Охотник

Итак, Смертоносец-Повелитель передал ему в подчинение четырех совсем юных паучат. С одной стороны, это было очень хорошим знаком — впервые в истории взаимоотношений двух народов пауки согласились признать право двуногого отдавать приказы — пусть даже этот человек и избранник их Богини. С другой — восьмилапые слишком мало ценили жизнь своих подростков.

Нет, разумеется, в случае убийства молодого паучка человеком в качестве наказания всему роду двуногих мучительной казни подвергалось сто его близких и дальних родственников, друзей, знакомых, соседей и просто оказавшихся поблизости прохожих.

Если виновником гибели становился жук-бомбардир — немедленно начиналась полномасштабная война, и шестилапым приходилось откупаться и вести долгие унизительные переговоры. Но если паучок погибал случайно — на это вовсе не обращалось никакого внимания.

Молодые смертоносцы инстинктивно стремились к движению, к путешествиям, к познанию окружающих земель. И Смертоносец-Повелитель без малейших сомнений позволял им уходить в пески, садиться на корабли, подниматься в небо и улетать к далеким землям на воздушных шарах. То, что назад возвращался один из пяти, а то и из десяти — никого не волновало. Возможно, таким образом восьмилапые отбирали для взросления, для службы на благо города и продолжения рода самых ловких и сильных, возможно — платили юными жизнями за познание мира, возможно — подростки и вправду были всем безразличны.

В помощь Посланнику Богини выделили четырех детишек. Тех, которых не жалко. Значит, не надеялись, что хоть кому-то удастся вернуться, и просто принесли очередную жертву во имя познания. Так, на авось — вдруг удастся узнать что-то новое?

— Отпустить землю! — громко скомандовала надсмотрщица, поднявшаяся на кормовую надстройку и вставшая рядом с рулевым.

Двое матросов торопливо размотали толстые веревки и выбросили их на причал. Неспешное течение стало медленно отводить корпус корабля от причала.

— Весла на воду! — скомандовала женщина, выждав, пока между причалом и бортом образовалась достаточно большая щель. — Тормози сильно!

Гребцы оттолкнули весла от себя — судно стало кормой вперед медленно выплывать на стремнину.

— Тормози сильно! — еще раз выкрикнула надсмотрщица и вскинула лицо к небу, к чему-то принюхиваясь и прислушиваясь, потом разочарованно вздохнула, скомандовала: — Правый борт — и — и-р-раз! И-и-раз. Рулевой, нос налево не торопясь. Ну-ка все — и — и-р-раз, и — и-р-раз.

Весла вспенили речную воду, и пузатый высокобортный корабль, величаво разворачиваясь носом вниз по течению, начал свой разбег.

Вообще-то, скорость парусника превышала скорость пешехода от силы в два, самое большее — в три раза. Однако корабль двигался постоянно, не останавливаясь на отдых, на ночлег, на обед — и в результате получалось, что путешествие по морю оказывалось впятеро быстрее, чем на ногах. Даже сейчас, когда на пути к Серым горам пустыню можно пересечь по прямой, а морской путь шел по широкой дуге — к цели путешествия получается добраться вдвое быстрее. А если к этому прибавить еще и то, что участники похода берегли силы — найти альтернативу кораблю было просто невозможно. Нет ничего удивительного, что восьмилапые, с их извечной ненавистью к воде, строили (точнее — заставляли строить людей) на своих верфях огромные корабли, небольшие баркасы и маленькие лодки, и даже самолично отваживались плавать на них, когда в этом возникала необходимость.

— Нос налево, не торопясь, — продолжала командовать надсмотрщица, ведя судно точно по самой стремнине. — Нос направо сильно.

Временами она приглядывалась к небу, но каждый раз недовольно морщилась. Но вот, наконец, женщине удалось разглядеть именно то, что хотелось.

— Суши весла! — во весь голос заорала она. — Рулевой — нос направо! Подъемной команде — к бухтам. Ну-ка вместе… Па-арус, поднять! Уложенная вдоль центрального прохода толстая балка дрогнула и, на ходу разворачиваясь поперек судна, поползла вверх по мачте. Под напором ветра парус громко захлопал, заметался — и гордо выгнулся вперед, дав ощутимый толчок затрещавшей мачте.

— Рулевой, нос налево сильно. Систос, левый угол на себя! Рулевой, нос направо не торопясь! Систос! — в воздухе звонко щелкнул хлыст. — Я сказала: левый угол на себя! Быстрее, а то состаришься!

Зазевавшийся моряк ухватил привязанный к нижнему левому углу паруса трос и потянул на себя. Было видно, как от натуги напряглись мышцы спины, а на лице выступили капельки пота. Он прекрасно понимал, что означает угроза: «состаришься». Просто всех людей старше сорока лет восьмилапые отправляли «в Счастливый Край». Поскольку считать пауки не умели, да и людям обучение подобным наукам запрещалось под страхом смерти, то возраст определялся по общему состоянию здоровья и по отзывам надсмотрщиц. Плохого работника они могли счесть «старым» хоть на второй день после рождения.

— Рулевой, нос прямо! Везав, Руван — помогите Систосу! — и уже совсем тихо, для себя, морячка отметила: — Хороший ветер! Быстро пойдем.

Со стороны могло показаться, что командовала кораблем женщина, а паук на носовой площадке носил капитанское звание лишь номинально, но Найл, уже достаточно уверенно ощущавший мысли окружающих, понимал, что это не так. Мозгом корабля, его знанием, его глазами и ушами был все-таки паук.

Смертоносец, с его великолепной памятью, помнил все маршруты, по которым приходилось пройти судну хоть один раз, помнил все изгибы берега или зигзаги русла рек, помнил мели и скалы, помнил подводные течения и наиболее частые ветра, помнил расположение звезд на небе в тех или иных местах, время появления солнца на небе, помнил силуэты птиц и направление их полета. Вот и сейчас — смертоносец предупреждал надсмотрщицу о предстоящем повороте, смещении стремнины и мели у дальнего берега, а женщина немедленно перевела это предупреждение в четкие и ясные команды:

— Рулевой, нос налево сильно! Систос, левый угол отпустить!

Корабль начал было заваливаться поперек реки, но тут же поймал ветер и на всем ходу вошел в поворот, легко и изящно проскочив между обрывистым берегом и скалистой отмелью.