Страница 97 из 276
Пожалуй, эти слова как нельзя точно характеризовали деятельность правоохранителей в то лихое время.
Осип Брик как-то поделился с друзьями воспоминаниями о совещании в ВЧК с участием Ф. Э. Дзержинского. «Железный Феликс» говорил об опасностях разлагающей бесконтрольности в органах и о том, что каждого чекиста через год работы можно отдавать под суд, где он и должен доказывать свою невиновность. В подтверждение его позиции 16 сентября 1919 года вся Москва с интересом читала очередной номер газеты «Вечерние Известия Московского совета рабочих и красноармейских депутатов», где были опубликованы стенограммы заседаний Московского Революционного Трибунала: слушалось дело 27 сотрудников уголовного розыска, которые во главе с начальником Центррозыска К. В. Розенталем, начальником управления уголовного розыска И. В. Потаповским — бывшим сотрудником охранного отделения, — с участием агентов Берёзкина, Земского, Рогова и др. организовали работу нелегального игрового притона «Треф» в центре города, где промышляли продажей самогона, обчищали проворовавшихся служащих, которые проигрывали казённые деньги, и т. д. Народные милиционеры объясняли наличие игорного дома сложившейся оперативной необходимостью, а присвоение сотен тысяч рублей — расходами на содержание осведомителей. «Они рисуют в целом довольно яркую картину той явно нездоровой обстановки в отделении уголовного розыска, в которой ткалась паутина преступлений, в конце запутавшая громадное число ответственных работников уголовного розыска», — писала газета «Вечерние новости» в 1919 году.
В итоге по приговору трибунала В. Дмитриев, В. Филиппов и Ф. Тюрин были расстреляны, их подельник И. Потаповский был приговорён к 20 годам лишения свободы с конфискацией его капиталов, «в чём бы они ни выражались». Трибунал также постановил, что на основании экспертизы, установившей психическую ненормальность начальника угро Розенталя, «дело о нём прекратить; дела по обвинению Васильева и Генрихсона, находящихся на испытании в психиатрической лечебнице, отложить до выяснения их психического состояния, а дело Шеварнадзе отложить до его розыска». Остальные «оборотни» получили различные сроки наказания: от 1 года до 10 лет лишения свободы. Показательным в приговоре был индивидуальный подход к каждому сидевшему на скамье подсудимых (все приговоры были разные), а также то, что осуждённым на срок 1–2 года предлагалось выбрать между лагерем и высылкой за переделы Советской России. Для кассации был определён срок 48 часов.
В декабре 1922 года Военная коллегия Верховного Трибунала слушала дело по обвинению бывших коменданта трибунала Петроградского военного округа Тарабукина, начальника комендантской команды Боровкова, следователя трибунала Мейселя, красноармейца комендантской команды Ефимова и граждан Нарета и Шустера, ранее служивших в ВЧК и занимавших в трибунале ответственные должности, «в производстве незаконных обысков в квартире гражданина Арнольда и в убийстве, с целью ограбления, московского ювелира В. Гитмана». Защитниками по делу выступали Коммодов, Бобрищев-Пушкин, Кац и Михайлов.
Как установило предварительное следствие, организованная группа сотрудников трибунала сфальсифицировала документы, на основании которых в квартире гр. Арнольда неоднократно производились обыски.
Часть ценностей, которые хранились в трибунале в качестве вещественных доказательств, комендант Тарабукин заложил в ломбарде. Однако неожиданная ревизия ТПВО заставила его реализовать очередной преступный план по завладению имуществом и денежными средствами, принадлежавшими гражданину Гитману, для чего его вызвали в Петроград якобы для проведения следственных действий. Ювелира под конвоем «для проведения очной ставки» доставили на квартиру Шустера, где Тарабукин застрелил задержанного из служебного револьвера. Деньги и драгоценности на сумму 20 000 000 000 дореформенных рублей, обнаруженные у Гитмана, были поделены между участниками банды. Труп убитого сбросили в Неву.
После трёхчасового совещания трибунал приговорил Тарабукина, Шустера, Мейселя и Боровкова к ВМН — расстрелу, — при этом было решено не применять к подсудимым амнистию, объявленную ВЦИК к пятой годовщине Октябрьской революции.
М. П. Шрейдер в своих мемуарах вспоминал о том, как расходование сумм по так называемому 9-му параграфу (на содержание агентуры) приобрело фактически бесконтрольный характер. «Доступ к средствам на секретно-оперативные нужды имели как руководители региональных органов ОГПУ-НКВД, так и начальники отделов этих подразделений, причем, „по существующему положению [полпред ОГПУ] ни перед кем не отчитывался… документы о расходах таких средств ежемесячно сжигались спецкомиссией по выбору самого полномочного представителя ГПУ, а в отделах — по выбору начальников отделов, о чём составлялся соответствующий акт“. Такая система, разумеется, открывала пути для всевозможных финансовых злоупотреблений. Видные чекисты полпредства ОГПУ по Московской области, не довольствуясь отпуском средств по секретным статьям, без стеснений вымогали у православных священников крупные суммы на организацию постоянных попоек. [1.283]
Получается, что состояние „чистоты рук“ у „солдат Дзержинского“ и тогда было „головной болью“.
Легендарная эсерка Екатерина Олицкая, проведшая в лагерях и ссылках половину жизни, в своих воспоминаниях приводила слова популярной в 1922 году песни про чекистов, неизвестного автора:
Владимир Маяковский, помимо действительно тесной дружбы с начальником секретного отдела ОГПУ Яковом Аграновым и начальником секретного отдела ОГПУ Украины Владимиром Горожаниным, близко общался со старшим майором госбезопасности Михаилом Горбом (Моисеем Ройзманом) — заместителем начальника ИНО ГПУ, в ведении которого находились берлинская и парижская резидентуры, Захаром (Зорёй) Воловичем (он же Владимир Янович. — Авт.) — руководителем парижского отдела ОГПУ, и его женой Фаиной[95], отвечавшей за совершенно секретные картотеку и шифры.
В. М. Горожанин.
Фото из следственных материалов НКВД
Хорошими знакомыми, если не сказать друзьями поэта были ответственные сотрудники внешней разведки: начальник ИНО ОГПУ Станислав Мессинг, секретно-политического отдела Ефим Евдокимов, 1 — го отделения ИНО ОГПУ — Лев Эльберт (Эльберейн).
В числе довольно близких товарищей Маяковского были и советские кадровые разведчики, работавшие в зарубежных учреждениях СССР под различными „легендами“. Среди них — первый секретарь Полпредства СССР в Мексике Л. Я. Хайкис, Я. М. Магалиф — сотрудник Полпредства в Берлине и другие. Такое специфическое общение было явлением далеко не уникальным ни тогда, ни сейчас. Традиция беззаветно влюбляться в „силу и простоту“, „водить дружбу“ с чекистами у творческой интеллигенции родилась не сегодня.
95
В 1930 году Фаина (Фаня) Волович была арестована французской полицией по делу об исчезновении белогвардейского генерала Александра Павловича Кутепова. Генерал похищен сотрудниками ИНО ОГПУ Я. Серебрянским и С. Пузицким в рамках операции «Трест» — французская полиция об этом знала, но доказать ничего не смогла. Зоре Воловичу удаётся выкрасть жену из тюрьмы и вывести из Франции. З. И. Волович имел звание старшего майора госбезопасности; в 1930-х годах — зам. нач. ОПЕРОДа НКВД, второй (после Паукера) человек в личной охране Сталина. Супруги были осуждены за участие в контрреволюционном троцкистском заговоре и расстреляны.