Дамнар. Неведение

Священник вызывал доверие. Невысокий пожилой дядька с добротной русой бородой, за которой угадывались пухлые румяные щёки. Голос хрипловат из-за курительной трубки – пристрастие, привезённое из дальних странствий, но он тем не менее заверял, что такая маленькая шалость простительна. Уж тем более она простительна, поскольку считал, что никакого вреда окружающим не наносит – только не выдыхай дым людям прям в лицо.

Кожа монаха была обветрена, загар уже не вывести, вероятно, ничем. Руки в мозолях и чернилах. Собственно, ручного труда Эйлерт никогда не чурался – возможно, поэтому быстро пришёлся по душе селянам. Ко всему прочему, новая религия, которую проповедовали на Атиозесе, оказалась крайне похожа на ту, что осталась с той стороны портала, вместе с языческими Богами, поклоняться которым завещали предки. Одним словом, сошлись. А вскоре и общий язык обрели как буквально, так и иносказательно.

Церковные службы чередовались с посиделками на лавках и работой в поле. Мало-помалу Эйлерт подтянул по уровню понимания речь всех, даже самых туголобых деревенских жителей. А ещё, можно сказать, что подружился со старостой.

На службу двери были открыты для всех. Во всяком случае, люди и Волки туда частенько захаживали. Даже пару раз заходил хорнд, но не найдя для себя развлечения, отправлялся обратно в лес. Джастин, порой, тоже стоял в дверях костёла, мешкаясь перед тем, как зайти внутрь.

Никаких проблем с переходом за порог у него, в общем-то, не было, вопреки человеческим поверьям. Но он не хотел своим видом смущать живых людей. В конце концов, вера даёт людям надежду, а он – не вполне живое напоминание о том, что где-то что-то может сильно пойти не так. С оборотнями в этом плане проще – они хоть и были Проклятыми во всеобщем понимании, но вид сохраняли вполне человеческий. Он заглядывал в костёл позже. Когда все уже расходились, а Эйлерт начинал прибираться.

Они никогда не вели разговоров о религии, хоть старый монах по долгу службы и пытался склонить вампира к этому – у эльфов вера была своя, и в человеческой Джастин не нуждался. Он расспрашивал Эйлерта о своей семье, оставленной по ту сторону реки Мидлтерри. И о приключениях дружелюбного, вечно во что-то влипающего монаха, долгие года проводящего в странствиях по всему Атиозесу.

В один из зимних вечеров Джастин, ещё не успев зайти, услышал, что старый монах в столь позднее время был не один. Заглянул сначала в окошко – с удивлением заметил, что вместо Эйлерта в общем зале прибирается деревенская девка, как раз та, которую Олаф с приказа Сета плетьми слегка угостил. Монах тем временем копался на столе в свитках, и периодически задавал девке вопросы. Та, иногда задумавшись, отвечала.

– Итак, что за буква, на рогатку, забаву детскую похожая? – глухим басом, не отрываясь от книги, строго спросим Эйлерт.

– Это У! Урок, утка, улитка, уборка, ухо, – не прекращая своего занятия, бойко отозвалась девушка.

– А как же записать, если волк вдруг завоет протяжно? – Эйлер вопросительно с улыбкой посмотрел на девчушку, оторвавшись от своих бумаг.

Девка, подметающая  пол веником, разогнулась, задумалась:

– Может её совсем большой нарисовать? Хотя нет, подождите, тогда дальше писать неудобно совсем будет. Может рядышком её несколько раз поставить? И сколько долго он выть будет? Рисовать, пока у него весь воздух не вышел? Ежели быстро писать получается, то это так много места займёт. Как же тогда бумагу чистую сберечь? – было видно, что девушка не на шутку озадачилась.

Джастин улыбнулся.

– Почти угадала, – Эйлерт хохотнул с её ответа, откладывая книгу. – Надо рядом несколько раз её написать. Но не вместе, а чёрточками короткими разделить. И всего трёх букв достаточно тогда – не надо всю строку на это тратить, поняла?

– Поняла! – Еся было продолжила уборку, но потом встрепенулась, снова голову подняла, помотала ей из стороны в сторону – Нет, кажется, не поняла. А как же читать тогда, если через чёрточку? Волк же протяжно воет, а не запинается, будто подавился. Да и коротко это очень – он долго воет.

– А так и читать, как воет – протяжно. Но очень долго самой выть не обязательно – ты ж читаешь всё-таки, а не передразнить его пытаешься. Теперь поняла?

– Поняла, наверное, – в лёгкой задумчивости ответила девушка. – Во всяком случае, вроде запомнила.

– Хорошо, иди сюда, следующую букву тебе покажу, – по лицу старика было заметно, что обучение доставляет ему немалое удовольствие. Он разве что не заурчал как сытый кот, наевшийся свежей сметаны.

Монах поднял затемнённую дощечку, стёр тряпкой большую и малую букву «У», начал рисовать следующую. – Вот, смотри. Кружок, палка, снова кружок. На что похоже?

Девка взглянула, густо покраснела, шарахнулась в сторону и крепко схватив метлу, принялась яростно подметать.

– Тьфу! Пропасть, ты о чём вообще подумала? Истрет, прости… – Эйлерт покраснел, будто прочитав мысли девицы. – На филина это похоже! На филина!!! и буква эта «Ф» называется. И сам филин с этой буквы пишется. Ох, беда мне с тобой – ну что ты так застыдилась-то в самом деле? – Эйлерт в замешательстве уставился на девчушку, заметив, что у неё увлажнились глаза.

Джастин невольно рассмеялся над этой неловкой для обоих людей сцены, и всё же решил прервать их разговор. Толкнул обледеневшую дверь, быстро затёк внутрь, стараясь не выстудить помещение. Бодрым шагом направился между стройными рядами лавок к рабочему столу с замершими в удивлении людьми.

– Эйлерт, это каким это образом ты додумался девку грамоте учить? В карты, что ль проспорил? – Джастина всё ещё очень веселила ситуация, которой он оказался свидетелем. – А ты вообще как здесь очутилась в такой час? Как тебя братец отпустил ночью к мужику, пусть и к монаху старому?

Сказал и пожалел об этом сразу – обидеть вопросом он девицу не собирался, ругать тоже, но нравы местных жителей явно не учёл. Девка из просто красной, стала пунцовой. На глазах слёзы навернулись. Стоит, в пол смотрит, веник сжала так, что старая солома захрустела под пальцами, пульс участился, дыхание сбиваться стало. Заметил, сразу попытался исправить положение:

– Ты это брось, я тебя не стыжу – мне вообще всё равно, чем вы, люди, в свободное время занимаетесь. Интересно просто стало, как так вышло.

Девка, обидевшись, с силой отбросила веник в сторону и резко выбежала в дверь, ведущую в подсобные помещения. Джастин в недоумении уставился на монаха.

– Ранимая она больно. И пугливая. Не серчай, – с расстроенным видом сказал старый монах.

– И в мыслях не было, – Джастин до сих пор чувствовал замешательство и зачем-то попытался оправдаться. – Просто, как мне казалось, у этих селян нравы довольно строгие – никак не ожидал её здесь застать при таких обстоятельствах. Вроде знает, о чём речь, – кивнул на дощечку с буквой, – вон, даже ассоциация в голову пришла весьма правильная, но на распутную девку не похожа – да и ты бы ничего такого себе не позволил. Но ночь же уже – в это время девки все по избам сидят, что такого приключилось?

Старик помедлил, будто обдумывая, что говорить, а что утаить лучше. Продолжил после небольшой паузы:

– Девка хорошая, но невезучая, – осторожно начал повествование монах. – Ответить тебе я только за себя могу. После одной из вечерних служб все ушли, а она в дверях замялась. Чувствую – поговорить хочет. Подошёл, спросил, чем ей помочь могу – на ночлег попросилась. Обещала отработать – убраться, сготовить, одежду подшить… Разрешил остаться после уборки в общем зале. Ушла уже поутру. На следующий день – та же ситуация. Потом уже расспросил её, что стряслось, но не моя это история – не мне и рассказывать.

Эйлерт замолчал в надежде, что Джастин довольствуется и этим пояснением, но вампир продолжал с любопытством буравить его взглядом. Вздохнув, монах продолжил:

– Потом как-то спросила меня, могу ли её грамоте научить, – глаза Джастина многоречиво полезли на лоб. – Я было посмеялся – девки грамотой редко интересуются. Она, как и давеча перед тобой, обиделась, прослезилась. Сказала, что по книжкам выучиться хочет. О мире узнать, о травах целебных, о чудесах и науки достижениях, – старик мимолётно улыбнулся, вспоминая этот разговор. Его подобные заявления удивили не меньше Джастина, но к тем, кто к знаниям тянется, он всегда чувствовал сильную симпатию. Не обращая уже внимание на реакцию вампира, продолжил: