Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 22 из 103



— А наказание уже началось, почтенный Гайяс, — ответил Волк. — Вот эта ленточка на шее глупой рабыни — из размоченной кожи буйвола. Высыхая, она медленно сжимается. Сейчас рабыня чувствует лишь некоторое затруднение. Но мы же не торопимся, уважаемый гость? Мальчики только разделали свежего барашка, мясо которого мы обязательно должны попробовать. Пряные травы восточных гор сделали это мясо необычайно ароматным…

Южанин пригляделся. И действительно, «тесьма» тесно врезалась в белоснежную кожу женской шеи. Рабыня блестела потом, ее дыхание стало более напряженным и шумным. Груди колыхались все заметнее, соски напряглись. На лбу и висках обозначились синим надувшиеся вены, на щеках расцвели пятна румянца.

Но тут принесли перемену блюд, и купец отвлекся, отдавая должно холодным копченостям из экзотических зверей степи. Гость и хозяин снова обменялись тостами, беседа неторопливо журчала, собеседники смогли заинтересовать друг друга.

Когда купец вновь обратил внимание на рабыню, та выглядела уже совсем по-другому: в покрасневших глазах не осталось и следа буйства и вызова, там плескался откровенный страх. Тугая попка ерзала по грубой деревянной скамье, напрягались связанные руки, обрисовывая мышцы и выпячивая груди. Все тело блестело, будто облитое маслом. Слышно было ее хриплое дыхание.

Купец постепенно утрачивал интерес к беседе, сосредоточившись на рабыне. А хозяин, напротив, задавал все новые и новые вопросы, на которые южан отвечал уже не задумываясь, полностью увлеченный танцем прикованной рабыни.

Вот лицо налилось кровью и потемнело, покраснели грудина и низ живота, соски предельно напряглись. Бедра трепещут, сходясь и расходясь, раскрываясь все шире, забыв о всяком стыде. Это выглядит так призывно, так маняще, что многоопытный работорговец следит за женскими рывками как распаленный юнец.

Прошло, казалось, еще совсем немного времени и рот, обрамленный пунцовыми искусанными губами, широко распахнулся. Из уголка свесилась ниточка слюны, которая падает пенистыми клочьями на покрасневшую грудь и живот. Рабыня мотает головой, мечутся светлые пряди волос.

Еще чуть-чуть — и рот оскалился в тщетной попытке сделать вдох. Бедра широко раздвинулись и напряглись, будто помогая дышать. Удары пульса отдаются в висках рабыни чудовищными барабанами, красная пелена застилает взор. Увлеченный зрелищем купец сам неосознанно задерживает дыхание и неожиданно шумно выдыхает.

Вот налившиеся кровью глаза рабыни утратили всякое выражение и начали бешено вращаться, от животного, неконтролируемого, непередаваемого ужаса. Язык, темный и распухший, вывалился и бессмысленно подергивается во рту, из которого уже не вылетает ни звука. Сознание потухло и предоставленное само себе тело забилось, то высоко вскидывая длинные голые ноги, то выбивая пятками быструю дробь, то сводя и разводя колени, то качая бедрами.

Южный купец неотрывно глядел на танец продолжения рода, который танцевало умирающее тело. Это было невероятно возбуждающе!

Волк бесшумно поднялся и встал за спиной у рабыни.

— Уважаемый Гайяс не будет возражать, если мы все же сохраним рабыне жизнь? — спросил кочевник.

— О, конечно, нет, уважаемый хозяин! Рабыня достаточно наказана, — спохватился залюбовавшийся южанин.

Волк поддел и одним движением ножа перерезал кожаный ремешок, глубоко врезавшийся в девичье горло. А в следующий момент изо всех сил сдавил оба напряжённых соска.

Боль в сосках и сладкий первый глоток воздуха пришли одновременно. Жалкие остатки сознания Ирмы взорвались и разлетелись мелкими звездами. Бездна темного удовольствия накрыла ее невообразимым, невозможным оргазмом.

Ирма брыкается и вздрагивает, но внезапно замирает, блестя мокрой кожей…

…и ее тело сверху донизу начинает бить крупная дрожь, волны которой прокатываются снизу вверх. Ноги упираются пальчиками в пол и предельно напрягаются, обрисовав каждую мышцу сильных бедер и округлых икр, раскрывшиеся сочные складки и ямочки в паху. И это все длится, длится, длится, пока не наступает кульминация…



Ирма захрипела, оскалившись и подкатив глаза, попыталась выгнуться в дугу, приподнимая от скамейки свой зад и выпячивая голый лобок, но красная шелковая веревка на талии не пускала ее. Груди с торчащими сосками танцевали свой танец, чей ритм не совпадал с бешено сокращающимися мышцами живота. Между широко распахнувшихся бедер блестела налившаяся кровью щель, жадно и лихорадочно пульсирующая с каждым хриплым вдохом.

Наконец оргазм достиг своей вершины, с громким свистящим хрипом конвульсии овладели всем телом и из влагалища стали вылетать крупные капли, забрызгавшие все вокруг. После короткого момента, когда прогнувшееся тело Ирмы замерло в предельном напряжении, ее голова обессиленно упала, и она обмякла на узенькой скамейке, повиснув на руках и веревке вокруг талии.

Тихое журчание завершило этот безумный танец.

— Мой уважаемый гость удовлетворен? — негромко спросил кочевник.

— А⁈ — спохватился купец, смущенно отдергивая руку от смятых штанов, — О, конечно! Я полностью удовлетворен! Ваше гостеприимство навеки останется в моем сердце! А сейчас я, с Вашего позволения, хотел бы вернуться к своим делам, которые требуют ежеминутного присмотра за нерадивыми слугами…

И, церемонно откланявшись, купец поспешил удалиться.

Ирму больше ни разу не выставляли на осмотр перед аукционами и сняли с торгов.

На следующее утро ее вновь отвели к «ржавому» источнику, где сбрили ее роскошные волосы. Она рыдала над каждой падающей прядью, но кого волнуют слезы клейменой рабыни? Ее снова обмазали местной грязью — теперь от макушки до пят. Свежеобритую и гладенькую, пристегнули к оси каменного катка вместе с двумя такими же, обритыми наголо, рабынями.

А вечером ее, совершенно обессиленную работой, привели в клановый шатер, и она впервые танцевала Танец Узлов.

Танец боли и муки беспомощной рабыни, бьющейся в узлах ярких веревок, пока ее тело терзает татуировочной иглой Мастер.

В тот, самый первый вечер, Ирма еще не знала, что ее ждет.

Первые наложенные на тело узлы наполнили ее ужасом.

Первый укол в самую середину тела, промеж ног, растянутых до предела, до боли в суставах, заставил ее заорать.

И еще в пяти шатрах в этот момент закричали рабыни.

Ритуал начался!