Волчья дикость

— Я знаю только одно могущественное существо, которое сможет вернуть тебе былую красоту…Но станет ли кто-то просить за тебя и станут ли они рисковать. Нужна ли ты теперь вообще кому-то кроме своего палача? И что будет с тобой дальше…Но думаю он еще поблагодарит высшие силы за то, что не убил тебя или проклянет!

Ближе к рассвету, когда ведьма задремала в кресле рядом с раненой женщиной, вернулись банахиры. Филин почуял их встрепенулся и ведьма открыла белесые глаза, поднялась с кресла. Она устала все ее силы были истрачены в ритуале изгнания смерти и возвращения к жизни той, кто стояла уже одной ногой в могиле. В горле пересохло от произнесенных заклинаний. Звездная пыль есть…но ее слишком мало. Придется набираться сил так.

— Носит их…

Подошла к двери и открыла прежде, чем в нее постучались.

— Жива.

— Точно жива?

— Не верите? Идите посмотрите!

Пропустила двоих банахиров, одетых во все черное внутрь помещения. Оба подошли к столу, на котором лежала укрытая спящая женщина. Ведьма сдернула с ее лица тряпку, пропитанную травами и оба банахира вздрогнули, увидев шрамы. Во сне с ее губ срываются стоны боли и всхлипывания, а по щекам катятся слезы

— Дышит и сердце бьется. К вечеру откроет глаза. Мне нужна будет кровь …оборотня. Без нее регенерация будет медленной и мучительной. Желательно кровь того, чей яд в ее венах.

— Совсем ополоумела, старая.

— Меня просили сохранить ей жизнь. Это то, что я пытаюсь сделать. Принесите мне кровь. Свежую. И побыстрее.

Банахиры переглянулись, но возражать и спорить не стали так же молча ушли, как и появились.

— Теперь каждый кто увидит, твое лицо захочет перекреститься. Все, кроме того, кто это сделал с тобой. Какое очаровательное проведение и как оно играет с нами.

Банахиры явились очень быстро и принесли сосуд с красной жидкостью. Что ж значит он дал свою кровь. И это означает только одно — палач до безумия боится потерять свою жертву, несмотря на то что хотел убить ее.

«Когда ты узнаешь правду, Вахид, а ты ее узнаешь, как велики будут твои угрызения совести. Что ты сделаешь с собой? Что ты вообще сможешь сделать? Как будешь просить прощения у той, кого так жестоко наказал и обрек на страшные муки, ту, у кого отнял ребенка, отнял красоту, отнял молодость и искалечил тело и душу. А ведь в ней не только твое спасение…она дар для твоего племени, Вахид».

Глава 7.2

«Жива»

Отозвалось ли во мне это слово радостью? Не знаю. Я понимал и осознавал, что ее смерть самое лучшее, что я могу дать себе, самое правильное, законное, естественное. Но я так же осознавал, что именно ее смерть вывернет мне мозги. Я сломаюсь, меня раскрошит от невыносимого отчаянного горя, раздавит на хрен, размажет. Знать, что она жива, что где-то совсем рядом дышит этим воздухом оказалось важнее жажды мести и жажды смерти.

Не подходить…держаться подальше. Пусть живет в адской норе Заханаварры. Подальше от меня и от моего отчаянного желания видеть ее, брать ее и убивать ее. Мои сны наполнены ядом измены и вонью смерти, вонью гниющих надежд и разлагающихся воспоминаний. Я не могу спать. Я не сплю уже несколько недель потому что сны — это пытка, потому что мой собственный разум играет со мной злую шутку. Везде эта проклятая, везде ее глаза дикого голубого цвета, везде ее медовые волосы, ее нежное тело… и я вижу это же тело исполосованное когтями моего чудовища.

Человек кричал зверю, а зверь в ответ рычал человеку. Казалось они сцепились в кровавой схватке…

Вокруг меня вакуум. Я практически один и в то же время окружен нескончаемым потоком людей, слуг, охраны и женщин. Мои сестры, мать…Гульнара.

Все катится к чертям, все разрушается как карточный домик. Айше на грани смерти и ничто не может вернуть ее из комы, в которую она погрузилась несколько дней назад, а мой долгожданный сын…отказывается есть. Он теряет вес, его кормят насильно…но его рвет съеденным молоком. У него аллергия на молоко матери, он не принимает молоко кормилиц.

— Если так дальше продолжится…

— Что? Говори, не щади меня, Сабах. Говори, что с моим сыном?

— Он умирает, Ваша Светлость, он отказывается от еды. Его организм по какой-то причине не принимает молоко. Я пока что не знаю, что именно не подходит. Я мог бы вывести для него идеальную формулу, но я не знаю чего ему не хватает. На это могут уйти месяцы…а есть нужно сейчас. Мальчик истощен.

— Сколько времени у него есть?

— Пока что кормим насильно через зонд…потом перейдем на внутривенное вскармливание. Будем надеяться на лучшее, хотя бы продержаться до того возраста, когда можно будет ввести прикорм.

— Айше…

— Здесь счет идет на часы.

— И… и никакой надежды?

— Не знаю…мы даем ей кровь, которая регенерирует ткани, кровь аксагола…процесс вроде бы начинается, но потом снова идут разрушения. И я не пойму, с чем это связано. Утром после лекарства анализы улучшаются, но уже к вечеру она на грани смерти.

— Иди работай, Сабах…

— Ваше Величество!

— Да…

— Я… думаю. У меня есть предположения, можно попробовать. Но я не уверен. Я даже не знаю, как это сказать и…

— Говори, как есть. Со мной не надо юлить. Говори прямо.

Он явно боится произнести то, что хочет. Склонил голову и мне видно только атласную. Светло-зеленую чалму, а так же его бороду с проблесками седины.

— Кровь аксагола — это редкое и особенное лекарство, но в то же время очень хрупкое, очень чувствительное. У нас запасы…мы вывели синтетический аналог, да, нам больше не нужен сам донор….Но я думаю, думаю свежая кровь, настоящая, человеческая могла бы намного лучше усваиваться организмом вашей сестры.

Вскинул голову, стиснул руки в кулаки. Одна мысль о том, что проклятую суку приведут в мой особняк, заставила сердце закровоточить. Я сделал все, чтобы выдрать ее из своей жизни, чтобы в ней не было необходимости.

— Разве не ты мне сказал, что выведенная тобой формула полностью идентична и может совершенно заменить оригинал? Что изменилось теперь?

— Я по-прежнему утверждаю, что аналог уникален, но я подумал, что…

— Меньше думай, Сабах. Если твое открытие ерунда и нам не обойтись без донора, то на хрена я тебя здесь держу? Тебя и целую команду ученых, которые занимаются разработками и получают за это несметные деньги. Где сейчас твоя семья, Сабах? Разве не уехала в Арабские Эмираты, разве не живет там на широкую ногу во дворцах с золотыми унитазами? Может быть мне найти тебе замену и отобрать все что ты получил за свое открытие? Как думаешь трущобы той нищей страны, в которой ты раньше жил и кормил ослов, лучше того, что ты имеешь сейчас?

— Простите, мой Господин! Мой Хозяин!

— Лечи мою сестру и спаси моего сына! Иначе тебя ждет страшная смерть! Ты перестанешь дышать, как только умрет кто-то из них! Ты, твоя семья и даже твои лошади и псы.

Чалма трясется вместе с бородой. Я чувствую запах его страха. Мой зверь буквально впитывает его и наслаждается ужасом витающим в воздухе.

— Слушаюсь, мой господин!

Не разгибаясь, он отступает спиной назад, выходит за дверь не смея повернуться ко мне затылком, кланяется несколько раз и выходит. А я… я хочу увидеть своими глазами, что то, что он говорит мне это правда и все настолько плохо.

У кровати Айше никого нет кроме ее верных служанок и помощниц. Я молча киваю им на дверь и они послушно удаляются из спальни с плотно закрытыми шторами. В воздухе разливается запах благовоний, повсюду стоят зажжённые ароматизированные свечи. Так любит Айше.

Я подхожу к постели сестры…Мне впервые страшно. Здесь как будто пульсирует сама смерть и последнее время я слишком часто чувствую ее дыхание к себе в затылок. Но сейчас она дышит мне прямо в лицо. Шаг за шагом, под одеялами почти не видно ее хрупкого детского тельца. Мое сердце сжимается от боли и от тоски. Моя связь с Айше особенная. С самого ее рождения когда я часами носил на руках горбатую малышку, когда массировал ее плечи и ножки, давал лекарства чтобы облегчить боль.