Страница 2 из 140
Моя новая политика базируется на трёх принципах:
1. Мертвецы должны быть как грибы: пребывать в темноте и питаться дерьмом. Знать они должны только то, что нужно для работы и абсолютно ничего о некромантской магии и прочих магических штучках.
2. Мертвецы — это инструменты. Никакой личной привязанности, фаворитизма и прочего идиотизма.
3. Если что-то такое возникает, или мертвец узнаёт слишком много лишнего — в расход.
Уроки из прошлого я извлёк, сраные витаманты очень многое узнали о некромантах, исключительно благодаря моей небрежности, в этом я уже не сомневаюсь, поэтом единственное, что я могу — не допускать таких ошибок впредь и лучше следить за информационной чистоплотностью.
Жаль, конечно, терять компетентного баристу, варящего убийственный кофе, но больше программистов у меня нет. Я и сам мог что-то накидать на базе экселя, но лень заниматься фигнёй, когда есть специалист, а ещё экселевские формулы — это детский сад.
Мне нужна программа, работающая с ошеломительной кучей переменных, поэтому я допускаю, что для её адекватной работы нужны будут большие вычислительные мощности, в связи с чем я собираюсь наведаться в родной мир, чтобы найти там какие-нибудь сервера или что-то вроде того. Шестопалов подскажет, что именно мне нужно, ведь он уже представляет всю полноту моего запроса.
Чтобы эта неблагодарная тварь, готовая предать в силу своей природы, никому не поведала о полученных сведениях, он находится под охраной и входить в его кабинет могу только я.
— Ха-ха, что-то выходит, значит… — посмотрел я на бульон в котелке на портативной газовой плитке.
Механизм некромутаций загадочен, малоизучен, непредсказуем и вообще, местные его просто знают и факультативно используют, когда времени и ресурсов дохрена. Я же, весьма самонадеянно, решил поставить его на научные рельсы.
Есть самый простой из доступных способ вызвать некромутацию — вживить в изъятый у мертвеца орган несколько мутагенов, после чего поместить его в бульон из нигредо и поддерживать температуру не более тридцати градусов, дабы избежать денатурации белков. (1)
Миозин из органа проебать не хочется, поэтому строго слежу за процессом, с кухонным термометром. Для этого у меня тут каждые десять минут появляется Клод Гиймо, что из отряда «Юбисофт».
— Интересненько получается… — произнёс я, поднося к плавающей в бульоне печени лупу.
Подхожу к исследовательскому журналу и начинаю вносить в него сведения о наблюдаемых изменениях.
Во-первых, начал существенно увеличиваться размер печени, причём пропорционально, а не отдельными подсистемами. Во-вторых, был окончательно подтверждён процесс регенерации, потому что отсечённые сосуды начали куда-то расти. Ну и в-третьих, установлено образование костного элемента на поверхности левой доли.
А я всего-то сделал инъекции смеси бензола с мышьяком. До этого запорол две печени и одну селезёнку неверным набором мутагенов, но теперь вижу, что правильно идентифицировал вещества, приведённые в качестве примеров в учебнике по некромантии уровня магистра. Там написано, что если я хочу углубиться в вопрос, надо идти в библиотеку и искать специализированный курс по некромутациям, а не тратить время на изобретение мутантского велосипеда, но у меня тут, кроме этого, особо и вариантов-то нет…
Бензол и мышьяк, инъецированные в обработанную и магически облучённую ткань, вызвали правильную реакцию и дали старт некой мутации, увеличивающей размеры и усиливающей бронирование печени. Скорее всего, если обработаю так другие органы, эффекты будут примерно такими же. Только если печени от такого ништяк, то сердце сильно пострадает в эффективности. Головой надо думать каждый раз, когда решаешься полезть в малоизученную науку, но подобные недостатки видны даже с точки зрения теории. Но я проверю эффекты бензола и мышьяка на сердце, потому что даже неудачные опыты дают кучу полезных сведений.
— Клод! — позвал я лаборанта.
— Да, повелитель? — вошёл в лабораторию немёртвый.
— Где-то через пять часов, гаси конфорку, — приказал я. — Печень аккуратно извлекаешь, после чего в полиэтилен и в холодильник. Завтра с утра напомни мне, чтобы я произвёл вскрытие органа.
— Будет исполнено, повелитель, — поклонился немёртвый.
— Вот и отлично, — криво усмехнулся я, после чего посмотрел на рабочее поле. — Что у нас ещё? А-а-а, серебришко!
Отделённые от Бренна конечности сейчас томятся в бульоне из нигредо и альбедо, но их время пришло.
Вытаскиваю из пластиковой бочки, ранее использованной для сбора дождевой воды и полива сада, руку Бренна и иду к прозекторскому столу.
Доподлинно известно, что серебро и соль являются надёжнейшими средствами против мертвецов. Даже мне держать серебряные монеты не очень-то приятно, даже через перчатки, а менее сильные немёртвые обалдуи вообще теряют пальцы и очень страдают. Если это убивает, то высока вероятность, что это может послужить перспективным мутагеном. Думаю, весь вопрос в концентрации…
Коллоидное серебро — это полная жопа, ужас и кошмар, потенциальная смерть, таящаяся в любой чашке чистой воды… Если живому человеку это грозит отравлением, а также изменением пигмента кожи при систематическом употреблении, то мертвец гарантированно сдохнет в кратчайшие сроки.
Я нашёл в бункере шестнадцать флаконов с назальным спреем из коллоидного серебра — так и не понял, что за дебил пытался так лечиться, (2) но это и не особо-то важно. Важно то, что смертельный яд для всякого немёртвого, даже для меня, хранится теперь в стальном сейфе в моей комнате, под охраной из двоих бойцов «Близзард».
Беру один флакон коллоидного серебра, до этого лежавший у меня в кармане, осторожно отвинчиваю пульверизатор, который следовало бы заменить пробкой, после чего набираю этого смертельно опасного дерьма в шприц.
— Ну-с, погнали-с… — размещаю я левую руку Бренна на прозекторском столе.
Для начала ввожу под кожу объём чуть больше сущей хуйни, чтоб проверить эффект. И эффект пошёл сразу, с дымком…
Выглядело это как подожжённый посередине лист бумаги, когда пламя постепенно расходится во все стороны. Кожа облупляется, мясо будто плавится, теряя в объёме и меняя агрегатное состояние в жидкость и газ. Жуткая хрень.
Процесс не желал останавливаться, всё глубже «прожигая» ткань. Он шёл, пока не достиг костей. Не круто. Совсем не круто.
— Много, значит… — произнёс я.