Страница 81 из 92
Максимум, пять. Если очень нужно.
* * *
X. Времена года
Александр ЖИТИНСКИЙ
Есть у меня ощущение, что Аркадий Исаакович Райкин, пригласивший в свое время молодого Мишина в авторы своего театра, «прописал» его не совсем по тому ведомству, на которое был рассчитан талант писателя. И со смертью великого артиста выяснилось, что тот лиризм автора, который умел видеть и воплощать Райкин, после него уже не так востребован… Мишин уходил с эстрады долго и сейчас, можно сказать, ушел, избавив себя от звания писатель-сатирик и снова превратившись в просто писателя Михаила Мишина, тридцатилетняя дружба с которым мне весьма дорога…
Лев УСПЕНСКИЙ
«…Бросаются у него в глаза неожиданные концовки его рассказов. Эти неожиданные изобретательные концовки мне чрезвычайно нравятся. Иной раз, читая Мишина, вспоминаешь О. Генри, а это, как вы сами понимаете, неплохая рекомендация…,
Мне теперь жалко: я должен был бы все время поносить и книжку, и автора, и лишь под конец сказать, что «Шел по улице троллейбус» — книга отличная: тогда и у меня получился бы неожиданный конец. Но я так писать не умею и просто говорю: этот «Троллейбус» — отличная маленькая книга. Побольше бы нам таких».
(«Книжное обозрение» 20 августа 1976)
Даниил АЛЬ
«…Автор подлинно художественного сатирического произведения, в конечном счете, создает значительно большее число положительных героев, чем отрицательных. Положительными героями становятся читатели… С этой точки зрения положительных героев в книжке Михаила Мишина, по меньшей мере, 150 тысяч. Таков ее тираж. Вроде бы не маленький. Но, по справке, полученной автором этих строк в Лениздате, заявок на книжку было 750 тысяч…»
(Из рецензии на книжку «ПАУЗА В МАЖОРЕ», книжное обозрение» 28 августа 1981)
* * *
Одни считают меня сатириком.
Другие считают иначе.
Третьи вообще не считают.
Плюрализм.
Сам себя кем хочу, тем и считаю.
Могу, например., Шекспиром. Что изменится?
Что-то написано, когда было весело.
Что-то — когда стало грустно.
Остальное, когда было ни так, ни эдак.
Стремился и пытался всегда.
Но это не смягчающее обстоятельство.
Одному понравится что-то одно. Хороший читатель.
Другому — что-то другое. Тоже молодец.
Третьему — ни то, ни другое.
Ладно.
Шекспир тоже не на Толстого рассчитывал.
Время, как уже сказано, сжалось.
Завтра превращается во Вчера
быстрей, чем сообразишь про Сегодня.
Пока книга выходит — я уже другой.
Пока я другой, читатель — третий.
Еще недавно ошибки этой книги были моим будущим.
И вот это будущее — бывшее.
Повод для оптимизма.
(Из предисловия к книге «Бывшее будущее», 1990)
У «ФОНТАНА»
По случаю четырехлетия одесского юмористического журнала 05.10.01
Главный редактор «Фонтана» мне сказал, будешь выступать, не говори о журнале, о журнале не так важно, ты что-нибудь про Одессу. А уже потом, между прочим, пару слов про «Фонтан», понимаешь? Буквально пару слов. Потому что главное — Одесса, а уже потом «Фонтан». Ты понял? Так, что-нибудь минут пятнадцать. Сперва про Одессу, потом что-то почитай. А уже потом про «Фонтан», потому что журнал — только повод, а главное — Одесса, понимаешь?
Эти наставления проистекают не только из справедливого недоверия Хаита к умственному потенциалу собеседника. А потому, что для него, действительно, главное — Одесса. Он хочет, чтобы мы Одессу любили, чтобы мы в Одессу приезжали. Чтобы мы приезжали, выходили на сцену и говорили, что мы ее любим. Я так и делаю. Я приехал, вышел и вот говорю, чтобы он слышал — любим.
Того, что он сам ее любит, ему кажется недостаточным. А говорить о своей любви вслух — неприличным. Он прав. Он чувствует, что если на одесскую сцену выйдет одессит и начнет рассказывать, что он любит Одессу… Как убеждать родного брата, что любишь маму. Для одессита Одесса выше любви, это кровные узы.
Нет, любить Одессу может только человек со стороны. Особенно если у него острый слух и проблемы со зрением. Но в последнее время радуется и глаз, в последние годы перемены — к лучшему. Правда, в море стало меньше больших пароходов, зато на берегу — больше малых памятников. Мне нравится эти памятники. Пушкин. Уточкин. Утесов. Уютные, домашние, соразмерные городу и прохожим. Возле Леонида Осипыча можно снять телефонную трубку и заказать песню. «Есть город, который…» Девушка Анжела уселась рядом с Утесовым и фотографируется в обнимку. Ее парень щелкает и говорит, Анжел ка, ну уже слазь, я уже снял. Анжелка не слазит. Ей нравится сидеть в обнимку с Утесовым, и Утесову это тоже нравится, и от всех троих пахнет шампанским…
Я приезжаю в этот город много лет подряд, и помню, одно время он как-то стал скучнеть и терять лицо, но сейчас черты вновь проступают, и среди них — новые черточки, а среди них — «Фонтан».
Я четко следую указаниям Хаита. Сказал про Одессу, перехожу к «Фонтану».
Помню, как-то в Москве видел щит: «Валерия — певица, которую ждали». Правда, не было уточнения — кто ждал. Всего четыре года назад «Фонтана» не ждал никто, а теперь как-то даже странно, что он не возник раньше в этом чудном городе, где все уверены, что дико остроумны, и многие, действительно, острят, а некоторые даже удачно. Долгие годы это неуемное остроумие булькало и бурлило внутри самого себя, не имея выхода. Но вот город натужился — и наружу вырвался «Фонтан».
«Фонтан» идет Одессе, это именно одесский журнал. Он питается соками Одессы, переваривает и кормит публику результатами, и главный фермент процесса этого пищеварения — наш друг Хаит.
Он «Фонтан» придумал, он его редактирует, он в нем печатается, после чего зачитывается напечатанным. Не он один, конечно. «Фонтан» еще читает наш друг Голубенко, потому что тоже печатается. Берегите Хаита и Голубенко! Они — часть Одессы. Еще я знаю, в зале сегодня наш друг Литвак, его еще больше берегите — он единственный, кто не печатается в «Фонтане». И он тоже часть Одессы. А короче — берегите себя и любите друг друга. Вы все вместе и есть Одесса. Вы и есть ее «Фонтан».