Страница 36 из 51
— Это майя! — крикнул кто-то из толпы, повергнув всех в настоящее смятение.
Танец превратился в настоящий вихрь, и достиг наивысшей точки одновременно с последним ударом манджиры.
Анджали замерла посреди сцены, подобно статуе, и медленно склонилась в поклоне. Ее приветствовали такими криками, что госпожа Сарасвати заткнула одно ухо.
Поклонившись еще раз, танцовщица убежала со сцены, но обезумевшие гандхарвы лезли друг другу на головы, вызывая девушку и требуя повторения.
14
— Как вам, наставница⁈ — возопила Анджали, оказавшись за занавесом. Ей не надо было понижать голос — снаружи стоял такой рев, что приходилось кричать, чтобы быть услышанной.
Сахаджанья без слов стиснула ее в объятиях, но сразу же отпустила, поправив сбившиеся складки сари на ученице.
— Теперь танец-молитва… — еле выговорила она. — Только прошу, не меняй больше ничего… Я чуть не умерла от страха!.. Ты — человек ли⁈ Что ты там устроила⁈
— Это и вправду выглядело впечатляюще! — к ним подошла Джавохири. Она уже успела переменить прическу для следующего выступления — уложила косу кольцами на затылке и украсила цветами, сделанными из тонких золотых пластинок. — Но так безрассудно потратить столько сил в самом начале… Как же ты будешь исполнять танец-ожидание? — изобразив лукавое раздумье, Джавохири приставила к подбородку указательный палец. — Хватит ли у тебя сил и дыханья? Не ослабеют ли ноги? Не устанешь ли ты? — и она проплыла мимо, как волна, и вышла на сцену.
— Не могла не брызнуть ядом, — сказала Анджали, уже почти восстановив дыхание.
— Сохраняй спокойствие, — к наставнице Сахажанье вернулась ее деловитость. — Поспешим! Тебя надо причесать!
Анджали позволила себя увести, а оказавшись в комнате для переодеваний села на подушки, давая отдых натруженным ногам.
Сахаджанья укладывала ей косу, закрепляя шпильками и украшая живыми цветами, и не переставая советовала:
— Сейчас не усердствуй с движениями, побереги силы для основного танца. Ты очень красива, гораздо красивее Джавохири, покажи, что боги одарили тебя не только внешней красотой, но и внутренней. И не морщи лоб, когда поднимаешь брови…
Кивая, что все услышала и поняла, Анджали на самом деле почему-то все время возвращалась мыслями к Джавохири. Ее последние слова звучали в памяти, и это казалось необычайно важным… Нет, Анджали не испугалась потерять силы — наоборот, сейчас она чувствовала себя всемогущей. Оттолкнись посильнее — и взлетишь!.. И все же, в сердце поселилась неясная тревога…
— Анджали, проснись! — встряхнула ее наставница. — Твоя очередь!..
И снова было мгновение, будто прыгаешь с обрыва в холодную воду — Анджали снова вздохнула и нырнула под приподнятый занавес. В этот раз ее встретили с еще большим восторгом, чем проводили после танца ветра. И теперь она чувствовала не одно лишь жадное любопытство зрителей, а еще и тепло, переливающееся от их душ к ее душе. Это придавало сил, придавало живительного вдохновения, как глоток божественной сомы, которая одновременно и опьяняет, и бодрит.
Никогда еще Анджали не испытывала такого душевного подъема, такого сердечного жара. Вознося в танце молитву, ей казалось, что алтарь ее бога не украшен алыми цветами, а объят настоящим огнем. Конечно же, порыв танцовщицы не мог не захватить и зрителей.
— Они с ума сошли! — закричала Сахаджанья, когда Анджали вернулась после последнего поклона. — Ты слышишь, что там происходит⁈ Ты — чудо, моя девочка! Я всегда это знала!
Джавохири стояла тут же — после этого танца полагался получасовой перерыв, и она позволила себе задержаться, чтобы посмотреть на выступление соперницы. На губах ее застыла улыбка, но глаза были холодными, и когда она посмотрела на Анджали, ту словно укололи сотни иголок.
— Теперь можешь утолить жажду, — Сахаджанья уже не боялась смять наряд, и прижимала к себе Анджали изо всех сил. — Теперь главное — не оступись. Делай все, как делала до этого.
Их обогнала служанка, тащившая кувшин, полный воды, подкисленной плодами тамаринда.
— Ты все сделала очень хорошо, — продолжала Сахаджанья. — Госпожа Сарасвати трижды хлопнула после твоего танца…
Впереди раздались визг служанки и грохот и плеск — это она уронила кувшин с напитком. Сахаджанья и Анджали вбежали в комнату, и застыли на пороге, потрясенные чудовищной картиной: прекрасный наряд для арангетрама был разрезан в клочья. Красная ткань с золотой вышивкой валялась лохмотьями, словно подтеки крови.
Услышав крики и шум, в комнату через окно ворвался Коилхарна. Увидев испорченный наряд, он тоже замер, потрясенный.
— Бата! — издала вопль горя служанка, упав на колени. — Что же теперь будет⁈
Сахаджанья не дала ей предаться горю, подняла и толкнула к выходу:
— Быстро, найди и принеси красную ткань. Любую — хоть оторви занавеску на вимане господина Шакры! У меня в доме есть красная ткань с золотом, но быстро ее не привезти…
— Я могу взять виману и слетать, — с готовностью предложил Коилхарна, — никто не узнает.
— Быстро! — велела Сахаджанья. — Отыщешь мой дом, он под баньяном, и забери всю красную ткань, что там найдешь!
Гандхарв выскочил в окно и умчался быстрее ветра.
— Слишком долго, он не успеет вернуться, — Анджали уже пришла в себя, с отчаяньем глядя на погубленный наряд.
Прибежала служанка и плача поведала, что во всем дворце нет ни одной красной тряпки — везде шафрановые и синие драпировки и занавеси.
— Выйти в шафрановом на поклонение Агни — это оскорбление божеству, — процедила Сахаджанья сквозь зубы, глаза ее так и сверкали. — А если Анджали не выйдет вовремя, то сразу же проиграет.
Сама Анджали прекрасно понимала, чьих рук дело — испорченный наряд. Но вот так сдаться? Объявить, что не может выйти на приветствие? Взгляд ее упал на чашку с кармином, которым полагалось окрашивать ступни и кончики пальцев. Мысль, подобная молнии, промелькнула в ее сознании, и она принялась раздеваться.
— Быстрее, наставница! — сказала она. — Накрась меня кармином!
Сахаджанья поняла ее с полуслова, и лицо ее отразило смятение, замешательство, а потом вновь стало спокойным.
— Ты права, — она опустила ладони сначала в масло, потом в кармин, растерла его и принялась наносить красные полосы на тело Анджали, как складки дхоти.
— Нам нужны еще куркума и уголь. Принеси! — велела она служанке.
Пока бегали за куркумой и углем, Сахаджанья раскрасила Анджали от колен до бедер. Разведенной куркумой она нанесла желтые пятна по красному и взялась за уголь.
— Язык Агни! — воскликнула она. — Уголь не рисует поверх кармина!
Оглянувшись она схватила нож для фруктов, и одним движением сделала длинный надрез на своей ладони.
— Кровь на воздухе потемнеет и станет бурой, — сказала Сахаджанья, нанося на тело ученицы рисунок кровью.
Надев золотой пояс с подвесками, браслеты, ожерелья и украсив волосы цветами, Анджали была готова начать пляску-представление.
— Подожди, еще надо подкрасить соски, — сказала Сахаджанья, обмакивая палец в кармин, но Анджали решительно остановила ее.
— Не надо. Я и так хороша, безо всяких прикрас.
Наставница на мгновенье потеряла дар речи от такого бахвальства, но потом благословила ученицу и сказала на прощанье:
— Там горят лампы, свет их неровный. Может, никто и не догадается. Иди и зажги танцем огонь.
— Зажгу, — сказала Анджали сквозь зубы. — Сейчас сцена запылает.
Ей и в самом деле показалось, будто за спиной раскрылись огненные крылья. Негодяйка Джавохири ни перед чем не остановится, чтобы навредить! Это не только знак подлого сердца, но еще и знак трусости. Понимает, что выиграть честно не сможет.
— Постой, я еще раз взгляну на тебя, — сказала Сахаджанья, когда уже зазвенели колокольчики, оповещая, что другая участница закончила танец. — Выбрось из сердца всю ненависть, оставь там только любовь. Вообрази мужчину — самого прекрасного в этом мире…