Первый шпион Америки

Дым гаванских сигар плавал над столом. Закурил даже Ксенофон Дмитриевич, вспомнив о сигаре, взятой им у Пула, которую он механически сунул в карманчик жилетки.

Пришли Садуль и Рене Маршан. С журналистом из «Фигаро» Каламатиано и Робинс были незнакомы, но Жак аттестовал друга как горячего сторонника новой власти, который тотчас загорелся идеей создания интернационального отряда. Они и задержались, потому что ездили к друзьям и агитировали их вступать в отряд.

— И как, успешно? — спросил Робинс.

— Мы уже записали пять человек! — радостно сверкнув глазами, заговорил Жак. — Трое из них умеют стрелять, правда, мы записали одну женщину, это Николь, подруга Рене, тоже журналистка, она согласилась стать сестрой милосердия. В отряде же нужны будут санитары?

— Безусловно! — горячо поддержал его Робинс.

Он точно нарочно распалял Садуля, желая в душе посмеяться над его революционной горячностью.

— Ренс подал блестящую идею! — воскликнул Садуль. — Скажи, Ренс!

— Идея проста, как все гениальное! Вместе со списком будущих бойцов интеротряда надо составлять реестр пожертвований. Кто-то не может воевать, но готов поддержать наше начинание материально. Ведь нам нужно будет оружие, снаряды, обмундирование, и на собранные деньги мы все это сможем купить. Таким образом, мы придем к Ленину не как просители: дайте нам винтовки, пулеметы, патроны, — а как боевые помощники. На какой фронт, спросим мы, вы готовы нас послать?

— Потрясающая мысль! — Робинс резко поднялся и с чувством пожал руку Мар шану.

— Причем я хочу дать подборку статей во французских газетах, призвать своих соотечественников к сбору помощи для Советской России и объявить о наборе в интеротряд. Пускай все желающие сдут сюда! Вы тоже, Рей, когда летом будете возвращаться, везите с собой как деньги, пожертвования, так и молодых бойцов, желающих отстаивать революционные идеалы. Я вас заверяю: от желающих отбоя не будет! Это очень плодотворная идея!

Ксенофон Дмитриевич с удовольствием наблюдал за живой мимикой и жестикуляцией Ренс, который под стать Робинсу предпочитал в любом обществе быть на первых ролях. Вот и сейчас, не пробыв и пяти минут за столом, он уже завладел всеобщим вниманием.

— Кстати, вчера Ленин заявил, что гражданская война закончена! — заявил Маршан. — Удивительное заявление! Видимо, Сиверс шлет в Кремль победные реляции, не зная, что на Дону сформирована еще одна армия во главе с генералом Красновым. Надо же быть настолько незрячим, чтобы делать подобные заявления! Даже я знаю, что Добровольческая армия, которая еще в январе 18-го насчитывала всего три тысячи штыков и восемь пушек, за эти несколько месяцев выросла в три-четыре раза, и создание нашего интеротряда теперь архинеобходимо, если воспользоваться любимым словечком Ленина. Немцы вовсю хозяйничают на Украине, а в Кремле по этому поводу полное благодушие. Я бы очень хотел встретиться с Лениным и раскрыть ему глаза на происходящее, если его военные помощники не в состоянии обрисовать вождю полную картину событий. — Маршан многозначительно посмотрел на Локкарта, как бы рассчитывая на его помощь в организации такой встречи.

Выкладывая эти новости, Маршан успевал заглатывать икру, селедку, картошку, тушенку, хлеб, и так стремительно, что у Муры стало портиться настроение: скоро на столе ничего не останется, а других запасов у нее нет, кроме тушенки Рея. Правда, она оставила для Садуля и Маршана по телячьей отбивной, которую Робинс проглотил в один присест и теперь с грустью поглядывал на хозяйку и окружающих, не желая верить, что на этом обед закончился. Свою тушенку он есть не хотел, а икра и селедка с приходом Маршана быстро закончились. Каламатиано проглотил лишь два маленьких кусочка отбивной и отодвинул от себя тарелку, закурив сигару.

— Я говорил вчера с генералом Алексеем Брусиловым… — не дав Робинсу и рта открыть, без паузы продолжит Маршан.

Ренс торжественно сообщил всем эту новость, ибо имя полководца Брусилова знал весь мир: командуя 8-й русской армией в первую мировую войну, Алексей Алексеевич Брусилов в мае 1916 года благодаря искусно составленной им тактической операции совершил прорыв австро-венгерского фронта в районе города Луцка. Об этой победе русских и великолепной операции Брусилова написали все газеты мира, это была одна из ярких битв первой мировой войны. Едва Рене произнес это имя, за столом тотчас воцарилась тишина. По этому случаю Маршан наглым и беспардонным жестом забрал из стеклянной хлебницы последний кусок печеного белого хлеба, на который уже давно нацелился Рей, но из деликатных побуждений не позволял себе такого поступка: Мура могла бы подумать, что он голоден, и тем самым Робинс поставил бы хозяйку в неловкое положение. А кроме того, Рей ждал, пока вскипит самовар, чтобы попить чаю, сделав себе бутерброд с этим вкусным печеным хлебом и джемом, несколько баночек которого из старых своих «крестовых» запасов он специально принес в подарок Муре и теперь выжидал, чтобы преподнести этот сюрприз.

— Брусилов сейчас консультирует Троцкого по расформированию царской армии, и очень многие боевые офицеры уже согласны записаться в красные командиры, — мгновенно, как удав, проглотив кусок хлеба, стал рассказывать Маршан. — Он невысоко ставит военный талант Деникина и считает, что смерть Корнилова ставит под вопрос существование и самой Добровольческой армии. Может быть, это и имел в виду Ленин, говоря, что гражданская война закончена. У Корнилова был огромный авторитет и большой полководческий талант.

— А сколько лет Брусилову? — спросил Локкарт.

— Ему шестьдесят пять, но он хорошо выглядит: бодрый, подтянутый, энергичный. Он называл мне имена многих русских офицеров, чей талант может раскрыться в рядах Красной Армии. Я записал эти имена, но не взял с собой записную книжку. Брусилов назвал примерно десять имен, начиная от поручиков до генералов, кто, по его мнению, превосходит своим стратегическим талантом Деникина. Брусилов сказал, что у Ленина и Троцкого есть возможность создать даже более сильную армию, чем она была при последнем императоре.

— А вы, Ренс, сами в это верите? — спросила Мура.

— Да. Эти двое, Троцкий и Ленин, способны из отсталой России сделать сильную империю.

— Империю? — удивился Каламатиано. — Насколько я понял, русская революция вышла из французской, да и сами большевики назвали свое государство республикой.

— Из России не получится парламентской республики. Принцип вождизма останется. Просто на смену безвольному императору Романову пришел новый вождь или диктатор, как хотите, Ленин, и он с группой талантливых помощников будет править до своей смерти, а ему на смену придет новый вождь, и все будет так продолжаться. Только слепец может обмануться красивыми лозунгами и не видеть того, к чему Ленин стремится. Я ему как-то сказал: Россия с незапамятных времен управлялась сначала великими князьями, потом царями, потом императорами. Русский народ не поймет и не примет парламентаризма. Дума при последнем царе была лишь красочной декорацией. Вы объявили главным принципом Советской России диктатуру пролетариата. Но в этом случае должен быть диктатор со всеми вытекающими полномочиями. И я его спросил: вы готовы объявить себя не председателем Совнаркома, а диктатором? Как вы думаете, что он ответил? — доедая последний кусок тушенки, лукаво спросил Маршан, обводя всех присутствующих за столом интригующим взглядом.

Все молчали. Мура не выдержала, поднялась и принесла Садулю и Маршану по отбивной. Рей надеялся, что хозяйка не забудет и его, но графиня на его призывный взгляд лишь обворожительно улыбнулась ему.

— Он никогда этого не сделает! — помрачнев, проговорил Робинс. — Диктатура — временное явление и нужна, чтобы подавить внутренних врагов. Ильич мне сам об этом говорил.

— Он мне сказал, — пропустив мимо ушей реплику Рея, точно не услышал ее, улыбнулся Ренс, — что он и есть диктатор и со временем это поймут все. Но чтобы не травмировать слух любителей свободы, он будет называться председателем Совнаркома. «Я понятно объяснил?» — спросил он меня, и мне ничего не оставалось, как развести руками.