Дети отцов

– Честно говоря, я вообще к нему не ездила. Папа переселил его поближе к себе, о нем заботились, я лишь иногда звонила ему, с праздниками поздравляла.

Потом она еще сказала:

– Давайте к вам муж мой приедет, Ватацис, поговорите с ним. Деда моего он не застал, но, может быть, про дядек моих что-то расскажет: он по работе с ними больше общался, чем я.

И, помолчав несколько секунд, задумчиво проговорила:

– Мне они всегда неинтересны были. Папа являлся центром моего мира.

И добавила:

– И даже сейчас он так и является центром моего мира.

Иван Васильевич Ватацис позвонил Виктору уже на следующий день, и договорились, что еще через день он приедет в офис для беседы. Виктору по телефонному разговору показалось, что Ватацис – человек спокойный, вплоть до флегматизма. Если это действительно так, то они с женой прекрасно уравновешивают друг друга, как два полюса. Еще у Виктора сложилось впечатление, что его собеседник – из тех людей, которые принципиально никогда никуда не спешат, но при этом всегда везде успевают.

Иван Васильевич приехал в офис, они с Виктором познакомились и расположились в переговорной.

Представление, создавшееся после телефонного разговора, оказалось верным: собеседник являлся спокойным, уравновешенным флегматиком, и внешность у него была такой же невозмутимой и в хорошем смысле неяркой, как и характер. Выше среднего роста, нормального по возрасту телосложения, очень пропорциональный – возникало впечатление, что это человек, стопроцентно соответствующий всем стандартам. Открытое лицо располагало к нему, но ровная доброжелательная улыбка выдавала безэмоциональность этой открытости, а значит – то, что открытость являлась внешним щитом.

Ровно лежащие русые волосы дополняли впечатление равновесности собеседника.

Он вполне мог бы стать ответственным сотрудником службы разведки, настолько его внешность представлялась незапоминающейся. Но – глаза: выражение глаз помешало бы ему быть успешным разведчиком (хотя с выражением глаз можно было бы поработать, но Иван Васильевич явно не считал это необходимым). Глаза умные, внимательные, живые – и немного грустные.

И взгляд его все же располагал к доброму доверию к нему.

Несмотря на занимаемый пост генерального директора такой крупной корпорации, как «Никея», Ватацис отличался естественностью и вежливостью в общении (и появлялось очевидное понимание, что он таков не только в общении с адвокатом – а вообще со всеми).

Слегка разведя руками и подняв удивленно брови, он начал повествование:

– Даже не знаю, что рассказать вам. Ира сказала встретиться с вами и побеседовать и сказала, что вы все спросите. А я такой, знаете, «муж со списком» из анекдота, который идет в супермаркет и покупает то, что жена указала в списке.

Виктор поневоле улыбнулся. Открытая доброжелательность собеседника в соединении с его мягким чувством юмора и явной самоиронией очень располагали к нему.

– Ирина Федоровна сказала, что вы не были знакомы с ее дедом, и собственно про его вещи не можете ничего сказать, но можете рассказать про ее дядей, работающих в корпорации.

– А, ну это да.

Ватацис задумался.

– Я ведь случайно попал на такую высоту. Вы знаете, что Ласкарины – это семья понтийских греков, спасшихся сто лет назад в России от погрома в Турции?

– Нет, не знал.

– Дед Федора Максимовича смог спастись. Его родители с детьми сумели бежать, доплыли в Поти в Грузии, а оттуда ушли в Тавриду, где у них жили родственники. Так они и остались в России. Фамилию они сменили, чтобы она звучала по-русски. Максим, отец тестя, уже был не Ласкариди, а Ласкарин. А мои предки тогда тоже спаслись, и он, когда я пришел работать в корпорацию, узнав, что я тоже грек, стал опекать меня. Работал я хорошо, старался, Федор Максимович увидел это и стал продвигать меня. Потом познакомил меня со своей старшей дочерью.

Ватацис рассказывал все это ровно и как-то основательно, но – не скучно. Виктор подумал, что нет ничего удивительного в том, что Федор Ласкарин присмотрел этого надежного мужчину в мужья своей старшей дочери, которой решил передать бизнес.

Иван Васильевич продолжал сказ:

– Тесть правил корпорацией жестко и при жизни своего отца, который был формальным учредителем и владельцем, и после его смерти, когда он переоформил корпорацию на себя. Ира такая же, как ее отец, строгая до жесткости и нравом крутая, но – справедливая и очень честная. Отец был для нее всем, она просто благоговеет перед ним. Она, такая жесткая и решительная бизнесвумен, совсем несентиментальная, всегда называет его «папа».

– Это да, мы заметили.

Ватацис помолчал, подумал и потом продолжил:

– Братьям своим Федор Максимович воли не давал – держал их под контролем, а они и не рыпались. Он им такие зарплаты и премии выплачивал, что им и не к чему стремиться было: они ни в чем не нуждались. Братья у него все разные, Алексей и Иван деятельные, остальные трое – ленивые. Ну, говорю как есть. Я видел, что недовольство у них подспудное, тихое, зреет, но они никаких разговоров не заводили.

– Сильно боялись старшего брата? – уточнил Виктор.

– Нет, не сильно – просто побаивались. Но нет, никаких репрессий он в отношении братьев не стал бы применять – он просто так с ними поговорил бы, что им вмиг расхотелось бы на что-то претендовать. Они все знали, что бизнес создал Федор Максимович, просто оформлен он был на их отца. Федор из всех братьев выше всего пробился, и когда он бизнес создал – он всю семью поднял, и все братья благодаря ему обогатились, ничего не делая для этого. Там еще один брат был, Константин, он сам ничего не добился, но помогал Федору создавать бизнес. Но он умер молодым.

– А какие были отношения Ирины Федоровны с дядями?

– Да никакие. Только на семейных торжествах в особняке ее отца встречались. В корпорации реально работали только Алексей и Иван, но Федор Максимович построил все так, что взаимодействие между директорами шло через него лично, он до последних своих дней сам всем управлял, ему плохо стало в его кабинете – «скорая» его из офиса забирала. Поэтому все деловые контакты между Ирой и ее дядями шли через Федора Максимовича. А семьями мы не дружили.

– Понятно. А общение как складывалось?

Ватацис помолчал:

– Ну, не очень хорошо складывалось. Ира считала, что дядя Леша и дядя Ваня плохо работают, и предлагала Федору Максимовичу их уволить, оставив просто членами совета директоров, или даже вообще выкинуть их из компании.

– Они знали об этом?

– Знали. Ира предъявила им претензии прямо во время совещания, я не смог ее остановить. Когда она в запале, меня она не слышит. Но Федор Максимович прикрикнул на нее, и она замолчала. Он потом отдельно послушал ее и сказал, что проведет ревизию деятельности Ивана. Но вскоре он умер.

– А чем ведали дядя Ваня и дядя Леша?

– Иван Максимович получил поручение вести приморский проект, где нужно было обойти главного конкурента «Никеи» – компанию «Э-Пир». Схлестнулись там интересы. А Алексей Максимович ведал Юридическим департаментом.

– Как лично вы думаете, что сейчас изменилось – почему дяди Ирины Федоровны именно сейчас воспряли, да еще и все вместе?

Ватацис поднял брови, показывая свое удивление:

– Не знаю точно. Почему сейчас – понятно. Очевидно, что Федора Максимовича они боялись, и при его жизни не рыпались. А Иру они не боятся и не любят, считают ее выскочкой. Меня больше удивляет то, что они объединились – они вообще-то между собой не особо дружны. А тут рррраз – и выступили с иском все вместе. Что-то их объединило.

Иван Васильевич задумался, и потом добавил:

– Нравом тесть был крут, конечно, это Ира от него унаследовала, она вообще во всех смыслах папина дочка. Она настояла, чтобы наш сын носил имя и фамилию деда по матери – он Федор Ласкарин, а не Ватацис, мне пришлось согласиться.

В рассказе мужа Ирины Федоровны прозвучало глубоко скрытое и тщательно скрываемое огорчение. Виктор смог его почувствовать лишь благодаря своей профессиональной проницательности.