За Калинов мост

Ольга Денисова

За Калинов мост

– Кто ты, девица-красавица?

– Я? Дочка бабы-Яги, а ты кто?

– А я – дурак, дурак, дурак!

– Мамочка. Я знаю, когда я умру... – тихо сказал ребенок и отложил в сторону ложку, так и не доев кашу. Лицо его неожиданно стало серьезным и взрослым.

Его мамаша, угрюмая девица лет двадцати, посмотрела на сына и недовольно фыркнула.

– Мишенька! – охнула бабушка, – ну разве можно так говорить! Что ты выдумываешь!

– Я не выдумываю. Я знаю, – твердо ответил мальчик. Для его четырех лет – слишком уверенно и безапелляционно.

– Ну и когда же? – ухмыльнулась его мать.

– Я не могу сказать. Я знаю, но сказать не могу.

Мамаша снова фыркнула:

– Знал бы – сказал. Не выдумывай. И ешь быстрей.

– Аркаша... – пожилая женщина потрясла спящего рядом мужа за плечо, – Аркаша...

– Что? – старик приподнялся, оглядел темную комнату и со стоном опустился на подушку, – ну чего тебе надо?

– Аркаша, я знаю, когда я умру...

– Да? И когда же, наконец?

– Я не могу сказать...

– Тьфу, глупая баба! – он повернулся к ней спиной, подтянул на себя одеяло и сладко засопел.

Веселая свадьба катилась к концу, пьяные гости устали кричать «горько», тосты становились все длинней и запутанней, когда слово в очередной раз взял отец невесты, впрочем, его особо никто не слушал. Он снова поведал гостям, какое сокровище отдает в лапы этому неотесанному лентяю, как вдруг, на самой середине остановился, по лицу его пробежала судорога, стопка в руке дрогнула, и неожиданно гости замолчали, будто немного протрезвев.

– Я знаю, когда я умру, – сказал он в наступившей тишине.

Игорь. 2 сентября, день

«В некотором царстве, в некотором государстве жил-был...»

Игорь не слушал сплетен, которые ходили по поселку. Цепочка смертей, потянувшаяся с майских праздников, вовсе не казалась ему загадочной или неестественной, однако рассказчики утверждали, будто умершие, как один, говорили родственникам или знакомым одинаковую фразу: «Я знаю, когда я умру». Пожалуй, он верил старому Аркадию Михайловичу, которому сам помогал хоронить жену, когда тот, рыдая на поминках пьяными слезами, говорил, что его ненаглядная Аленушка предупреждала его, а он, дурак, только смеялся над ней. Ненаглядной Аленушкой жена его удостоилась стать после смерти, до этого она числилась в старых дурах или хитрых стервах.

Народная молва любой смерти в многолюдном поселке теперь приписывала статус загадочной, будь то ребенок, умерший в конце апреля от менингита или взрослый мужчина, искупавшийся в реке, не дождавшись, когда сойдет лед.

К середине лета у подростков появилась любимая шутка – сказать родителям: «Я знаю, когда я умру». После того, как мать одного шалопая с инфарктом увезли в больницу, ребятишки немного умерили свой пыл в части розыгрышей, но время от времени кто-нибудь из них да испытывал родительскую любовь на прочность. Игорь, слушая рассказы дочери о глупых выходках ее друзей, только пожимал плечами.

– Пап, ты что, совсем не веришь в это? – удивленно спрашивала Светланка.

Игорь качал головой. Шестнадцатилетней девочке вздорные слухи будоражили кровь, напоминали фильмы ужасов, вроде «Звонка», служили поводом рассказывать подругам страшные истории, сидя ночью на реке – со времен «Бежина луга» в психологии подростков ничего не изменилось. Игорь не пытался убеждать дочку в нелепости сплетен о «загадочных» смертях – она просто не захочет ему поверить, даже если он будет очень убедителен.

К августу слухи обросли подробностями, к ним добавилась и панацея – спасти от неминуемой смерти может лишь один человек – потомственный маг и целитель Мстислав Волох, пользующий страждущих на территории дома отдыха «Юнона». Игорь бы не удивился, если бы узнал, что именно Волох и является автором этих сплетен от начала до конца. Во всяком случае, денег с родителей подростков-шутников он мог бы содрать немало.

Но лето догорело как всегда быстро и неожиданно, Светланка уехала в город к матери, и некому стало рассказывать Игорю продолжение этой истории. Последнее лето, которое дочь полностью провела с ним. В следующем году она будет сдавать выпускные экзамены, поступать в институт, ей будет не до дачи и поселковых друзей. Конечно, она собиралась приехать готовится к экзаменам к отцу, но Наталья наверняка ее не отпустит, и правильно сделает. Игорь, конечно, может помочь ей с физикой и математикой, но он совсем не умеет заставить ее усидеть на месте – вместо подготовки Светланка будет гулять и веселиться, как гуляла и веселилась все прошедшее лето.

С ее отъездом дом опустел и быстро растерял уют. Игоря не тяготило одиночество, он любил бывать один, но каждый раз с отъездом Светланки начинал тосковать. Конечно, она будет приезжать на выходные и на каникулы, но это будет уже не то – она будет приезжать в гости, и скорей не к нему, а к своим друзьям.

Почему-то именно к сентябрю, на излете лета, Игоря посещали мрачные мысли о том, что жизнь его никчемна и бессмысленна, ничего, кроме одинокой нищей старости, впереди его не ждет. Он вспоминал себя в Светкины годы, перед десятым классом физико-математической школы. Как хорошо все начиналось! «Полдень, XXII век»! Он собирался стать ученым, как герои любимых книг. Летать в космос или исследовать недра земли, и, как минимум, изобрести управляемый термояд. Даже тогда он понимал, насколько это наивно, и не делился своими мечтами ни с кем. Хорошо, что не делился. Он был ученым целых три года. Первый год прошел хорошо, а потом, когда отпустили цены, зарплата его превратилась в пшик. И пшик этот никто не спешил ему отдать. Получив как-то деньги за полгода работы, он сумел купить курицу и бутылку водки, которую и выпил, не доходя до дома.

Полгода Игорь выдержал работу ночным охранником в ларьке, а потом сломался. Невозможно восемь часов отработать в институте, и еще двенадцать торговать пивом и сигаретами. Студентом он разгружал вагоны по ночам, но ничто не мешало ему не пойти на лекции и отоспаться. Разумеется, Наталья бы предпочла, чтобы он бросил физику, а не ларек. Но тогда он на что-то надеялся. Еще полтора года он перебивался случайными заработками, в выходные и по вечерам, за несколько часов зарабатывая свой трехмесячный оклад. Но случайные заработки Наталью не устраивали, и Игорь отлично это понимал. И, в конце концов, устав от бесконечных скандалов с женой и тещей, от беспросветной нищеты и вечного поиска халтуры, он ушел из института. Его научный руководитель пытался его удержать хотя бы до защиты кандидатской, но Игорю тогда казалось, что он не протянет и нескольких дней. Пять лет он проработал на стройке, дорос до бригадира, а когда развелся, попробовал снова вернуться к физике, но у него ничего не вышло – грянул кризис, и зарплаты ученых снова сократились до сорока долларов в месяц. На эти деньги он и один прожить бы не смог, куда уж помогать Наталье со Светланкой.

Игорь вернулся к матери, в Весино. На местном заводе зарплаты тоже были не велики, но хотя бы превосходили пенсию по инвалидности. Да и инженером работать оказалось намного приятней, чем бетонщиком. И жизнь поплыла вперед неспешно и размерено, Светланка приезжала на лето к бабушке, а когда мама умерла, дочь уже достаточно выросла, чтобы Наталья не боялась оставлять ее с отцом.

А от юношеских амбиций и мечтаний осталась только любовь к фантастике.

Второго сентября на заводе отмечали день рождения главного инженера – скромного и добродушного Петра Михайловича. И дата была круглая и волнующая – шестьдесят лет, поэтому директор не поскупился и выкатил в подарок своей правой руке прилично накрытый стол. Бухгалтерия накрошила салатиков, а общая секретарша Ленка испекла свой фирменный торт-безе.