Рисуя смерть

Она следующим рисунком лишь нарисовала Грега прицельно ведущего огонь из пистолета по смутным фигурам — она очень боялась нарисовать кого-то не того, Грег сам разберется, не маленький.

Потом не удержалась и нарисовала Грега, сдувающего дымок с раскаленного дула, а сверху в облаке приписала его мысли: “Все чисто!”— других картинок, обозначающих его победу, ей в голову не пришло.

Листов оставалось катастрофически мало, времени до момента, как её придут будить еще меньше, так что она занялась Алексом.

Вот он в воде хватается пальцами за горло — сил сдерживаться больше нет. Вот вместо ног у него, разрывая штаны, вырастает мощный хвост. Вот он таращится на свои пальцы с перепонками, а на шее… Терри не удержалась (Тритон Тритоном, но дышат-то под водой жабрами!) нарисовала комплект жаберных щелей — на всякий случай.

Последним рисунком она нарисовала его полностью нагим, распластанным на песке, а вместо хвоста у него вновь ноги — должен же он вернуться к семье.

Терри задула свечу, и ползком (ноги затекли от неудобной позы на полу) добралась до тайника под кроватью — там хранилось оружие и ценные вещи. Рука потянулась к пистолету, она даже умела им пользоваться, но тут же отдернулась — если она устроит побег или попытается сопротивляться, погибнет Ба. Терри засунула скетчбук в тайник, в последний момент отвесив себе мысленную затрещину — надо было нарисовать счастливую Ба спустя несколько лет после этой истории, но времени уже не было.

Она только-только успела лечь в кровать, как под дверью затоптались…

Стоя на ватных ногах и осоловело рассматривая законченный портрет Грега, она выдохнула:

— Я все…

Со спины подошли, рассматривая портрет на предмет схожести, потом привычно отчитались по телефону:

— Босс, она закончила один… Делать?… Хорошо. На второй портрет уйдет с полчаса, и мы уезжаем отсюда. Девку забираем с собой, как договаривались. Картины уже пакуем, все, какие есть.

Она бесцветно сказала:

— И холсты тоже. Вам же нужны квадриптихи? А если дело не в картинах, а в холстах? А если дело не в холстах, а красках? Дед их сам смешивал всегда, не доверял фабричным. А если…

— Ёёёёё… Босс, простите, но тут девка мысль выдала… Мы тут на час, не меньше зависнем, но этого Плитта устраняем сейчас. Уже.

Терри оглянулась — один из охранников забрал портрет и деловито тащил его прочь, старательно пытаясь не влезть пальцами в ещё не высохшие краски.

— Эй, — в спину Терри вновь ткнули пальцем, не пистолетом, — заканчивай. И еще. Тебе велели передать, что ты молодец. Тебе зачли про холсты и краски. Будешь и дальше такой же паинькой — в шоколаде будешь. Дом получишь свой, студию, деньги — веди себя хорошо, и все будет в шоколаде. Поняла?

Она лишь кивнула — голос все так же изменял ей, тут же переходя в рыдания.

Лишь краем глаза видела, занимаясь доводкой портрета Алекса, как на полу, выстраивая коробочкой, поставили все четыре картины чистыми холстами внутрь. Эдакий куб, показывающий погибающего человека с четырех сторон. Губы еле слышно шептали:

— Боже, прошу, прошу, прошу…

Она, обняв себя руками, без сил смотрела, как на полу возле квадриптиха Грега встраивают квадрат из картин Алекса.

Где-то над ухом (Терри уже давно ощущала себя, как во сне, где-то под зыбким пластом нереальности) раздалось:

— Ну-ну, не реви. Как тебя там, Тереза. Все уже, справилась. Все уже позади. Сейчас закончим тут и пойдем, покатаемся — к бабке своей поедешь, поговоришь по душам.

Она перевела на говорившего пустой взгляд.

Мужчина вновь повторил:

— Не дури, и все будет в шоколаде. — Он достал из кармана брюк наручники. — Руки вперед давай. Это так, страховка от твоей глупости.

Терри безропотно протянула руки вперед — все равно же оденут наручники, а так хоть руки не пострадают. Браслеты щелкнули, мужчина пошел прочь — дел с холстами было еще много. Терри устало опустилась на пол, привалившись спиной к высокому стеллажу, на котором хранились краски и фиксативы. Сил шептать молитвы уже не было, она закрыла глаза, погружаясь в хрупкое, но такое желанное, забытье.

Дикий звук разбивающегося стекла и последующих хаотичных выстрелов привел её в себя. Она замотала головой, пытаясь осмыслить происходящее, но картинка дробилась в глазах, не складывалась, сил даже на надежду не оставалось. Летели и падали тела её недавних охранников, валились на пол мольберты и стеллажи, грохот стоял такой, что казалось, весь Лондон должен услышать.

А потом над ней, забившейся в уголок, навис Грег в одних джинсах и крыльях. И многочисленных порезах. Опустился на колени перед ней, чуть не отдавливая свое же собственное крыло:

— Терри… — Он осторожно протянул руку к ней, — малыш, как ты? Ранена?

Она отрицательно закачала головой, пытаясь не раскашляться от резкого запаха пороха и разлившихся лаков.

— Я сейчас, потерпи, найду ключи от наручников. — Он резко встал, ругаясь и чертыхаясь — во все стороны полетели перья и капельки крови. — Я сейчас…

Она лишь закрыла глаза — все, что она теперь хотела, так это только спать.

Вернулся он быстро. Снял наручники, вырывая её вновь из спасительного небытия. Потом, словно не поверив в её слова, что она не ранена, стал перевязывать ей плечо чем-то непонятным, вновь, как ребенка уговаривая:

— Потерпи чуть-чуть, помощь уже едет. Просто на крыльях оказалось быстрее. Твои же проделки, да?… Я так и понял, что с крыльями могла только ты…

Он прижал её к себе:

— Ну же, Терри, поговори со мной.

— Я… Виновата… — еле выдавила она из себя.

— Ты ни в чем не виновата, тебя заставили, Терри. Не надо сейчас, ага? Поговорим об этом потом, когда шок пройдет. Сейчас лучше скажи: эти крылья-то хоть убираются как-то? Или только под нож хирурга?

— Что?! — это вывело её на миг из ступора.

Он со смешинками в глазах сказал:

— Я же не могу с такими крыльями ходить — мешают, знаешь ли. Сделаешь что-нибудь с ними? Чтобы, например, исчезали по моему желанию? Или втягивались? Как когти у котов?

Она просипела:

— Я подумаю.

— Умничка. А еще, Терри… Алекс… Он? Он жив?

Она собралась с мыслями, хотя забыться и заснуть хотелось неимоверно, и выдала:

— Он русалка.

Грег выгнул брови:

— Кто?

Терри терпеливо повторила:

— Русалка. Такая… С хвостом.

— Знаешь, Кэсси, его жена, не одобрит вторую женщину в семье.

Терри захлопала глазами, пытаясь понять. Мозги начали уже оттаивать от ужаса последних дней, и в голове нарисовалась картинка: Алекс с хвостом, стыдливо прикрывает руками огромную грудь и с ужасом смотрит на бюстгальтер. Над его головой в облачке крутилась надпись: “Только через мой труп!”

Терри замотала головой, тут же жалея — к горлу подкатила тошнота:

— Он мужского пола, как Тритон. Только с жабрами — я боялась, что легкие не перестроятся.

Грег рассмеялся ей в самой ухо:

— Умница. Умница, Терри. А он навсегда… Русал?

— Нет, я нарисовала, что он вылез из воды. Правда… Не совсем одетый — хвост же…

— И за что ты так его невзлюбила… — Его голос чуть сел. Наверное, от запахов фиксативов и лаков. — Его самый страшный страх… Знаешь, какой? Толпа, а он не одет…

— Я… Я что-нибудь придумаю. — пообещала Терри.

— Придумай, малыш, придумай… Слушай, а… — Грег говорил все медленнее и медленнее. — А что там с твоей историей про молодость, красоту и тупость супергероев?

— Грег? — не поняла его Терри.

— Я быстро отупею или не успею?

Терри, еле удерживая наваливавшегося на неё Грега, прошептала:

— Я что-нибудь придумаю…

В голове мелькнула картинка: Грег, со свисающими до пола крыльями, сидит на высоком барном стуле в окружении множества книг. В руке тоже книга, что-то вроде “Теории относительности” Эйнштейна — умнее книги ей сейчас в голову не приходило.

— Ты только не пугайся, Терри, хорошо? — Он почти упал на неё, — но кажется, я не успею оглупеть.

Её ру́ки его не удержали, и он распластался на полу почти ломая свои крылья — вся левая половина джинсов была залита кровью, несмотря на жгут из какой-то тряпки.