Балкания

– Священное писание помогает оставаться человеком, учит проявлять лучшие наши качества.

Любшин раззадоривал его еще больше:

– Поэтому благочестивая Библия во все времена и является наиболее часто воруемой из магазинов книгой…

По случаю завершения военной кампании в Кувейте и Ираке журналисты устроили грандиозную прощальную пьянку. Выставили все, что оставляли «на всякий случай»: виски, водку, текилу, ром, коньяк… Пили, пели, даже пытались танцевать друг с другом. А потом пьяный в дупель Марк притащил с улицы какого-то араба и поставил его к стенке. Предложил сделать на ней его контур. Несколько также изрядно набравшихся корреспондентов согласились и принялись палить вместе с Марком из пистолетов, которые были почти у каждого.

Пули то ложились далеко в стороне, то прошивали одежду несчастного. Он зажмурился, и на его одежде снизу появилось мокрое пятно. Марк стрелял до тех пор, пока не кончились патроны в его пистолете. Затем ударил араба кулаком, свалил на пол, несколько раз пнул и, расстегнув брюки, помочился на него:

– Вот чего они стоят! Это не люди – это даже не овцы, это скоты, которые сами ничего не могут без нас. Мы ссали на них всех! Мы – высшая сила, мы можем управлять миром. Мир существует для избранных! Для нас, для сильных мира сего!..

Стоящий рядом с президентом Марк, глядя на Стефана, продолжал:

– Но потом нам удалось поработать вместе на раскопках в Ливии, Афганистане…

Да, некоторых из журналистского корпуса заметили в WP. Сам Беркли пригласил к сотрудничеству и Стефана, и Роллинза, и Любшина. В Афганистане они все так же мотались по фронтам. Марк же там стал начальником – координировал действий информационной службы WP в зоне боевой операции. На Стефана, как и на других корреспондентов, смотрел свысока:

– Вам хорошо платят. Так что вкалывайте! Отрабатывайте!

На этой чертовой работе Стефан получил осколок в грудь. В госпитале его навещали коллеги из корпуса. Чаще всех, конечно, приходили Роллинз и Любшин. Ни разу не проведал Марк. Как будто похоронил Стефана. Но тот выжил. Даже успел выписаться из госпиталя, прежде чем им приказали сворачиваться.

– Всего час на сборы! Всего час! – восклицал Роллинз.

– Вот сукин сын, – ругался в адрес Марка Любшин. – Мог же раньше предупредить!

Они втроем управились за пятьдесят минут. Но когда добрались до аэропорта, самолет информационной службы с Марком на борту уже мчал по взлетной полосе.

Им тогда все-таки удалось выбраться. Десантники, с которыми журналисты ходили в рейд, взяли их в свой самолет. А иначе… Как Стефан узнал позднее, тех корреспондентов, что остались в лагере, местные победившие расстреляли на месте, не глядя на их журналистские удостоверения и аккредитационные карты. Хотел ли тогда Марк уничтожить свидетеля части своей жизни? Или ему было просто наплевать абсолютно на всех, кроме себя?

Когда выбрались и оказались на Большой мирной земле, то сделали на память фотографию. Теперь она стоит на его столе за снимком родителей, ближе к краю стола: трое молодых мужчин, обнявшись, смеются в объектив камеры…

Марк вдохновенно заканчивал представление:

– И вот нам удалось заманить Стефано ценностью наших находок! Не сомневаюсь, он очень поможет Балкании… А мы сегодня, после того как подкрепимся, решим несколько текущих вопросов. Затем перейдем к обсуждению программы о реформах образовательной системы. Ну, и далее, как всегда, развлекательная часть. Работа работой, а об отдыхе, расслаблении забывать нельзя…

Перекусили омарами, трюфелями, фуа-гра, разноцветной икрой… Решили в социальных наборах для малообеспеченных заменить заморский рис отечественной фасолью. Под черепаховый суп обсудили бюджет министрессы обороны. Согласились, что необходимо уравнять расходы на гигиенические прокладки и боеприпасы крупного калибра.

Потом была знаменитая балканская форель, но под французским соусом. Осторожничая с косточками, заслушали доклад сухонького господина с длинным крючковатым носом. Одобрили его предложения по дальнейшему сексуальному образованию в младших классах и свободной любви в старших.

Пили, кто что хотел: шампанское, коньяк, ликер, ракию, красное, белое, пиво с водкой. Неудивительно, что к концу ужина все неплохо набрались.

– Прошу в курительную! – позвал Марк. – Туда же подать кофе!

В зале с диванчиками и креслами стояли турецкие кальяны, на столах – кубинские сигары, чашки с белым порошком. Через десять минут дым стоял коромыслом.

Президент и его четыре четверти куда-то испарились. Оставшиеся разбились на группки: что-то серьезно обсуждали, над чем-то заразительно смеялись. Только Стефан был напряжен. Достаточно осторожный в новой обстановке, он ограничивал себя в горячительном и совсем не притрагивался к белому порошку. Старался больше смотреть, слушать. Но и его пытались втянуть в разговор. С одной стороны напирала министресса обороны:

– Не думай, у меня есть грудь. Это из-за чертова кителя не видно. Вот, потрогай!

– Я вам верю!

С другой – молодой чиновник, отвечающий за балканские телекоммуникации, моргал невероятно длинными ресницами:

– Вы уже были на улице Новой демократии? Днем? Пойдемте прогуляемся вечерком, получите огромное удовольствие… Нет, лучше сразу поедем ко мне! У меня в горах шикарный особняк! Там мы сможем обсудить…

Его прервал Марк, объявивший:

– Господа, а теперь увеселительная часть! Прошу спуститься в наш мягкий атриум…

Все потянулись через дверь, у которой с одной стороны стоял обнаженный юноша с голубыми волосами, а с другой – обнаженная же девушка с розовыми. Кто-то брал из их рук золотые маски, кто-то отмахивался:

– Не нужно!

Стефан извинился перед собирающимися что-то сказать собеседниками:

– Коллеги, я на минуточку оставлю вас!..

У него не было плана, как вести себя дальше в этом клубе. Поэтому просто сбежал. Его выпустили, как и впустили, беспрепятственно.

На улице было темно и тихо. Стефан, задумавшись и слегка покачиваясь от принятого на грудь, не спеша пересек пустую площадь, свернул на свою улицу. Услышал догоняющие шаги за спиной, но не обернулся:

– Да, Боян, идем отдыхать!

Шаги были все ближе и ближе. Усмехнулся:

– Да не беспокойся ты так!

Через несколько секунд услышал в ухо негромкое:

– Третьим будешь?

Стефан остановился, соображая, вслушиваясь в то, что ему тихонько пели на английском с балканским, но не Бояна, акцентом:

– «Три журналиста пошли коверкать Слово. Один из них разбился. Другой подавился, а третий…»

В гостях у доктора Фаустаса

Неожиданно человек отпрянул и бросился куда-то в сторону. Стефан развернулся и никого позади себя не увидел. Но к нему со всех ног бежал Боян. Вот он уже рядом, схватил за плечи:

– С вами все в порядке?

Стефан ощупал себя:

– Вроде бы да…

Боян тяжело дышал:

– Извините, недосмотрел, – стал оглядываться по сторонам. – Я вроде местный, но не заметил, откуда он выскочил.

– И куда скрылся…

Боян, продолжая крутить головой, повторил:

– И куда скрылся… Непонятно.

Стефан почему-то был совершенно спокоен. Зевнул:

– Не беспокойся, я не сообщу Марку. Всякое бывает.

– Спасибо! Но теперь буду ходить за вами совсем по пятам…

Утром Стефан сразу вспомнил пропетое ему: «Три журналиста пошли коверкать Слово. Один из них разбился. Другой подавился, а третий…» Вспомнил и то, что говорили соседи: «До вас в этой квартире тоже пишущий человек жил. Он все время был с ручкой, тетрадкой и ноутбуком. Все писал что-то то на балконе, то во дворе. Ну, и в квартире наверняка…» Куда делся этот человек, который, похоже, занимался тем же, что сейчас должен делать Стефан? Спросить об этом Марка? Ответит?

Стефан быстро умылся и принялся методично исследовать квартиру: балкон, комнаты, кухню, ванную. Двигал мебель, перетряхивал постельное белье, осматривал стены, простукивал подоконники, кафельную плитку. Искал возможные вещи, следы, оставшиеся от предыдущего квартиранта, но ничего не находил – квартира была начисто вылизана.