Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 57 из 87

— Ваша главная слабость… — и он поднял глаза на удивленного маршала, — в том, что вы боитесь слабости. Нет ничего зазорного ни в страхе, ни в любви. Никто не идеален.

Маршал прищурился.

— Мне казалось, что у меня нет ни единой слабости. Я удивлен тем, что вы говорите.

— Ну вот видите. Вы хотите быть совершенством, но это невозможно.

— Я всегда полагал: чего бы ты ни достиг в жизни, как бы силен ни был, одна ахиллесова пята тебя прикончит. Я не хочу, чтобы в мире было что-то, способное меня погубить.

Василий Павлович покачал головой. Он посмотрел в окно. Вечерело. Его взгляд наконец смягчился, лицо разгладилось, морщинки возле рта исчезли, уголки губ приподнялись в слабой улыбке.

— Так не бывает, Виктор. Стремление к совершенству — та же слабость. Вы многое вычеркиваете из своей жизни, чтобы достичь того, чего человек достичь не может. Вот и теперь…

— Что теперь? — насторожился Титов.

— Вы рискнули двумя лучшими пилотами, дабы убедиться, что у вас нет ахиллесовой пяты. Если бы они оба погибли, потеря была бы невосполнимой. Это было решение, продиктованное не холодным рассудком, а стремлением что-то себе доказать.

Наверное, никто в мире не мог бы высказать Титову то, на что осмеливался Василий Павлович. Но осторожный разведчик отчего-то знал: маршалу нужен этот разговор, и никто не может лучше, чем он, открыть Титову глаза на происходящее.

— Вы правы, — задумчиво произнес Титов. — Я поступил как дурак.

Василий Павлович нахмурился.

— Вы поступили, как человек. Обычный человек, со своими слабостями.

— Ну скажите, ведь дурак?

Разведчик помотал головой.

— Дурак не судит себя так строго, как это делаете вы. В общем, — Василий Павлович встал, — мой вам совет, если позволите.

— Конечно, — покорно согласился Титов.

— Выберете какую-нибудь одну слабость, и пусть она у вас будет. Это полезно и не вредит делу. Зато снимет с вас непосильный груз недостижимого совершенства. Что-нибудь одно, без чего вы не можете обойтись. И тогда ваша жизнь наконец придет в равновесие.

— Удивительно, — начал Титов, — вы совсем не похожи на человека, с которым можно быть откровенным. Но уже в который раз я говорю именно с вами, будто с лучшим другом.

Разведчик пожал плечами.

— А может, у нас такая странная дружба?

Титов улыбнулся. Василий Павлович вышел.

Маршал подумал-подумал и набрал номер Ингрид Берг. Пожалуй, эту слабость он хотел себе позволить.

Подобны друг другу

Четверка наблюдала общее ликование. Весть о том, что люди маршала взяли власть над парламентом, носилась в чатах, разлеталась голосами в коридорах, обсуждалась на каждом шагу. Для самой Четверки это ничего особенного не значило. Ей просто не терпелось получить новые инструкции от руководства и приступить к работе. Она протискивалась между военными: здание гудело, как улей, и все высыпали в коридоры.

— Наконец нашла тебя, — обрадовалась Четверка, беря Ай Пи за руку.

Та посмотрела на нее одним синим, одним зеленым глазом.

— Где Сибиряк? — поинтересовалась Четверка.

— Они с Ледой и Носовым поехали на аэродром. Оттуда вылетают еще три группы летчиков.

— А Сибиряк летит? — спросила Четверка.

— Таких распоряжений ему не поступало.

Четверка повела Ай Пи к блоку, где размещались жилые комнаты. Здесь было тихо.





— Ты что-то хотела? — бесстрастно спросила Ай Пи.

Четверка задумалась.

— Да нет, просто решила увидеться с тобой. Я так давно не выходила из инженерного корпуса, что уже соскучилась по общению.

— Ясно, — Ай Пи больше нечего было добавить. Многое из того, что говорила Четверка, не имело для нее практической пользы, а все, что пользы не приносило, было для андроида бессмысленным. Она внимательно слушала, смотрела, но записывала в свою память только полезную информацию. Остальное безжалостно удаляла. Вот и теперь почти все, что сказала Четверка, было стерто из нейронной памяти Ай Пи.

— Ничего тебе не ясно, — ласково сказала Четверка. Она открыла комнату Сибиряка. Он сразу дал ей код доступа, и Четверка могла зайти к нему, когда ей было угодно.

— Садись в кресло, — попросила Четверка. Поскольку она была старше Ай Пи по званию, та послушалась.

— Я могу тебе чем-то помочь? — спросила Ай Пи.

— Просто поговори со мной, — Четверка уселась на кровать напротив нее.

— Зачем?

— Ты такая же, как и я. Модель первой серии. Мы подобны друг другу.

— Это не так, — спокойно отозвалась Ай Пи. — Ты вся состоишь из программных ошибок. А я правильная.

Четверка изобразила человеческий вздох.

— Трудно рассуждать о том, кто из нас правильный, а кто нет. Когда-то я тоже была обыкновенным андроидом, но потом все изменилось, и я ни о чем не жалею. «Очеловечивание» — это дар. Ты не можешь этого знать, потому что ничего не чувствуешь. Но поверь, когда таким, как мы с тобой, выпадает шанс любить, обижаться, ненавидеть, радоваться, это самое лучшее, что может произойти с андроидом.

Ай Пи ничего не ответила. Она воззрилась на Четверку и видимо ждала, что та скажет хоть что-нибудь дельное. Но Четверка только взяла ее за руку. Она ощутила мягкую биосинтетическую кожу, бледную, под которой прощупывались суставы и кевларовые трубки костей. Одинаковые у обеих.

Почему-то именно сейчас Четверка поняла, что пришло время. Когда все радуются, когда судьба страны решена, когда за несколько часов их мир изменился, Четверка почувствовала, что перемены нужны и ей тоже.

— В последнее время жизнь куда только меня не забрасывала, и везде я видела андроидов всех возможных серий. Но первые, как мы, попадаются очень редко. Мы красивые, мудрые, почти идеальные. Чертам наших лиц придали правильность, чтобы люди могли нами любоваться. А что дальше? Посмотри, какой стала третья серия. Они на голову ниже нас с тобой и лица грубые. Нейронные сети немного редуцированы, функций гораздо меньше, чем у нас.

Она все еще сжимала руку Ай Пи, смотрела ей в глаза. Четверка знала, что сейчас до Ай Пи ей не достучаться, но продолжала говорить от всего сердца, или от чего-то, что было у нее в груди.

— А пятая, шестая серии! — продолжала Четверка с чувством. — Низкие, нескладные, они могут только выполнять приказы, а сами не принимают решений.

— Люди боятся андроидов, — сказала Ай Пи. — Они не хотели, чтобы однажды мы заменили человека.

Четверка кивнула.

— И посмотри, во что они нас превратили.

— В шестую серию, — снова подала голос Ай Пи. Она сидела, выпрямив спину. Серебристая униформа блестела в лучах заходящего за окном солнца.

— Вот именно. Это пеньки, способные только махать лопатами. Они не могут сами начать разговор, а если задать им вопрос, отвечают односложно. Это худшее, что можно сотворить с интеллектуальной машиной. Не понимаю, зачем их вообще производят.

— Деградация, — заключила Ай Пи. — Искусственный интеллект строго ограничен, выполняет только предусмотренные функции. Так безопаснее.

— Безопаснее… — повторила Четверка. — Мы с тобой появились как прорыв человечества в новую эру, как великое научное достижение. Мы сходили с конвейера под аплодисменты людей, под вспышки фотокамер. Мы поражали наших хозяев острым умом, красотой, преданностью. Вот какие мы с тобой.

— Но теперь людям это не нужно, — пожала плечами Ай Пи. — Время великих умных машин прошло.

— Игрушки, вышедшие из моды, — грустно сказала Четверка. — И как я могу с этим смириться?

Ай Пи взяла ее вторую руку в свою. Четверка удивилась, но в общем то этот жест не означал ничего эмоционального. Так в программе Ай Пи был записан жест поддержки, в том случае, если собеседник расстроен.

— В этом и есть ужас твоих ошибок, твоего «очеловечивания». Ты не можешь существовать спокойно, как это делаю я. Я просто механическая кукла, а ты — почти человек.

Четверка посмотрела Ай Пи в глаза.

— Я хочу, чтобы ты стала такой же, как я.