Тихушник

— Можно, я к вам приду и с вами побеседую?

— Конечно, приходи, — только ближе к вечеру. С тебя «бутылка конька», с меня — будущий твой агент.

— Ты мне, Александр, молодёжь не развращай! Он как послушал тебя, так уже уши развесил… Знаю я, как ты можешь человека в транс погрузить, — и не заметит, как свою мать продаст! — сказал Николай Иванович.

— Да нет, ничего плохого у меня и в мыслях нет. Вижу, вам на замену в вашей конторе идёт неплохая молодёжь, — что ж им не помочь? Всегда рады их видеть в нашем управлении.

— Я приду, ловлю вас на слове!

— Как ваши данные? Интересуюсь по причине, чтобы вам пропуск выписали на вахте, — хочу заранее предупредить дежурного.

— Вишнягов Андрей.

— Палыч, а как мы объясним своим коллегам по бандитскому отделу об объекте? Им кое-что о нём уже известно, да и оперá в городе не спят — роют рогом землю, кто быстрее раскроет эти преступления. Могут помешать коллегам из ФСБ.

— Мы будем всех контролировать, — сказал Николай Иванович.

— Тогда я спокоен, что дело доведёте до конца. Могу спокойно уходить на заслуженный отдых.

Глава 23

— Саша, тебе мужчина звонит, подойди к телефону, — сказала мне жена.

— Слушаю?..

— Александр Фёдорович? Здравствуйте, это Палыч!

— Здравствуй, Палыч! Могли бы и не представляться — я ваш голос из тысячи узнаю. Рад вас слышать!

— Александр, как бы нам с тобой встретиться? Время у тебя найдётся для меня?

— Палыч, какие вопросы? В любое время, которое вас устроит! Я «стрелу» не привык прокалывать — буду в назначенный час. Правда, у меня назначена «аудиенция с президентом Путиным Владимиром Владимировичем», но ему откажу — сошлюсь, что встречаюсь с уважаемым человеком, и перенесу встречу на завтра.

Палыч, молчал, не говоря ни слова. Пауза затянулась — видимо, моё упоминание о Путине его застало врасплох. А вдруг и, правда, его бывший подчинённый на короткой ноге с самим президентом, — не зря же прозвали меня в коллективе шестого отдела Тихушником?.. Но дар речи вернулся к нему обратно.

— Можешь подъехать ко мне домой, прямо сейчас?.. Ты на машине?

— Да, могу. У меня машина во дворе стоит. Что-то срочное?

— Не по телефону.

— Хорошо, Палыч! Узнаю оперское кредо: всё тайное со временем становится явным. Телефон — брат врага моего.

— Ты всё в своём амплуа! Думал, ты на пенсии скучаешь, — а, вижу, у тебя хвост трубой.

— Слово «пенсия» мне не подходит: я больше люблю говорить, как мой дед, — «пензия». Минут через десять подъеду и вам позвоню — выйдете, и в машине переговорим.

— Может, ко мне домой подымешься? В машине неудобно…

— Да нет, Палыч, лучше вы ко мне спуститесь. Тем более, я догадываюсь, о чём вы со мной хотите поговорить без посторонних глаз и «жучков».

— Ты что — телепатом стал?

— Да нет. Просто мир не без добрых людей, — наслышан о вашем «быстром уходе на пенсию», и что сейчас даже в управление не пускают, которое вашими же руками создано. Приказ нового начальника запрещает.

— Ты уже в курсе всех моих бед…

— Палыч, давайте не по телефону?

— Хорошо — жду.

Подъехав к дому, я позвонил по сотовому и стал ждать Палыча, думая только о его нынешней неудачной жизненной ситуации. Она была для меня ожидаема, но он в силу своей порядочности надеялся, что уж с ним его коллеги так паскудно не поступят — не проводив торжественно на пенсию. Всё-таки он начальник управления по борьбе с организованной преступностью, на тот момент — самого грозного подразделения для всех граждан, и заслуживает хотя бы маленького для себя праздника. Был уважаемым человеком — не только среди блатных людей, но и в правоохранительных, судебных и чиновничьих структурах, — и имел вес среди них. С мэром, губернатором — был на короткой ноге и не одну бутылку коньяка выпил. А сейчас, если мне правильно информируют мои источники, — Палыча взяли и выбросили за борт. Корабль уходит от него всё дальше и дальше, а он машет ему вслед, прося спасения. На корабле плывут его бывшие «друзья», которым Палыч помог, работая в милиции. Они стоят плотными рядами, не помещаясь на палубе, и тоже машут рукой, — оставляя его одного среди бушующего океана действительности, и даже не бросив спасательный круг.

Палыч медленной походкой вышел из подъезда и направился к моей машине. Его походка стала тяжёлой, будто на него надели свинцовый пиджак, тянувший его к земле, а осанка напоминала согнутое коромысло. Он шёл и, видимо, думал — не отвернулся ли и я от него, как это сделали его подчинённые, бывшие мои коллеги? А ведь было за что… Но Палыч сделал для меня много хорошего — и я это не забыл. Во-первых, он терпел мои «тихушные» дела. Во-вторых — я не забыл ценный подарок, который он торжественно вручил мне в актовом зале от всего коллектива, провожая на пенсию, — китайскую кофеварку. Она пополнила мою коллекцию, встав к двум другим, купленным ранее женой. Все они хранились на «видном» месте — под креслом кухонного гарнитура. Но я гордился, что за двадцать лет службы в уголовном розыске, будучи ветераном труда, был удостоен такого «ценного» подарка, Мог бы и ничего не получить, как произошло с Палычем, — тому даже блокнот не подарили при выходе в отставку…

Государство нас, сотрудников уголовного розыска, «уважает»: ведь боремся с организованной преступностью — а это почётно, — и служим за идею, — а не за деньги, как депутаты.

— Привет, Палыч! Смотрю и не узнаю: посвежели, помолодели, пружинистая походка, руки наизготовку и в любое время готовы дать в зубы…

— Здорово Александр! Ты, как всегда, прав, — я бы сейчас своим врагам в зубы надавал, но понял — поздно.

— Я помогу! Скажите — кому, сколько и какие? Лёгкие, средней тяжести телесные повреждения вас устроят? Или может, кого-нибудь прикопать в лесочке, — есть в багажнике лопата, и всегда она у меня наготове — наточена, сама землю роет… Не забыл ещё, как делаются похороны в тёмное время суток. «Весёлые» были времена в начале девяностых, ностальгия посещает…

— Значит, ты уже в курсе моих дел? Объяснять не нужно?

— Нет Палыч, не нужно. Какая вам нужна от меня помощь? Я рад вам помочь, если это в моих силах.

— Сможешь вместе со мной доехать до нашей конторы? Я посижу в машине, а ты бы сходил к нынешнему начальнику — бывшему моему заму, — и забрал из моего кабинета некоторые мои вещи. Даже не пускают меня в свой кабинет — приказ якобы выдали СОБРовцам, он висит на входе.

— Устный приказ, Палыч, устный, не письменный. Я в курсе вашей ситуации. Хорошо, давайте доедем — по дороге поговорим.

— Я слышал, ты на пенсии не унываешь — работаешь?

— Какой я пенсионер, Палыч, — мне и сорока-то нет. Я когда с вами работал, специально говорил постоянно об уходе на пенсию и начальников костерил. Я так усыплял бдительность не только своих коллег, но и жуликов. Это мне помогало из них вытянуть информацию — и они мне доверяли, развесив уши.

— Ты что — еврей или хохол? Хотя нет, им до тебя далеко…

— Нет, не еврей и не хохол. Кстати, среди них у меня много друзей, и я рад, что они есть. Я многому у друзей научился и сейчас учусь — особенно жить за счёт других. А если серьёзно — не в евреях и хохлах у нас все беды, как любят говорить некоторые недоумки, а в нас самих. Все беды — от нашего отношения не только к себе, но и к другим. Мы же все друг с другом перегрызлись! Даже ваши подчинённые не смогли вас защитить от зама, — могли бы вступиться, а предали. А вы их всех лично на руководящие должности назначали, подбирая по одному критерию — ты мне, я тебе. Не обижайся, Палыч, я правду говорю: весь ваш бывший ОБХССный состав и был вами поставлен на руководящие должности, кроме нашего бандитского отдела, где начальник — выходец из уголовного розыска, да и то ваших годов. Я вам открою одну «тайну» — только вы никому не говорите: акушер мне один по секрету по пьяни рассказал. Оказывается, акушеры ведут «статистический учёт» детей, которые при рождении выходят задним местом, а не как положено — головой вперёд. И, вырастая, они идут работать только в службу БХСС. У них, оказывается, в этом месте и находится мозг, — не как у нас, работников уголовного розыска, в черепной коробке.