Великолепный самозванец

– Это несомненно, как вы говорите и как нунций хочет заставить нас верить; я также не сомневаюсь, что имеются доказательства его личности. Говорил ли что-то его преосвященство о них, о каких-то особых приметах, знаках на теле, по которым можно было бы узнать юношу, в случае если его личность вызовет сомнения у….

– У еще одного Фомы Неверующего, вроде Марины? – рассмеялся я. – Любовь моя, как только вы увидите этого царевича, вы перестанете сомневаться и поверите. Сам он уверен в своей личности и осознает величие своей миссии на земле: поймать целый народ одним лишь броском сети. Матерь Божья! Это поистине высочайшая миссия – и этот человек ее достоин!

– Он и впрямь так великолепен? – спросила она. – Так красив, так предан, так воодушевлен?

– Да и даже больше того. Он достоин высокого призвания; большей похвалы я не смог бы придумать.

Марина весело засмеялась и поцеловала меня.

– Как бы то ни было, он уже заполучил одного новообращенного, – сказала она, – и после весьма краткого знакомства. Скажите, Казимир, вы не боитесь, что я отдам свое сердце этому образцу совершенства, такому прекрасному и добродетельному?

– О, – ответил я удивленно, обнимая ее в ответ, – я уверен, вы не сможете отдать свое сердце, поскольку оно надежно заперто в моем собственном сердце, даже царевич не сможет лишить меня самого дорогого, что у меня есть! Он может забрать все на свете, но только не это.

Возможно, я казался очень серьезным, когда произносил эти слова, поскольку лицо Марины также сделалось серьезным: «Я пошутила», – сказала она.

Князь Мнишек воспринял мои новости с энтузиазмом.

– Земский, – воскликнул он, – история в самом деле превосходная! Поймать весь народ Московии одним броском сети – это в высшей степени вдохновляющий план. Что до этого юноши, он избран в качестве орудия нашей священной матерью церковью для ее планов, и неважно, является ли он действительно сыном Ивана, если громадный косяк московской рыбы поплывет за ним в сеть.

– Он точно сын Ивана, тут нет или почти нет сомнений, – начал я.

– Ну, как вам будет угодно, вернее, как будет угодно кардиналам, нашим хозяевам. Несомненно, решать не вам, мой друг, и не мне. Если наши хозяева тронут струны, нам придется плясать, не так ли?

– Мы должны повиноваться, я не сомневаюсь, – согласился я. – Церковь вольна выбирать себе орудие по своему усмотрению – из трущоб или из дворцов. Однако же, я предпочел бы служить тому, в чьих политических правах я уверен, а в Дмитрии я уверен, и не сомневаюсь, вы также вскоре убедитесь.

– Я не намерен докапываться до истины, – отозвался Мнишек, – это не мое дело. Не станем же мы всякий раз, когда призывает святая церковь, вопрошать: «А это обоснованно?» Для вас и для меня, Земский, цель оправдывает средства.

Отрепьев воспринял мой рассказ с явным недоверием.

– Ого, – смеясь, воскликнул он, – славная сказка, в которую, несомненно, полностью поверят глупые русские! И кто же этот молодой человек?

– Кто же еще, как не Дмитрий Иванович, законный наследник своего отца, царя Ивана, и своего брата, царя Федора? Кем еще он может быть?

– Ну, это ведомо, – Отрепьев продолжал со смехом, – пожалуй, лишь папскому нунцию в Кракове, да, возможно, вашему отцу. Впрочем, какая разница, кто он, если он достаточно презентабелен, чтобы одурачить простых московитов. Этот петух способен кукарекать?

– Говорю вам, он самый настоящий царевич, я в этом ничуть не сомневаюсь. Он будет громко кукарекать, будьте уверены…

– А с какой стати мне и вам, Земский, так со всем этим носиться? Нас-то это как касается? То, что его преосвященство нунций выиграет в случае его успеха, если царевич сумеет восстановить свои права, я охотно верю. Но нам зачем сказали? И какова ваша роль в этой игре?

– Великая, – сказал я и принялся объяснять, что Отрепьеву поручено пробудить и упрочить симпатию среди запорожских казаков, а также, если получится, среди казаков на Украине. – Столь романтичная сказка и перспектива сулящего добычу приключения быстро захватят воображение этих бравых ребят. – Я упомянул также, что, если сотрудничество Отрепьева окажется успешным, оно будет щедро вознаграждено. – Какой контраст между вашим нынешним положением в вашей стране, точнее вашим изгнанием, и тем, что вы можете получить, когда Дмитрий с триумфом войдет в Москву, в значительно мере благодаря вам и вашим казакам. Да вы, любезнейший, сможете стать правой рукой государя и просить любую награду!

– К примеру, предпочтение в выборе церкви. Вы забыли, что я являюсь – или являлся – священником Восточной церкви. Что если я попрошу царевича или, скорее, католиков, которые стоят за этой марионеткой, тянут за нити и управляют его руками и ногами, – что, если я попрошу этих людей отдать предпочтение церкви, которую они намерены уничтожить? Расслабьтесь, дружище, за свою работу я хочу получить деньги. Заключите для меня сделку с вашим кардиналом, и я помогу выскочке, чем смогу.

– Почему вы называете его выскочкой? Вы же ничего не знаете об этом человеке, кроме того, что я вам рассказал? – горячо возразил я.

– Да по мне, зовите его, как хотите! – рассмеялся он, – Мне нет дела до того, кто он. Разумеется, он отвечает целям кардинала, кто бы он там ни был. Мы же знаем, что кардинал – иезуит до мозга костей, и ему все равно, кто этот Дмитрий – сын Ивана или сын Вельзевула, князя тьмы. Для меня это так же неважно, хотя я не понимаю, отчего его преосвященство, имея столь высокое мнение о моих добродетелях и способностях, не выбрал меня в качестве орудия для этого благочестивого плана. В чем я уступаю идеалу в лице этого парня?

– Вы говорите глупости, Отрепьев, – сказал я сердито. – Я больше не намерен тратить на вас время. Дмитрий – это Дмитрий, истинный царь России, я вы – Отрепьев, монах, лишенный сана и привилегий, изгнанный из своей страны. Ну, идите, скажите простым московитам, что вы их царевич, – посмотрим, что они вам ответят. Они скажут: «Ты Отрепьев, священник без веры, уличенный в постыдных деяниях, за которые мы тебя лишили сана и изгнали давным-давно. И ты хочешь вернуться к нам назад царем?» Не сомневаюсь, что ваш путь из Москвы окажется намного быстрее пути туда!

– Да я просто пошутил, – сказал он, насупившись. – Но, если вашим иезуитам нужны мои услуги, им придется раскошелиться.

В конце концов, Отрепьеву было обещано ежемесячное жалование, поскольку его услуги были очевидно важны для нашего дела, и он должен был отправиться к казакам с миссией, сходной с моей собственной среди поляков. Ему предстояло пробудить интерес и симпатию, разжечь желание пуститься в сулящие выгоду приключения. Что до личности Дмитрия, на нее нужно было скорее намекнуть, нежели описывать. Нет нужды вдаваться в детали того, как и где царевич провел свою юность. Достаточно сказать, что он соответствует всем представлениям о том, каким должен быть великий царевич: красивый, храбрый, жизнерадостный, аристократичный, блестящий наездник и прекрасный фехтовальщик.

– Он и вправду таков? – спросил Отрепьев, почему-то покраснев.

– Точно таков, – отвечал я, – он превосходит любого московского царя, о котором мы когда-либо слышали, ведь они варвары по большей части во всем, что касается манер, воспитания, образования…

– Но откуда же все эти привлекательные свойства и добродетели? – рассмеялся Отрепьев. – Если то, что я слышал, правда, его отец и дед не отличались великими царственными качествами. А уж по части красоты они…

– Пфф! – ответил я. – Не морочьте мне голову, пока я не разозлился. Если бы всякий сын вырастал таким же или хуже, чем его предки, человеческая раса не смогла бы последовательно развиваться и двигаться вперед. Ну а образование может многое сделать для человека.

– Ну да, ну да, – снова засмеялся Отрепьев. – Как и кардинал, когда у него есть намерение или когда он видит в этом выгоду. Этот ваш кардинал – проницательный человек, и я весьма уважаю его, поверьте. Будем надеяться, что вновь обретённый царевич сделает для него столько же, сколько он сделал для вновь обретенного царевича; тогда, полагаю, все мы будем вполне довольны!