Страница 653 из 669
[2] Зерца́льный доспе́х (перс. — общее название русских и восточных доспехов. Фактически, под термином «зерцала» имелось два различных вида доспехов: полный зерцальный доспех и зерцала личные — усилитель доспеха, надеваемый поверх кольчатого доспеха.
[3]Василько Романович (1203—1269) — князь Белзский (1207—1211), Берестейский (1208—1210, 1219—1228), Перемильский (1209—1218), Пересопницкий (1225—1229), Луцкий (1229—1238), Волынский (1231—1269), сын Романа Мстиславича, князя Галицко-Волынского и великого князя Киевского, и его второй жены Анны. На самом деле у него было двое сыновей и одна дочь, но в альтернативном мире их оказалось трое.
Что и говорить, а посидели мы отменно! Всё-таки Самобранка — вещь в походе абсолютно незаменимая. Понимающая меня с полуслова, она мгновенно исполняла любые пожелания. Так что за время посиделок я успел угостить своих нечаянных попутчиков разнообразными «деликатесами», которые приходилось попробовать в жизни.
Да и не только деликатесами, но и обычными для меня блюдами, типа пельменей и вареников, жареной и толченой картошечкой, в общем, и не перечесть всего. Под прекрасную закуску грех было и не выпить. Вино, пиво и медовуха, известные моим спутникам, постепенно сменялись напитками покрепче — слабыми сладкими наливками, шнапсом, коньяком, водкой, ромом…
А что, градус, как известно, надо непременно повышать! Иначе потом еще хуже будет… Но моих сегодняшних гостей это не касалось — время от времени я их потчевал Лечебными Заклинаниями, поправляющими здоровье не только у людей и животных, но, как выяснилось, и у Стихийных Духов тоже. А после гулянка продолжалась с куда большим размахом.
На определенной стадии опьянения Ломонос вспомнил о моем обещании исполнить «Дорожную» под аккомпанемент неведомой ему гармошки. Немного поколдовав с Самобранкой, а она, после создания подводного снаряжения для Матроскина, немало преуспела в «производстве» незнакомых ей вещей, мы, совместными усилиями произвели на свет родной мне инструмент.
И понеслась задорная песня над безлюдным лесом, пугая и без того напуганное взрывом Горыныча дикое зверьё:
Эй, ямщик, поворачивай к черту,
Новой дорогой поедем домой.
Эй, ямщик, поворачивай к черту,
Это не наш лес, а чей-то чужой.
Камней навалено, ох, не продерись,
А елок повалено, только держись!
Поворачивай к черту!
Причем, окружающие нас «декорации», подходили к тексту, как нельзя лучше: И камней навалено, и ёлок повалено — не продерись. Знатно Змей бабахнул! Не Тунгусский метеорит, конечно, но всё равно развалило всю округу так, что только держись!
Так что глотки мы подрали знатно, распевая в четыре горла «о-ори до-ори дори-дора̀ оридорида-ори-да!». Ну, примерно так звучала непонятная подпевка Сукачева в моем исполнении. Да я на «бис» эту «Дорожную», наверное, раз десять подряд спел, пока не охрип и пощады не запросил. А моим собутыльникам хоть бы хны!
Я отложил гармошку в сторону, а её тут же подхватил Ванька. И самое интересное, он, подергав инструмент пару минут, качнув мехами и понажимав на кнопочки, в точности сумел повторить мелодию! Вот тебе и княжий сын, потомок Рюрика!
— Да ты, п-паря, талант! — заплетающимся языком заявил пареньку Ломонос. — Эх, мне бы т-так уметь! — с завистью произнес он, глядя поблескивающими глазами на гармошку.
— А я и на гуслях могу, и на дуде-сопелке, и жалейке, на бубне даже… Да я вообще к музыке способный с детства! — разоткровенничался Иван. — Только батьке не нравилось… Да, я-то третий сын, а чего с дурака взяти? Только пожалеть, да отправить с глаз подальше…
— А что с невестой твоей приключилось? — неожиданно подал голос Матроскин, опроставший целую крынку густой сметаны. — Поведаешь?
— И правда, Вань, — присоединился я к говорящему коту, — расскажи, авось, и поможем чем.
— Расскажу… — Выдержав небольшую паузу, произнес богатырь. — Было это давным-давно. Жил-был один мудрец. И вздумал он из человеческих костей построить мост через Окиян-море. Собирал он кости не год и не два, а целых сорок лет. А затем опустил он кости эти, чтоб стали мягкими, в морскую воду мокнуть…
И рассказчик замолчал. Мне же, как какому-то сопливому юнцу, не терпелось узнать, что же было дальше? Понимаю, что тут еще и алкоголь подогрел интерес. Но Иван молчал, молчал на самом интересном месте.
Первым лопнуло терпение у Ломоноса, и он резко бросил:
— А дальше? Дальше-то, что было?
— Так ведь кости еще не размокли! — серьезно произнес богатырь, глядя в ледяные недоумевающие глаза Стихийного Духа.
— Ах, вот ты как? — Наконец дошло до Ломоноса, что «восьмисотлетний паренек» его попросту разыграл. — А я-то, старый пень, уши развесил!
Я громко заржал, заглушая своим хохотом смех Ивана и говорящего кота.
— Не обижайтесь, друже! Без злобы — это я так, в шутку! — поспешно извинился богатырь. — Слишком история грустная… А меня так кот Баюн провёл, когда я с ним впервые повстречался
— И меня ты провел, дружище! — засмеялся Ломонос, сменивший гнев на милость. — А теперь давай, как на самом деле было.
Иван вытер выступившие от смеха слезы:
А если серьёзно, жило по соседству с нашим княжеством небольшое, но очень сильное племя — Чудь Белоглазая[1]. Превыше всего чтили они Силу. Всех слабых, немощных и больных они тут же приносили в жертву своему покровителю — Чернобогу…
— Знавал я того Чернобога, — поморщился Ломонос, — тот еще урод. С хозяйкой моей всё воду мутил, а как сынка ей заделал — так и покрылся навсегда! А Хлада мне пришлось растить! Ты продолжай, Ванюшка, продолжай.
— Так вот… — после секундной паузы, продолжил богатырь, — никаких других Богов Белоглазые не признавали, а когда раздался «по соседству» с ними звон колоколов наших, так вся Чудь взволновалась. Принимать православие, как и жить «под русской пятой» и по русским законам им совсем не хотелось. И вот, чтобы «замириться», решил князь чудинский единственную дочку свою — Ясноглазку, отдать за одного из сыновей батьки моего…
— За тебя, что ли? — посмеиваясь, спросил Ломонос.
— Ну, а кого еще не жалко? — пожал плечами Иван. — Третьего сына, конечно! И союз скрепить, и заложника заиметь. Ведь по условиям сделки мне бы пришлось с молодою женой на их территории поселиться. Но моему отцу был выгоден такой союз — ведь воины Чуди были поистине великими. В общем князья встретились, обсудили вопросы и ударили по рукам. А я своей наречённой невесты к тому моменту даже и не видел ни разу.
— Да какая разница-то, как она выглядит? — фыркнул поддатый Ломонос. — Все они одинаковые! Ну, а если уж совсем страшна — рожу передником прикрыл и…
— Да нет же, нет! — воскликнул богатырь. — Она была прекрасна… Ясноглазка… как… как… У меня даже слов нет подходящих, чтобы это передать. Так что, когда я её увидел в первый раз, я понял, что пропал…
— Понятно, — хохотнул Стихийный Дух, — попал ты, паря, как куря в ощип! А дальше?
— И я ей тоже пришелся по нраву. Так что всё было решено, и дело шло к нашей свадьбе. Однако, не все в племени Ясноглазки были с таким решением согласны. Уж больно была прекрасна была дочка князя. Охотников взять её в жены было много. Даже очень много! Они постоянно терлись в княжьем тереме. Пускали слюни, не давали прохода…
— Ага, яйца, значит, подкатывали, — грубо, но точно добавил Ломонос.