Страница 31 из 92
— Что-то сегодня народ не идет, — сказал Брикетов,
— Жара, — ответил Супонин, обмахиваясь газетой.
— Да, — сказал Брикетов. — Сто лет такого пекла не наблюдалось.
— Больше, — сказал Супонин. — Мне папаша говорит, он триста лет такой жары не помнит.
— На солнце процесс идет, — сказал Брикетов. — Протуберанцы.
— Как ты сказал? — удивился Супонин.
— Ну, это вроде землетрясения, — объяснил Брикетов. — Только на солнце.
— Понятно, — сказал Супонин. — Вот из-за этого солнца народ и не идет.
— Вчера, говорят, десять человек от солнечного удара умерло, — сказал Брикетов. — Один даже писатель.
— Я писателей очень уважаю, — признался Супонин.
— Что ты! — подхватил Брикетов. — Не было бы писателей, значит, и книг бы не было.
— Представить невозможно, — сказал Супонин, —
Если хочешь знать, мое мнение такое, что книга — это источник знаний.
— Вот и я говорю, — сказал Брикетов. — Помню, мне один рассказывал. «Всему, — говорит, — что у меня хорошего есть, я обязан книгам».
— Конечно, — согласился Супонин. — Заработки у них хорошие. Но только у нас зря денег никому платить не будут.
— Я тебе больше скажу, — проговорил Брикетов. — Некоторые считают, что писатели как люди работать не хотят, вот и пишут. А я так считаю, что нельзя зря людей охаивать. Ъл сначала разберись, а потом уже охаивай. Верно?
— Верно, — сказал Супонин. — У писателей тоже работы много. Сперва все на бумаге написать, потом ошибки исправить, потом на машинке напечатать. Только успевай поворачиваться.
— Не каждый может.
— Конечно, — сказал Супонин. — Потом ты учти: гели бы не писатели, что бы люди читали? Нот что бы ты читал?
— Ничего, — уверенно сказал Брикетов. — А так я «Следы на снегу» читаю. Интересно.
— Да, — сказал Супонин. — Мне тоже понравилось. А еще в прошлом году я Гюго читал. «Красное и черное». Тоже хорошая вещь.
— Еще бы, — сказал Брикетов. — Англичане хорошо пишут,
— В общем, чего говорить. — сказал Супонин. — Писатель — нужная специальность.
— Без книг нам с тобой тут и делать нечего было бы, — вздохнул Брикетов. — Это, Коля, наш хлеб.
— Кстати, — сказал Супонин, — на обед пора закрываться.
— Точно, — сказал Брикетов, посмотрев на часы. — Пopa. Тем более нет никого.
— Как бы нам с тобой сегодня черепушку не нажгло, — сказал Супонин, закрывая на ключ дверь, где красовалась надпись: «Прием вторсырья».
197?
Дверь кабинета с табличкой «Терапевт» открылась, вышел мужчина, и сказал: — Заходите, следующий.
Он ушел. Девушка, сидевшая рядом с Супониным, встала и вошла в кабинет. Дверь закрылась.
— Медицина, — сказал Супонин, — уже до всего дошла.
— Ага, — кивнул Брикетов, — уже до всего.
— Вот ты бы хотел врачом быть? — спросил Супонин.
— Я, Коля, — сказал Брикетов, — очень бы хотел быть врачом. Потому что это самое благородное дело — кого-нибудь лечить.
— Я бы тоже мечтал быть врачом, — сказал Супонин. — Вот сидишь ты в своем кабинете, к тебе больной приходит. Я ему температуру смерил — и он уже здоровый уходит.
— В Австралии одному чудаку сердце пересадили, — рассказал Брикетов. — У него свое-то уже еле стукало, а там в это время как раз помер один банкир. Помер он от желудка, а сердце у него было здоровое. И тому чудаку его сердце пришили.
— Да, — сказал Супонин. — Только это не в Австралии было. Это было в другой стране. Вроде в Парагвае.
— Не в этом дело, Коля, — сказал Брикетов. — Плавное в том, что медицина уже взобралась на самую вершину.
— Это-то конечно, — согласился Супонин. — Вот у моей свояченицы в прошлом году на спине жировик образовался. Так его в два счета вырезали.
— Что делается! — сказал Брикетов.
— Это еще что, — продолжил Супонин. — Врачи уже детей в колбе выращивать могут.
— Иди ты!
— Я тебе говорю. Только, конечно, не каждый это себе может позволить. Большие деньги нужны.
— Колбы, наверное, дорогие, — сказал Брикетов.
— И колбы, и вообще весь материал, — ответил Супонин. — Это только миллионеры могут себе позволить. Приходит он, вынимает миллион и, пожалуйста, получает из колбы мальчика.
— Хорошо, — вздохнул Брикетов. — А девочку могут образовать?
— Пожалуйста, — сказал Супонин. — Восемьсот тысяч.
— Тоже недешево, — прикинул Брикетов. — А как же у нас? У нас миллионеров нету.
— У нас — не знаю, — сказал Супонин. — Наверное, бесплатно.
— Да, — сказал Брикетов. — Хорошее изобретение.
— Конечно, — сказал Супонин. — Теперь врачи могут любому помочь.
— Это их святой долг, — сказал Брикетов. — Они за это деньги получают.
Открылась дверь кабинета. Вышла девушка.
— Следующий, — сказала она.
Супонин встал и пошел в кабинет.
Брикетов принялся разглядывать повешенный на стенку плакат про кишечных микробов. Он не успел все хорошенько рассмотреть, потому что из кабинета вышел Супонин.
— Ну? — спросил Брикетов.
— Плохо, — сказал Супонин.
— Температуру смерила? — спросил Брикетов.
— Нет, — сказал Супонин. — Она сказала, что ей запах не нравится. Я говорю: «Доктор, я у друга на рождении был».
— А она что? — спросил Брикетов.
— А ничего, — сказал Супонин. — Говорит, пришел не по адресу.
— Да, — сказал Брикетов, — совсем дошла медицина. Людям вон сердце пришивают, а ей бюллютня жалко. «Не по адресу»! Ну и черт с ней!
— Правильно! — сказал Супонин. — Не заплачем.
Оба вышли на улицу и, посовещавшись, направились к зубной поликлинике.
197?
— Двери закрываются, — просипел вагонный динамик.
Электричка пошла.
— Поехали, — сказал Брикетов, глядя в окно. — На лоно природы.
Супонин кивнул и стал разворачивать эскимо. Брикетов тоже развернул мороженое.
— Ты сыграть-то взял? — спросил Супонин. — Почти час ехать.
— Взял, — сказал Брикетов. — В сумке.
Супонин поднял голову и поглядел на металлическую полку над окном, где стояла сумка. Из сумки торчал край деревянной шахматной доски. Потом он опустил голову и откусил от мороженого.
Некоторое время оба смотрели в окно.
— И все-таки я его не одобряю, — вздохнул Брикетов. — Не одобряю.
— Кого? — спросил Супонин.
— Фишера, — пояснил Брикетов. — Совсем уже зарвался Бобби.
— А-а, — сказал Супонин. — Бобби-то, точно, зарвался. Он, я слыхал, за каждую партию миллион требует. Это если белыми играть, а если черными, то еще больше. Десять партий сыграть — вот и десять миллионов. И всё в валюте..
— Это само собой, — сказал Брикетов, комкая бумажку от эскимо и пряча ее под сиденье. — Но не в этом дело. Он, Коля, в дебютной теории отстал, потому что не следит за новинками, вот он до чего зазнался.
— Не может быть, чтобы в дебютной, — сказал Супонин с сомнением. — Неужели до этого дошло?
— Ты что ж, мне не веришь? — спросил Брикетов. — Ведь ты пойми, Коля, ведь дебют — это ж самое начало. А уж как начал, так и кончил.
— Это точно, — сказал Супонин, выбрасывая свою бумажку в окно. — Кончил дело — гуляй смело.
— А знаешь ты, сколько на свете всевозможных дебютов? — спросил Брикетов. — Их тыщи. Всяких там испанских гамбитов.
— Я королевский гамбит знаю, — сказал Супонин. — Пешкой от королевы.
— Королевы нету, — сказал Брикетов. — Королева— это ферзь. А тура — это ладья.
— Ну да, — согласился Супонин. — Ладья — это тура, а офицер — это слон.
— Ну что, — спросил Брикетов, — сыграем?
— Доставай, — сказал Супонин. — А то не успеем оглянуться — приедем.
Брикетов снял с полки сумку и достал шахматную доску.