Страница 8 из 14
˗ Расцвела под око-о-ошком белоснежная ви-и-шня…
Мы, дети, наедались быстро и потом, набрав полные карманы булочек, яиц и конфет, скорей неслись на улицу. Ведь надо было срочно сразиться с соседской ребятней, чьи яйца крепче. Биться было очень интересно, но вот съедать потом яйцо, если оно проиграло и было разбито, с каждым разом становилось все труднее и труднее. И только это останавливало нас от полного яйцеперебития. Конечно, место-то в небольшом животе уже занято окрошкой, котлетками и куличами, ну и еще немного лимонадом «Дюшес» или «Буратино» по случаю праздника.
Одно из самых ярких воспоминаний детства такое: бежишь по улице, открываешь калитку и скорей во двор, под навес. Под навесом стоят газовая плита и огромный деревянный шкаф без дверей, но со шторочкой в цветную полоску. Отдергиваешь шторку в сторону, а там стоит большой эмалированный таз, в нем летом варенье варят, таз, полный сияющих всеми цветами радуги яиц. Ахнув в очередной раз от восторга, набираешь полные карманы и руки самых красивых и бегом обратно, на улицу.
Пока взрослые заняты, можно под шумок и на пруд сбегать, на весенний пикник. Мы-то мелкие, а вот ребята постарше могут даже костер развести на берегу для полного ощущения праздника. Посидеть у костра, пошурудить в нем прутиком, подкладывая сухие ветки, смотреть на улетающие в небо искры, поджарить кусок колбасы или хлебушка и потом, дымящийся, съесть. Для детского счастья так мало нужно.
На следующий день взрослые разъезжались на работу, а нам разрешалось еще погостить у бабушки с дедушкой. И опять весь день продолжение праздника и веселая кутерьма с соседскими ребятишками. Те же яйцебития, булочкотаскания и костероподжаривания всего, что удалось принести из дома. Бежишь в стопервый раз на улицу, а в калитке – деда, уже с работы пришел:
˗ Ты куда?
˗ На улицу играть, деда.
˗ А что там у тебя в руке, покажи?
Протягиваю чумазую ладошку, а там яйцо, очищенное от скорлупы, которое должно быть белым, но оно такое же чумазое и боевое, как и ладошка.
˗ Ладно, ешь, здоровее будешь. Ну беги, играй, – дед гладит меня по голове и улыбается.
Он на фронт ушел в восемнадцать лет. Был пехотинцем. В белорусских лесах с партизанами попал в окружение, пережил жестокий голод. С тех пор всегда говорил, что любая еда хороша. Даже если пересолили, никогда не ворчал и не отказывался. Все съедал и спасибо говорил.
Радости детства такие простые и воспоминания такие теплые, как малыш котенок, доверчиво уснувший на твоей ладони.
Баня
У бабушки с дедушкой были большой участок, дом и хозяйство. Как заходишь в калитку, слева длинный палисадник с раскидистым бульденежем и тюльпанами, цветущими весной, а также с кустами китайской вишни, усыпанной ягодами летом. Палисадник упирается в гараж. Справа маленький палисадник с сиренью и сразу же большой одноэтажный дом. В нем много комнат и на улицу смотрят окна с зелеными ставнями.
Проходим во двор. Квадрат двора окружен постройками. Слева – гараж, позади – дом, напротив дома – летняя кухня, справа – веранда. В холодное время двор пустует, а в теплое, в центре его царит стол со свитой стульев. Проходим дальше, слева, вслед за гаражом, друг за другом расположились мастерская, большой сарай и дровник под навесом, справа раскинулись плодовые деревья и баня.
Проходим по дорожке дальше. Там по обе стороны раскинулся огород. Кудрявые зеленые грядки шагают стройными рядами и заканчиваются сетчатым забором. За ним проживают разные жильцы: коровы в коровнике, свиньи в свинарнике, козы в сарайчике. А также куры, утки, гуси, и иногда индоутки и индюки. Как бабушка с дедом успевали всем этим заниматься, сложно представить, ведь они еще и в совхозе работали.
В деревне баня – это не только тазик, веник и пар. Весной она пускает к себе на некоторое время «постояльцев». Мне было года три-четыре, когда я увидела их впервые. Весной, когда днем уже было тепло, но ночи еще холодные, в одно солнечное воскресенье бабушку свозили на рынок.
Вернулась она оттуда с тремя большими картонными коробками, поставила их на стол в центре двора, на солнышко, и позвала меня. Открыла все коробки и подняла меня на большую табуретку, поближе к столу.
О, какое чудо! Коробки были полны… сокровищ! Аж дух перехватило от удивления и восторга! В одной копошились крошечные цыплята, в другой – потешные малыши утята, в третьей – длинношеие гусята.
Гусят, с их тонкими хрупкими шеями, отодвинули от меня подальше. Пару пушистых утят выпустили погулять по столу, чтобы я их хорошенько рассмотрела.
А вот цыплят мне дали подержать в руках. Крохотные теплые, нежные комочки, ощущения незабываемые! Они были не только желтыми, но и темными, и пестрыми, это будущие чернушки и курочки-рябы. Я брала то одного, то другого, гладила и пыталась их потискать и расцеловать от избытка чувств.
Писк стоял на весь двор. Еще бы, по двести птенчиков в каждой коробке. Вот этих-то постояльцев и принимала к себе наша радушная баня, а точнее, предбанник. Несколько дней они грелись там, в больших коробах под теплыми лампами в сто пятьдесят ватт. А бабушка варила им пшенную кашку на веранде. Потом мы их кормили, и снова я брала в руки пушистые «солнышки».
Позже немного подросших и окрепших птенцов переселяли дальше, в загончик в птичнике. Когда они подрастали, то куры паслись в своем отгороженном дворике. А остальных выпускали на волю. Всех гусей и ут́ей бабушка метила. Красила синей краской, чтобы не спутать с соседскими. Мазнет кисточкой каждого по голове-шее, и готово. Теперь они одна команда.
Потом мы выводили наши гусино-утиные стада на улицу, через два дома. Там был небольшой пруд с отмелями и островками, где плавали и паслись наши синеголовые. А мы там неподалеку, в заводи, ловили головастиков. Паслись наши питомцы самостоятельно весь день, без присмотра. Утром проводили как на работу, вечером встретили, забрали домой. И даже без пастуха.
Коллег у наших синих на пруду было много, и зелено-, и желто-, и красноголовых. У кого из соседей какая краска оказалась припасена, такие и гуси.
Очень живописно выглядел пруд в разгар летнего дня, с крякающей и гогочущей веселой массой, сотни пестрых голов всех цветов радуги. Ну просто картина импрессиониста!
А наша банька, конечно, не простаивает. Пару раз в неделю ее подтапливают, чтобы можно было вечером сполоснуться, освежиться после работы. А в субботу топят по-настоящему, на всю катушку.
Хотя дровишки в дровнике есть всегда, но для бани часто кто-нибудь, дядя или отец, рубит дрова. Для этого рядом с дровником стоит огромный пень размером с журнальный столик. Пень крепкий как камень, хотя сверху хорошо порубленный.
В дровнике с одной стороны уложены готовые, уже рубленые дрова, а с другой стороны – напиленные полена. Вот их-то и можно нарубить в свое удовольствие. Ка-а-ак жахнуть со всего маху по полену топором! Чтобы щепки полетели в разные стороны, как брызги, и полено раскроилось в аккуратные дровишки.
Колоть дрова это одно удовольствие, а смотреть на этот процесс – это другое удовольствие. Мне очень нравилось наблюдать, как пилят или колют дрова, папа, дяди, деда. Вот только рядом нельзя стоять, а то щепка может прилететь в лоб. Как, впрочем, и получалось, когда я подбиралась поближе, чтобы тоже хоть немного поучаствовать в банном деле.
И вот, наконец, затопили баню, дровяной дым пахнет хорошо, не то что угольный. Дым от дров пахнет баней или шашлыком, печеной картошкой или самоваром. И то и другое – хорошо.