парня заметно вздымается. — Ты такая красивая, Еська, не надо прятаться, я хочу на тебя смотреть.

Он облизывает пересохшие губы, отпускает мои запястья и перемещает свои большие ладони на мои бедра.

— И здесь тоже, — он ведет одной рукой вверх, касается запретного места сквозь плотные, но, кажется, уже намокшие штаны. Нет, мне совершенно точно не кажется.

Как стыдно-то.

Я застываю, просто не зная, как себя вести, а через миг вскрикиваю, потому что Марк, резко выпрямившись, хватает меня за бедра, тянет к краю стола и сажает на себя. Так легко, будто я совершенно ничего не вешу. Не ожидая такой резкой смены положения, я обхватываю ногами бедра парня, руками цепляюсь за его шею и прижимаюсь к горячему торсу. Не дожидаясь пока я приду в себя, Марк разворачивается и движется к выходу из кухни. И лишь когда мы оказываемся посреди коридора, я начинаю осознавать происходящее.

— Куда ты меня несешь? — спрашиваю, продолжая цепляться за шею парня.

— В душ, — отвечает он, ни на секунду не прекращая движения, даже не замедляясь.

— Что? Нет, я не хочу.

Я начинаю нервно дергаться, понимая, к чему все идет.

— Прекрати вырываться, Есь, я не насильник, малыш, — он произносит тихо, открывая дверь в ванную. Молча вносит меня в небольшое помещение и, опустив меня на пол, включает свет и закрывает дверь.

Я неосознанно делаю шаг назад, у меня вновь появляется стойкое желание прикрыться. А Марк, словно мысли мои читая, в один лишь широкий шаг пересекает разделяющее нас расстояние, крепкие мужские руки вновь обхватывают мое, практически безвольное тело. — Боишься? — улыбается Марк, наклоняясь к моему лицу, губами скользит по виску.

Я невольно прикрываю глаза начинаю дышать чаще, потому что воздуха катастрофически не хватает. Но нет, я не боюсь. Это странно, совершенно необъяснимо, впрочем, как и мое настолько развязное поведение. По всем законом логики я должна вырываться, должна пытаться освободиться, а я продолжаю стоять истуканом, прижимаясь к едва знакомому парню, которому еще несколько минут назад позволила больше, чем кому-либо в своей жизни.

Марк, не дожидаясь моего ответа, моей хоть какой-нибудь даже малейшей реакции, кладет ладонь на мою поясницу, ведет шероховатыми пальцами вверх по позвоночнику и обратно, к крестцу и ниже. И теперь уже обеими руками совершенно бесстыдно сжимает мои ягодицы. Нужно оттолкнуть, конечно, нужно. Хотя бы попытаться. Вот прямо сейчас просто оттолкнуть. Он же не станет брать силой, он обещал, и я верю, наверное, это глупо, но верю. Вот сейчас подходящий момент, просто сказать нет, начать сопротивляться хотя бы для того, чтобы сохранить остатки самоуважения, сохранить хоть каплю достоинства. Хотя о каком достоинстве вообще может идти речь, после сегодняшних событий. Я провела себя, как девка легкомысленная, развязная. И нет никакого достоинства и самоуважения больше тоже нет.

— Ну так что, боишься? — Марк зачем-то повторяет свой вопрос, продолжая водить губами по моему виску.

— Не боюсь, — отвечаю честно, да и он ведь все прекрасно чувствует и понимает, просто издевается, дразнит в очередной раз. Все он видит и реакцию мою видит, и как я на столе кухонном его ласкам отдавалась он прекрасно помнит. — Просто то, что произошло… так нельзя.

— Нельзя? — я в его голосе слышу неподдельное удивление. — Почему? Это физиология, Есь, если тебе так проще, ничего плохого в этом нет.

— Ты просто не понимаешь, — произношу все также тихо. Ну как я ему объясню, что за пару минут до случившегося с нами на кухне, я с другим переписывалась и что… да, Боже, это даже в моей собственной голове звучит грязно и неправильно.

— Все я понимаю, Есь.

И, пока я медленно перевариваю сказанные им слова, он кладет свою большую ладонь на мой затылок, надавливает, вынуждая податься ближе и запечатывает мой рот жадным, бесстыдным поцелуем. Языком ныряет внутрь, практически меня вылизывая. И это так грубо, так грязно, так развязно, что, наверно, в другой ситуации, с другим человеком я бы обязательно впала в истерику. А с Марком, с ним все не так, с ним в принципе все иначе.

Поцелуй прекращается также внезапно, как и начался. Я даже понять ничего не успеваю, стою совершенно ошалелая от происходящего, жадно глотая воздух и чувствуя, как подкашиваются ноги и кружится голова, а потому не сразу замечаю, что Марк стоит на коленях. И когда только успел опуститься?

Он цепляет пальцами резинку моих штанов, тянет их вниз и только в этот момент мне удается опомниться. Я хватаюсь за собственные штаны, мотаю головой.

— Нет, не надо этого делать.

Удивляюсь, как у меня вообще сил хватает на сопротивление. Марк вздыхает, осматривает меня голодным, порочным взглядом. Зрачки парня заметно расширяются, практически полностью перекрывая серо-голубую радужку. Взгляд становится темнее ночи. Я засматриваюсь, почти тону в этой тьме, и громко вскрикиваю, когда губами Марк касается моего живота, кончиком языка проводит по пупочной впадине и слегка прикусывает кожу.