Страница 42 из 46
— Можно, — соглашается второй, после чего они разворачиваются и уходят.
Смотрю им вслед и поверить не могу, что у меня получилось. Тод с напарником скрываются за поворотом, а я удерживаю поднос в одной руке и толкаю деревянную дверь.
Первое, что бросается в глаза — узкая кушетка у стены, вокруг которой, будто паутина, вьются многочисленные трубочки, по которым движется багровая жидкость. Не сразу понимаю, что это. А когда понимаю, поднос валится из рук, и разноцветные склянки бьются вдребезги и разлетаются на сотни осколков.
— Ленард! — в пару шагов подлетаю к кровати, на которой лежит, утыканный десятками трубочек, мой мальчик. Прозрачный, бледный и неестественно спокойный. Это неправильное какое-то спокойствие. Он таким не бывает. Я знаю.
— Ленард, — зову повторно.
Касаюсь губами его тёплого лобика. Живой! Это главное! Кожа прозрачная и бледная. Прихожу в тихий ужас, когда он никак не реагирует. Но вместо паники меня накрывает спокойная решимость. Если не я, то никто.
Вытаскиваю, одну за другой, иголки, которыми утыкан мой мальчик и по которым кровь поступает в прозрачные трубки, а затем подаётся в пузатые сосуды из магического хрусталя. Не желаю рассматривать их и думать о том, насколько они наполнены.
Сосредоточенно выдёргиваю трубки. Прочь! Одна, вторая, третья, десятая!
— Всё будет хорошо, моё сокровище! Обещаю! Мы выберемся!
Остаётся последняя трубка на изгибе левого локтя. Тянусь к ней, когда за спиной раздаётся:
— Не смей!
Вздрагиваю и замираю, а в следующий миг всё-таки вытаскиваю проклятую иголку. Последнюю. И оборачиваюсь.
Я не удивлена тому, что вижу Шэлдона. Стоит возле двери. Видимо, только что вошёл. Его глаза опасно сужены, рот сомкнут в тонкую злую линию.
— Зачем? — огорчённо разводит руками. — Я ведь хотел как лучше.
— Это по-твоему лучше? — вспыхиваю, показывая на Ленарда.
Малыш по-прежнему без сознания, и от этого отчаяние топит ещё сильнее. Инстинкт самосохранения приглушается, уступая место материнскому. Я хочу рвать за своего детёныша. Я больше не я!
Но Шэлдон или не видит этого, или не хочет видеть.
— Почему же нет, глупенькая? — вздыхает он, поправляя стёкла очков. — Твой сын ничего не чувствует сейчас, просто спит глубоким сном. Драконья кровь это мощнейший ингредиент. Самый редкий. Он отдаст её всю до последней капли для лекарства от истинности. Ещё никому не удавалось создать его. Я войду в историю! Никто не сможет мне помешать. Никто, даже ты, Софи!
Глаза Шэлдона горят лихорадочным блеском. Как же я ненавижу его в этот момент, кто бы знал!
Замечаю в его руках изящную чёрную палочку. Такую же, как видела в его комнате.
— Видит Бог, я не хотел применять внушение, — Шэлдон делает шаг по направлению к нам, я встаю грудью у него на пути, закрывая сына. — Оно может повредить личность. Когда я сотру все воспоминания о мальчишке, то ты и меня забудешь, с тебя станется. Но придётся рискнуть, если иначе никак…
Далее следует театральный вздох.
Я с ужасом смотрю на артефакт внушения. Если Шэлдон активирует его, я забуду всё, что он прикажет! Мужа, сына, родную мать — всех! Это конец. Тот, кто не помнит прошлого, не имеет будущего. Это не жизнь. Это буду не я. Лишь бледная копия. Оболочка.
Но самое главное: я не смогу защитить моего мальчика...
— Лучше убей! — шепчу одними губами, продолжая грудью заслонять Ленарда от этого монстра.
Думала, Роланд это самое страшное, что случалось со мной. Ошибалась. Истинный монстр сейчас напротив, и он вздумал отнять самое дорогое. Не дам! Не позволю, пока дышу.
Делаю последнюю попытку договориться:
— Пожалуйста, Шэлдон! — поднимаю руки ладонями вверх. — Я сделаю всё, что ты скажешь, только отпусти моего сына! Умоляю!
Шэлдон кривится, качает головой:
— Хорошая попытка, Софи, но нет,— смеётся он, затем принимается тараторить тихо и быстро. — Ты Софи Ойсан, выпускница Академии Драконов, моя невеста. Мы познакомились во время учёбы в Академии. Обручились. Ты сирота, не была замужем, у тебя нет мужа, и сына тоже нет. Их — за-бы-вай!
Он направляет на меня чёрную палочку, из кончика которой вылетает тёмно-серая молния. Закрываюсь скрещенными запястьями, отворачиваюсь. Голову разрывает острой болезненной вспышкой, а потом память начинает откручиваться назад.
Красочные воспоминания становятся чёрно-белыми и тянутся прочь из головы прозрачными бусинками, по тёмно-серой молнии прямиком в артефакт. Раз, и я не помню Норленда. Два, и я забываю, что за мальчик лежит на кушетке у меня за спиной. Три, и образ того, кого когда-то любила, тускнеет, превращаясь в прозрачные бусинки, и навсегда покидает память.
Падаю на колени. Сжимаю разрывающуюся голову, не в силах сопротивляться мощнейшему артефакту. Это конец — проносится в бьющемся в агонии мозгу.
19. По любви
Софи.
Что-то меняется. Не сразу понимаю, что именно. Образ мрачного дракона с длинными тёмно-каштановыми волосами и тяжёлым взглядом снова обретает краски.
ОН возвышается на пороге, огромный и мощный в чёрном камзоле с серебристыми пуговицами. В его глазах молчаливая ярость и приговор.
Где-то на границе сознания слабо вспыхивает узнавание.
Из горла рвётся нервный смех: такая ирония, зверь не желает оставить меня в покое, и даже разрушительный артефакт не помогает.
— Роланд, — срывается с пересохших губ смутно знакомое имя.
Реальность это или мираж? Я не знаю.
Но призрак дракона такой чёткий, что впору решить, будто я тронулась рассудком. Моргаю несколько раз, задрав голову, во все глаза смотрю перед собой, постепенно понимая: это не призрак!
Блаженное незнание и равнодушие уходят, и меня накрывает лавиной эмоций.
Жгучей ненавистью, ядовитой обидой, дикой ревностью и больной любовью к одному-единственному человеку. Он словно якорь, надёжно держит моё сознание на грани, не позволяя ему схлопнуться окончательно до безмятежности овоща.
Одним своим присутствием ОН не даёт забыть. Не отпускает.
Воспоминания становятся более чёткими, за ними возвращаются другие, сначала расплывчатые чёрно-белые, они стремительно обретают краски. Крохотный флакон с изумрудной жидкостью в огромной руке дракона, обвинение во взгляде.
Злость в его голосе, когда допрашивал меня в своём кабинете. Треск пламени в каминном зале, пристальный интерес в тёмных глазах и что-то ещё, что-то непривычное, новое.
Тяжесть его тела и грубые ласки, от одной только мысли о которых краснеют щёки. Амара у его ног… Я помню всё.
Моргаю. Дышу. Упираюсь ладонями в холодный пыльный пол. Подушечки пальцев собирают крошечные шероховатые крупинки. Пахнет сыростью и спиртом. Во рту солёный привкус слёз, на глазах влажная пелена. Вновь поднимаю голову.
Роланд держит Шэлдона за горло, приподняв того над полом и распластав по стене. Дракон в ярости. С расстояния видно, как опасно вздулись вены на его руке, сжимающей горло противника.
Он убьёт, не задумываясь — отчётливо понимаю это. У Шэлдона просто нет шансов. Его ноги беспомощно трепыхаются в воздухе, лицо побагровело, глаза, того и гляди, вот-вот выскочат из орбит, очки сползли на кончик носа, длинные пальцы, стискивающие чёрную палочку, мелко дрожат.
Свободной рукой Роланд сжимает запястье Шэлдона вместе с артефактом, с хрустом выворачивает его руку под неестественным углом и направляет на меня.
Вздрагиваю, когда в меня снова летит чёрная молния, вот только сейчас всё иначе.
Бусинки украденных воспоминаний тянутся от артефакта обратно, возвращаясь ко мне окончательно. Безмятежное беспамятство в прошлом, я вновь в суровой реальности. Матушка, Ленард, холодный Норленд, где я была по-своему счастлива…
Не успеваю опомниться, как комната заполняется людьми в светло-синих мундирах. Полиция.
Мне нужно собраться, нужно…
— Эварр, оставь его! — раздаётся впереди настойчиво и тихо. — Прошу! Эта мразь не заслужила лёгкую смерть, мы добьёмся для него высшей меры!