Страница 238 из 276
Будучи уже известным детским писателем и лауреатом Сталинской премии III степени, Николай Николаевич Носов вспомнил о дореволюционной сказке и решил её «переосмыслить». Первой в серии стала сказочная история «Винтик, Шпунтик и пылесос», затем была написана трилогия, в которую вошли повести «Приключения Незнайки и его друзей», «Незнайка в Солнечном городе» и «Незнайка на Луне», где знакомые с конца XIX века персонажи живут в прекрасном фантастическом мире. История о космическом путешествии маленьких человечков и их героическая борьба с капитализмом, который, к ужасу читателей, был успешно построен на Луне, с момента первой публикации немедленно попала в разряд исключительного советского дефицита.
Каких-либо судебных разбирательств с наследниками авторских прав на вышеперечисленные оригинальные произведения в судах зафиксировано не было. Писатели К. Чуковский, Н. Носов, А. Толстой или Л. Лагин особо ни от кого не скрывали первоисточников своих популярных фантазий, действовали открыто, справедливо полагая, что отсутствие каких-либо претензий от возможных правообладателей, а также договор с государственным издательством в случае судебного разбирательства означали бы как максимум их «добросовестное заблуждение».
7.5. Восточная хитрость
История с национальными поэтами и переводами их произведений на русский язык не относится к плагиату в юридическом смысле этого понятия, скорее это всё та же литературная мистификация.
В 1933 году Ленинградский союз композиторов командировал Е. Г. Брусиловского в Алма-Ату, где он стал музыкальным руководителем Казахского музыкального театра. Помимо этого, композитор всерьёз занимался изучением народной казахской музыки, собирал песни и записывал кюев — традиционные инструментальные пьесы, — создал одну из первых национальных опер «Кыз-Жибек» на основе лирико-эпического эпоса XVI века. В Центральном государственном архиве Казахстана сохранились его воспоминания о том, как в 1935 году в газете «Казахстанская правда» была напечатана поэма акына Маимбета «Песнь о асане Кайгы» в русском стихотворном переводе Павла Кузнецова. Эта публикация произвела чрезвычайно благоприятное впечатление на читателей и литературных чиновников. По мнению последних, наконец-то можно было вести речь о национальной поэзии самого высокого уровня. Вторая публикация талантливого автора не заставила себя ждать — теперь это была поэма «Сказание о Жеруюк», в том же кузнецовском переводе. Поэтому, когда в 1936 году в Москве решили организовать декаду казахской литературы и искусства, первый секретарь Казахстанского крайкома ВКП(б) Л. В. Мирзоян настоял на включении в состав делегации уважаемого и талантливого казахского поэта Маимбета. Более того, высокий партийный руководитель рекомендовал акыну написать новую поэму и посвятить её товарищу Сталину. К большому сожалению, народного поэта не удалось разыскать в установленное время, так как никто из его коллег о таком человеке никогда не слышал. Решили разыскать его через переводчика — уж он-то точно должен был знать акына. Однако, версия Павла Кузнецова о его случайной встрече на железнодорожном полустанке с бедным, усталым степным человеком, исполнявшим для случайных зрителей свои лирические импровизации, окончательно запутала дело. Несмотря на то что для хорошо знавшего казахский язык поэта Кузнецова было совсем несложно запомнить сюжетную канву случайно услышанных произведений, это никак не могло объяснить стойкое нежелание их автора явить себя широкой публике. Следы акына терялись в бескрайних казахских степях, но здесь у его переводчика появилось новое объяснение: Маимбет скрывался от преследования 1-го секретаря Актюбинского обкома ВКП(б) А. И. Досова, который по какой-то причине хотел отправить его в психиатрическую больницу. Действительно, власть в Казахстане традиционно недолюбливала народных поэтов. Такие прецеденты были известны и раньше: например, у знаменитого певца Биржансала перед визитом в Степь русского генерал-губернатора А. Дюгамеля волостные главы Жанбота и Азнабай сломали домбру и объявили его сумасшедшим. Принимая во внимание, что методы управления даже при народной власти в Казахстане не особо отличались от царской деспотии, П. Кузнецову поверили.
Ошибку с выбором кандидата на позицию народного сказителя СССР № 1 никому бы не простили. Первоначально на высокую «должность» готовили действительно талантливого и очень популярного в Азербайджане и Дагестане слепого ашуга Сулеймана Гасанбекова (Стальского), которого А. М. Горький в своём докладе на первом съезде советских писателей назвал «Гомером XX века», но он, к сожалению, скончался в 1937 году. Поэтому партийные чиновники Казахстана решили не упускать представившуюся возможность и на место так не вовремя «пропавшего» Маимбета оперативно предложили пожилого (1846 года рождения) Джамбула Джабаева (Жамбыла Жабаева) — неграмотного народного исполнителя из старшего жуза Шапрашты, к которому, кстати, принадлежит семья Нурсултана Назарбаева.
Далее мы обратимся к мемуарам Дмитрия Шостаковича: «Один мой знакомый композитор рассказал мне историю — необыкновенную и обыкновенную. Обыкновенную — потому что правдивую. Необыкновенную — потому что речь в ней всё-таки идёт о жульничестве прямо-таки эпохальном. Композитор этот десятилетиями работал в Казахстане. Сам он хороший профессионал, окончил Ленинградскую консерваторию, как и я, по классу Штейнберга, но годом позже. В Казахстане он очень пошёл в гору. Был чем-то вроде придворного композитора, а потому и знал многое, что от непосвящённых скрыто.
У нас каждый знает имя Джамбула Джабаева. У меня сын его стихи в школе учил — разумеется, по-русски. В переводе с казахского. Ну а что было во время войны… „ленинградцы, дети мои“.
И всё оказалось, понимаете ли, выдумкой. То есть, конечно, Джамбул Джабаев как таковой существовал. Переводы были. Вот только оригиналов не было. Потому что Джамбул был, может быть, и хороший человек, но поэтом он не был. То есть, может быть, и был, но это никого не интересовало. Потому что так называемые переводы несуществующих творений Джамбула сочинялись русскими поэтами. И они, поэты эти, даже не спрашивали у великого народного певца разрешения. а если бы и захотели спросить, то не смогли бы. Потому что переводчики ни слова по-казахски не понимали, а Джамбул ни слова не знал по-русски. (…) За Джамбула трудилась целая бригада русских стихотворцев. среди них весьма знаменитые — Симонов, например. Уж они-то конъюнктуру знали хорошо. И писали так, что вождю и учителю нравилось. Разумеется, больше всего о нём, о Сталине, но и подручных не забывали, например Ежова. Песню о Ежове в своё время, помнится, очень хвалили. Стихоплёты писали торопливо, много. Когда кто-нибудь из „переводчиков“ выдыхался, его заменяли новым. И, таким образом, производство не останавливалось. Фабрику прикрыли только со смертью Джамбула».
За сравнительно короткое время литературный дуэт Джамбул — Кузнецов создал на русском языке приличное количество действительно хороших произведений. Незамысловатая технология работала следующим образом: молодой поэт Касым Тогузаков — литературный секретарь сказителя — переводил предложения Кузнецова на казахский, Джамбул импровизировал на их тему, Касым переводил эту импровизацию на русский, затем П. Кузнецов придавал ей стихотворную форму. Через пару лет к творческому процессу подключился К. Н. Алтайский-Королёв, поэт и публицист, официальный биограф К. Е. Ворошилова, написавший о нём две книги. Тот легко переводил с казахского, калмыцкого, белорусского, при этом никогда не жил в Казахстане и, судя по всему, никаких других языков, кроме русского, не знал.
Так появились на свет такие бессмертные шедевры, как, например, «Песнь о батыре Ежове»: