Уходящее поколение

— Сдаваться не сдаваться, а мира надо искать. Сами виноваты: расшумелись, раздразнили Гитлера, бранили его — фашист, такой, сякой… Кабы не он первый, мы бы на него напали, ну он и не стал дожидаться. На переговоры идти надо, чем зря людей губить…

— Нападать ни на кого мы не собирались, это ты по фашистским листовкам с чужого голоса поешь. Да спорить с тобой, Ермил Кузьмич, видать, бесполезно. Советскую власть ты ненавидишь, вот только не знаю, за что: что она у тебя отобрала?

— Советская власть-то? У кого она не отобрала чего-нибудь? Кого раздела, кого разула. Нашим хлебом стала жидов кормить.

— Ого! Вот ты как? А все-таки, у тебя-то что она отобрала? Раскулачивали тебя, что ли?

— Ты думаешь, я взаправду кулак был? Нет, я трудящий. А забрали у меня пчельник. Медом приторговывал, это верно, а куда его девать, если не продавать? Да ведь пчел знать нужно, как с ними обращаться, вот в колхозе в первую же зиму их и поморозили. Эх, да что там!..

— Ты бы взял да помог колхозникам управиться с пчелами.

— Я? Это мне на чужого дядю работать?

— А тебя заставляли работать?

— Нет, с этим не привязывались.

— Ну так вот, — сказал Константин. — Ты думаешь, Гитлер, которого ты хлебом-солью готов встречать, ради твоего благополучия к нам полез? Случись ему сюда прийти, — уж ты поишачишь на него, на фюрера! Уж он покажет тебе жизнь без колхозов!..

— Врешь ты, наверно, что беспартийный, — сказал Ермил Кузьмич.

— Думай, как хочешь.

На том беседа с «трудящим» кончилась. Растянувшись на деревянной лавке, Пересветов положил себе под бок винтовку. Спать он не собирался, решил подождать, пока развиднеет, и уйти. Но устоявшийся дух жилой избы, ровная домашняя теплота под кровлей, от которой он отвык, разморили его и понемногу одурманили. По всему телу разливалось приятное чувство полного отдыха, глаза сами начали закрываться.

Разбудил кошмар, будто его поджаривают на костре. Проснувшись от ожогов, он понял, что это зверски кусаются клопы. За окном еще чернело, но он тихонько поднялся и ушел.

Возвратившись к следующей ночи в политчасть полка, Константин рассказал про свое знакомство с «предсельсовета». Из политчасти тотчас позвонили в особый отдел и предложили ему туда сходить, рассказать все подробно, что он и сделал. Особист, выслушав, кое-что себе записал, а спустя несколько дней Пересветову сказали, что у Ермила Кузьмича под полом избы нашли четыре винтовки с патронами в подсумках и две ручные гранаты. Он их крал при случае у ночевавших в деревне бойцов и припрятывал до прихода фашистов.

Эвакуация жителей деревушки была благополучно проведена.

«С какими трудностями столкнулась бы советская власть, не ликвидируй она в деревне кулачество! — думал Пересветов. — Этот уцелевший последыш — одиночка, а вон он каков. Да и передовую индустрию, оборонную в том числе, не создали бы в короткий срок на базе мелких крестьянских хозяйств, без коллективизации…»

…Однажды утром на передовой загремела артиллерийская канонада. Фашисты предпринимали новое наступление на Москву. В тот же час вестовой из штаба дивизии разыскал Пересветова и передал ему приказ немедленно явиться в политотдел армии. В штабе для него уже готова легковая машина.

Константин недоумевал: зачем в такой момент он мог понадобиться политотделу армии?

Десятка два километров, кружа по пыльным проселкам, машина пролетела за какие-нибудь четверть часа. Его провели к начальнику политотдела, у которого сидел за столом седовласый мужчина в гражданской одежде, без предисловий обратившийся к нему с вопросом:

— Вы хорошо знаете Еланск?

— Город? Дореволюционный и времен гражданской войны знал, — ответил Пересветов. — Теперь он, наверное, изменился.

— Представление имеете, этого достаточно.

— Мы вас рекомендуем для выполнения срочного задания, — пояснил начальник политотдела. — Если сегодня ночью мы отойдем, а дело к этому клонится, вы останетесь в тылу врага и выполните поручение вот этого товарища.

— Я из разведотдела, — сказал седовласый. — Немецким языком владеете?

— Посредственно. Устно объясниться могу, газеты могу читать.

— Для специальной подготовки вас к работе в тылу противника времени у нас, к сожалению, не осталось, а послать, кроме вас, некого. Нужен политически развитой коммунист, понимающий дело с двух слов. Вы, кажется, в гражданской войне участвовали?

— Да. Полтора года, сперва на колчаковском фронте, потом на деникинском. Был комиссаром батальона.

— Отлично. Стало быть, легче ориентируетесь в обстановке. Когда вы в последний раз были в Еланске?

— Году в двадцать седьмом…

— Как вы думаете, многие могли бы вас опознать при случайной встрече?

— Я там учился до тысяча девятьсот пятнадцатого года, а с семнадцатого по двадцать второй редактировал газету. В футбол играл… Так что многие меня в лицо знали. Впрочем, я раньше усики носил, а теперь бреюсь. Ну и постарел немножко, сорок три года мне… В общем, конечно, узнать могут, если приглядятся.

— Без нужды на улицах в дневное время не показывайтесь. Мы вам дадим несколько явок с паролями. Необходимо установить, сохранились ли наши люди. Они должны связать вас с представителем подпольного обкома партии. Ему вы устно передадите наши инструкции. После этого тем или иным путем дадите нам знать о выполнении поручения и постарайтесь вернуться обратно через фронт с материалами, какие получите от представителя обкома. Сроком мы вас не связываем, неизвестно, как у вас сложатся обстоятельства.

В инструкциях, какие должен был устно передать Константин еланскому партийному подполью, наряду с общими указаниями о необходимости широкого развития партизанского движения, разведывательной, диверсионной и агитационной работы в фашистском тылу, особо подчеркивалась задача подрыва работы железнодорожного транспорта, питающего фронт противника резервами, военной техникой и боеприпасами.

По словам представителя разведотдела, в помощь партизанам через фронт будут забрасываться кавалерийские отряды и парашютные десанты. Обстановка всенародного подъема на борьбу с оккупантами создает возможность образования в тылу врага освобожденных районов с восстановлением в них советской власти. Задачу эту еланское партийное подполье должно поставить в порядок дня.

Важность полученных Пересветовым директив не нуждалась в пояснениях. Оставалось договориться о легенде, за кого ему себя выдавать в оккупации.

— Может быть, за сельского учителя из моей родной Варежки Пензенской области? — предложил он. — По крайней мере, не собьюсь, коли спросят, где жил, или в контрразведке моим прошлым станут интересоваться.

— Ну последнего я вам, товарищ Пересветов, ни в коем случае не пожелаю. А легенда что ж, пожалуй, подходящая. Пенза отсюда далеко. Паспорт мы вам заготовили на другую фамилию, конечно. Возраст ваш еще не призван, будем считать, что в армии вы не служили… Поезд, на котором вы ехали, скажем, к родственникам, разбомбило где-то под Вязьмой. Подробности додумайте не торопясь, чтобы ни в чем не попасть впросак. Просочиться во вражеский тыл сейчас вам большого труда не должно составить, это не то что установившийся фронт переходить. Необходимо эту ситуацию использовать.

— Километрах в тридцати отсюда, — заметил Пересветов, — местность мне знакома. Когда-то я ездил туда из Еланска к лесному озеру на утиную охоту.

— Так вы еще и охотник? Стало быть, с лесом, через который вам сегодня пробираться к Еланску, должны быть на «ты»…

Пересветову была вручена с необходимыми пояснениями карта местности, названы явки, пароли, даны советы, как вести себя в некоторых обстоятельствах. Спустя час та же дивизионная легковушка, на которой он приехал, помчала его обратно.

Ополченский стрелковый полк стоял, как упоминалось, во второй линии, на широком участке между двумя железнодорожными магистралями, вдоль которых в те дни противник стремительно вклинивался в нашу оборону. С утра, как только на западе загремела отдаленная канонада, полк был приведен в боевую готовность и поставлен «на колеса», чтобы немедленно двинуться, куда будет приказано. Перед расположением батальонов и рот выставлены были боевые заставы с пулеметами.