Страница 29 из 46
Всех всё устраивает, ведь так? Почему бы и нет?
Нужно было сразу ему высказать! Просто я растерялась поначалу, испугалась, не ожидала. Но сейчас-то я точно знаю, как надо было!
Хватит быть жертвой! Достало! Я больше не та наивная дурочка, что готова была глотать измены, лишь бы спасти свой брак! Нечего спасать! У тонущего корабля всего одна дорога: на дно!
Явился он! Пусть новой жене своей диктует условия! Пусть её детей забирает! А со мной этот фокус больше не пройдёт!
Старательно накручиваю себя. Сердито сдуваю с лица прядку светлых волос, упавшую на глаза. Мне жарко, меня всю трясёт от возмущения и злости.
Ленард наелся. Устраиваю его на правой руке, а левой быстро-быстро застёгиваю платье на все пуговицы под самый ворот.
Дом перестал быть крепостью. Я должна быть начеку в любую минуту, вот как сейчас. И я буду. Выхожу в коридор. Замираю, напряжённо прислушиваясь.
Снизу доносится шуршание и звон посуды.
— Матушка? — склоняюсь над перилами.
Осторожно ступая, спускаюсь вниз по лестнице. Заворачиваю за угол, замираю на пороге кухни.
Мама, как ни в чём ни бывало, гремит кастрюлями.
— Матушка? — зову её снова.
Она вздрагивает, разве что на месте не подпрыгивает. Оборачивается, положив ладонь на грудь:
— Софи? — смотрит на меня обвиняюще. — Напугала меня! Зачем так подкрадываться? Уже вернулась? Рано что-то.
Она отворачивается и снова хлопочет над кастрюльками.
— Где ты была? — подозрительно хмурюсь, игнорируя её вопрос.
— Сахар закончился, пришлось бежать за ним к бакалейщику, пока лавка не закрылась, а не то ягоды пропали бы! Где только старый жук такие нашёл, половина помятые, или на выброс, или в варенье…
Привычное ворчанье матушки успокаивает. Опускаю Ленарда в манеж. Отвлекаю его погремушкой, чтобы не куксился. Оглядываюсь по сторонам.
Всё так обыденно и буднично, будто и не было ничего, будто появление Роланда оказалось ночным кошмаром, который мигом развеялся. Как бы я желала этого: чтобы случившееся оказалось лишь страшным сном!
Морщусь, потирая саднящую от грубых поцелуев шею. Царапины на плечах тут же отзываются щиплющей резью. Увы, случившееся не сон. Реальность.
Задумчиво рассматриваю запястье, кожа на котором заживает не по дням, а по минутам. Уже не красная, а светло-розовая. Но шрамы на метке всё равно останутся…
— Роланд здесь, — выдыхаю тихо.
У матушки из рук валится миска. Она оборачивается и смотрит на меня округлёнными глазами:
— Что ты сказала?
Её искреннее удивление — будто бальзам на душу. Я уже ненароком начала её подозревать. Слишком уж всё подозрительно: её желание написать Роланду и уход из дома так «вовремя». Если бы не я, что мешало бы ему просто взять и забрать ребёнка? Если он, конечно, знал, куда идти. А он знал? Или заметил меня и пошёл следом?
Теперь уже не спросить...
— Я говорю, Роланд был здесь, — подхожу к ней.
Утаскиваю крупную ягоду клубники, присыпанную сахаром. Сладкие крупинки поскрипывают на зубах, во рту разливается сочная мякоть.
— И что… он сказал? — матушка пытливо всматривается в моё лицо.
Облизываю губы, вытираю безымянным пальцем уголок рта. Решаю оставить при себе постыдные подробности.
— Он был… недоволен. А потом ушёл.
— Как это? — хмурится мама.
— Сама не знаю, — поворачиваюсь спиной к столешнице, упираюсь поясницей в её край. Скрещиваю руки на груди. — Понятия не имею, что теперь делать. Надо уезжать. Наверное.
Вздыхаю, грустно рассматриваю метку истинной.
— Вот только у меня больше нет блокиратора, а это значит, что он найдёт нас где угодно.
У матушки из рук выскакивает кастрюля. Её движения беспорядочны и чересчур суетливы.
— Ты в порядке? — смотрю на неё подозрительно.
— Разумеется, — поспешно отвечает та. — И что, он ничего не сказал? Просто ушёл? Не похоже на него.
— Скажи, — проговариваю тихо, пристально наблюдая за каждым движением матушки. — Ты ведь не писала ему? Ведь нет?
— Нет, конечно! — отвечает поспешно, но в глаза не смотрит.
— Хм, ладно, — киваю со вздохом. Обхватываю себя руками за плечи. — Мне надо подумать, что делать дальше. Пожалуйста, не оставляй Ленарда одного. Ни на секунду!
— Хорошо, как скажешь! Ты думаешь…
— Я не знаю, — обрываю её, — почему Роланд ушёл, не поговорив. Но я точно знаю, что он пойдёт на всё, чтобы забрать сына. Если только…
— Что? — матушка требовательно заглядывает мне в лицо.
А я стою, прикрыв кончиками пальцев рот, поражённая неожиданной мыслью.
Если только он понял, что ребёнок его!
Ну, ты и дрянь, Софи!
Сначала я решила, что Роланд в бешенстве от того, что я сбежала и скрыла ребёнка. Но его внезапный молчаливый уход, больше похожий на бегство, как-то не слишком вписывается в эту версию, ведь так?
А это значит… Что он решил, что ребёнок НЕ ЕГО? Потому что иначе — разве бы он ушёл? Просто оставил бы нас в покое?
Но разве может дракон не признать родного сына? Может, если никогда его в глаза не видел. Или нет?
Запутываюсь окончательно. Мысли роятся в голове, но что-то ускользает. Что-то важное, на самой границе сознания, и я никак не могу ухватить…
— Софи! — матушка встряхивает меня за плечи. — Да что с тобой?
Рассеянно смотрю на неё, затем на часы на стене. Вырываюсь из матушкиных цепких пальцев:
— Присмотри за Ленардом, пожалуйста!
— А ты куда? Софи?
— Потом объясню!
Нет времени! Выбегаю из кухни, вверх по лестнице, перепрыгивая через несколько ступеней сразу.
Последний паром на материк уходит через полчаса, я ещё успею послать с ним письмо!
Подлетаю к столу. Чернила, пергамент, перо, конверт. Быстро! Пишу коротко и по делу о том, что случилось. Никаких эмоций, только сухие факты. Что блокираторы больше не работают, что Роланд здесь, что он нашёл нас. Прошу совета и помощи.
Запечатываю конверт. Набросив пальто, выбегаю на вечернюю улицу. Смутно помню путь до берега. В голове только одна навязчивая мысль: успеть! Успеваю.
Провожаю взглядом отплывающую громадину парома, покачивающуюся на чёрных волнах.
Шэлдон получит письмо через несколько дней и обязательно что-нибудь придумает. Верю в это.
На обратном пути то и дело оглядываюсь по сторонам. Постоянно смотрю на низкое серое небо. На этот раз пустое, если не считать миллиардов танцующих снежинок. Морозный воздух обжигает горло. Только сейчас понимаю, что не застёгнута. Запахиваю поношенное пальто. Дую на ладони горячим паром.
— Дракона видали? — спрашивает упитанный пекарь у семейной пары, идущей передо мной.
Дракон в Норленде это целое событие. Как его не обсудить? Они останавливаются поболтать, я тоже замедляю шаг. Прислушиваюсь.
— Уже улетел! Воон туда! — прослеживаю взглядом его пухлую руку, затянутую в чёрную кожаную перчатку.
В небе по-прежнему никого. Фух. Ускоряю шаг. Мёрзлая брусчатка скользит под каблуками. Ледяной морозец пробирается под юбку.
Проклятье, я так и не надела нижнее бельё и панталоны, как-то было не до того, и вот сейчас жалею об этом. Поскорей бы в тепло!
Верится с трудом, но, похоже, Роланд и впрямь решил оставить нас в покое. Я ведь рада? Хмурюсь. Что за вопросы? Конечно, да!
Он нашёл нас. Это плохо. Но улетел, оставил нас, не признал Ленарда. Это хорошо. Настойчиво убеждаю себя в этом.
Знакомые улочки Норленда стремительно погружаются в ночь. Жёлто-белые уличные фонари не справляются с теменью.
Ужинаю молча, вся в своих мыслях. В отличие от матушки и господина Жако, которые без конца препираются. Восхищаюсь терпением последнего.
Ночью беру Ленарда к себе в кровать. Прислушиваюсь к каждому шороху. То и дело соскакиваю и бегу к окну по холодному полу. Напрягаю глаза, чтобы убедиться, что в небе по-прежнему пусто. Только под утро забываюсь беспокойным сном.
Просыпаюсь с тяжёлой головой и плохим предчувствием. Грудь распирает от волнения и сердце не на месте. За окном обычный пасмурный день, как и сотни других до него. С моря на берег надвигается плотный молочный туман. Медленно, но неотвратимо.