Темная

***

Как, оказывается, мне мало нужно для счастья.

Нежась на кровати, на чистом, с тонким ароматом сирени, белье, я отказывалась открывать глаза. Мне казалось еще чуть-чуть… и откроется дверь. Тихо шурша платьем, подойдет мама. И ласково проведя по волосам, тихо позовет:

- Вставай, мой свет, уже давно утро.

Совсем как в детстве.

А я в ответ от всей души потянусь. Так, что даже хруст послышится. А потом, разомлевшая от этого, еще долго буду валяться в постели. Я уже давно так не делала. Очень давно. Когда решила, что я – взрослая. Я начала закрывать дверь «петлей», которая предупреждала, если кто-то хотел войти, и будила меня. Мама спокойно могла обойти мои «игрушки»… Но она смирилась с моим решением.

Если бы я знала!

Если бы я знала, какое это счастье, когда тебя будят ласковыми прикосновениями. Никогда я бы не стала взрослеть, если бы знала все то, что знаю сейчас…

Хотя я давно так не делала, все же решилась и… потянулась.

О-о-ох, до чего же хорошо!

Повалявшись еще немного, вскочила. Было немного неуютно от того, что я голышом. Я никогда не ложилась без нижней рубахи. Завернувшись в простыню, отправилась в купальню.

В небольшой комнате, отделанной светло-зеленой плиткой, на белом стуле лежали тряпки. Среди роскоши этих апартаментов моя одежда выглядела именно так. Это были тряпки, и никакая магия тут не поможет. Причем все это было грязным. Я запоздало подумала, что надо было хотя бы простирнуть…

Немного подумав, я вернулась в гостиную.

- Так, где-то здесь было… А, вот оно!

Около кресла стоял столик, а на нем лежал… Ну, я так понимаю, это очередной амулет. Тонкая пластина (непонятно из чего). На нем надписи: ресторан, портье и еще чего там. Насколько я поняла из объяснений девушки: если мне что-то понадобится – позвонить «обслуживание».

Я нажала на эту надпись. Где там что звенеть должно, не знаю…

Немного погодя в дверь постучали.

Я со всеми предосторожностями открыла, а там - моя знакомая, как она себя называет, горничная. Мне все равно как она называется. Я рассказала о своей проблеме. Она ответила:

- Никаких проблем, – и унесла мою… одежду, если ЭТО можно так назвать.

Времени, пока постирают и высушат одежду, у меня много, так что я отправилась к окну. Теперь у них тут через стекло можно все разглядеть. Воспользуемся.

Моя комната была расположена на втором этаже. Отодвинув ткань, которой завесили окно, выглянула. Это меня, кстати, удивило. Цветные ткани дороги, а тут ее просто перед окном повесили. И служанки здесь в цветных платьях. А по улице, под моим окном, ходили люди и то же все в цветном. И ясно, что это не богачи и не дворяне. И нигде не видно их знаменитых белых рубах. Ничего не понимаю. Но когда я увидела одну девушку, все вопросы и ответы на них, потеряли значение. На ней было ярко-красное платье. Простое, без излишеств. Но он было красным! В Гориде красное могли носить только «ласкальщицы». Незамужние девушки, вроде меня, должны были одеваться в нежные пастельные тона. Но они мне не шли. Абсолютно. А вот красное - шло. Были времена, когда я общалась с одной «ласкальщицей». Тогда я перемерила все ее наряды. И выглядела я в них сногсшибательно. Но надеть такое на людях?! Любое отклонение в цвете наказывалось очень жестко. Меня даже могли, несмотря на мое происхождение, заковать в антимагические кандалы и отправить в «красный дом». А тут шла простая девушка, в простом КРАСНОМ платье.

Я чуть не застонала:

- Хочу такое же…

В дверь постучали. Я насторожилась. Это кого сюда принесло? Потуже затянув простыню, подошла к двери.

Переключила зрение. А за дверью аура служанки. Я впустила девушку, которая несла в руках стопку одежды. Она прошла в спальню и положила ее на кровать.

- Ваша одежда, эйри, – прощебетала она.

Я недоверчиво перевела взгляд с нее на кровать.

- Моя? – переспросила я. Та кивнула в ответ.

Она ушла-то совсем недавно. Как она могла за это время и вычистить, и постирать, и высушить?

Сунув руку в узелок, который лежал под подушкой, нащупала медяк. По-королевски одарив ее им, выпроводила.

Выхватив юбку и рубаху, развернула.

Ух ты! Она даже сумела придать этому вполне приличный вид.

Я быстро оделась в нательную рубаху и штанишки. Затем – в линялые голубые рубаху и юбку.

Все. Теперь я готова отправиться в магазин и купить себе красное платье. Я не в Гориде. Буду делать, что хочу.

Я чинно вышла из гостиницы (хотя хотелось понестись со всех ног) и направилась в расположенный неподалеку, как мне объяснила служанка, магазин. И чуть не подпрыгнула, когда передо мной склонился какой-то парень. На солнце блеснули рыжие пряди. А когда он поднял голову, сверкнули синие глаза.

- Благородная эйри…

Каюсь, первая мысль, которая пришла в голову – поднять юбку, отцепить кошелек и вручить его рыжему с извинениями…

Но, слава Килах, не успела.

Я запнулась из-за его глаз. Синие. Глубокие. Как озеро Ам в Шовдане. С такими же бирюзовыми искорками. Невероятные глаза. Скорее всего, они казались такими из-за того, что они как бы… не вписывались в это лицо. Радостная ухмылка, вздернутый конопатый нос, умилительно подвижные брови. Шут, одним словом. И тут такие глаза…

Долго рассматривать это чудо природы не пришлось.

- Благородная эйри. Покаянно прошу простить мою просьбу. Но обстоятельствами принужденный, униженно прошу вернуть мой кошелек, который вмещает в себя все мое имущество. Если бы не непреодолимые причины, как то - неспособность оплатить ночлег и пропитание, ни в коей мере не позволил бы себе побеспокоить вас…

Да. Передо мной стояла жертва моего ограбления.

За долгие годы моих шалостей у меня выработался принцип – никогда не признаваться. Особенно если не оставила улик. Меня могли запугивать, задабривать, но если не предъявляли неоспоримых доказательств, я ни в чем не признавалась.

Тут, правда, произошел какой-то сбой. Ну, мама-ментал меня многому научила. Это игры подсознания – чувство вины и все такое…

Но, по всей видимости, чувство самосохранения оказалось сильнее, и я подавила благородные порывы.

Сделав огромные изумленные глаза, я подхватила его под руку и чуть не плача прошептала:

- О, вас ограбили? Это просто немыслимо! Я же знала, что это карманники. Но я думала, что после того как я осудила их действия, они покаются и не посмеют. О Килах! Они все же совершили это преступление… Поверьте, я искренне вам сочувствую. Но не знаю, чем могу помочь, – я закончила свою патетическую речь на высокой ноте, окинув потерпевшего несчастным и сопереживающим взглядом.