Страница 5 из 84
— Понимаете, товарищ Сталин, эта дивизия, сформированная в Эстонии, проявила стойкость только в боях с румынами. Когда её противником становятся немцы, резко возрастает дезертирство. Поэтому мы предпочитаем задействовать прибалтийские части на тех направлениях, где они гарантировано не встретятся с германскими подразделениями. В частности, литовцы и латыши прекрасно зарекомендовали себя в Иране, достойно держатся при отражении японских провокаций на границе Манчжурии, но я бы ни за что не решился отправлять их в Карелию или под Киев. За исключением бойцов прибалтийских дивизий из числа евреев.
— А в чём дело?
— В самом махровом национализме, которым они успели пропитаться в своих буржуазных республиках. Немцев они считаю высшей расой, финнов — братьями, а к персам, японцам, румынам, хорватам и словакам относятся с презрением. Поэтому и сдаваться им в плен считают ниже собственного достоинства.
— Как решается эта проблема?
— Естественным путём, — усмехнулся Шапошников. — Потери в национальных дивизиях, сформированных ещё в буржуазных республиках Прибалтики, восполняются пополнением из числа «старых» граждан СССР. Добровольцы из числа прибалтийских народов, пожелавшие отправиться на фронт, распределяются в обычные части, сформированные не в Прибалтике. То же самое — по выздоравливающим после ранения. В частности, в 180-й дивизии, прошедшей боевой путь от Кишинёва до Одессы, уже сегодня осталось не более половины из тех, что были призваны в буржуазной Эстонии.
Сталин молча прошёлся за спинами сидящих за столом совещания.
— Хорошо. Будем внимательно следить за морально-политическим состоянием в национальных частях. Но есть вопрос к вам, Борис Михайлович. Хватит ли для деблокирующего удара под Одессой бронетехники и других средств поддержки?
— В составе 3-й Крымской дивизии имеется танковый полк, на вооружении которого стоят танки Т-34М, только что поступившие из Харькова. Учитывая, что самой передовой бронетехникой румын являются трофейные БТ и немногочисленные немецкие «тройки», а главными противотанковыми средствами — немецкие 37-мм и даже трофейные европейские 25-мм пушки, больших проблем нашему ударному кулаку они не доставят. Морем удалось переправить в Одессу дивизион систем залпового огня БМ-13Н на базе Зил-131, с которыми 4-я румынская армия ещё не сталкивалась, а также по два дивизиона дивизионных пушек Зис-3 и гаубиц Д-30. Поддержку с воздуха будут осуществлять свежесформированный полк истребителей Лавочкина, переброшенный в Одессу, истребительная авиация Южного фронта, включая штурмовики Ил-2В. Это, по сути, войсковые испытания воронежских машин с турбовинтовыми двигателями и новыми спаренными 23-мм авиапушками ГШ-23.
— То есть, в отличие от Таллина и Киева, Одессу мы удержим?
— Так точно, товарищ Сталин. И, как мне думается, сумеем отодвинуть линию фронта восточнее города до линии, соединяющей верховья Хаджибеевского и Тилигульского лиманов.
— В данной ситуации меня беспокоит только состояние здоровья командующего Приморской армии. Насколько я помню, в ином варианте истории его пришлось поспешно менять из-за серьёзных проблем с сердцем.
— Союзники провели генералу Софронову обследование и назначили необходимые препараты. По их отчётам, возможность инфаркта у него они считают низкой. Если, конечно, генерал Софронов не будет пренебрегать приёмом этих препаратов.
— Я позабочусь об этом, — усмехнулся генсек.
4
Настроение Гитлера явно диссонировало с кислыми физиономиями генералов.
— Вот видите: удача нас не оставила! Ревель взят! Вы настаивали на том, чтобы перейти к обороне и на этом участке фронта, и если бы не моя твёрдость, мы сегодня не могли бы похвастаться тем, что уже четвёртая столица порабощённых большевиками стран занята доблестными немецкими войсками. Осталось занять Киев и Москву, и война будет выиграна!
Легко сказать «занять», если даже отступив в центр украинской столицы проклятые русские сражаются, словно бешеные. Ещё 3 июля начальник штаба командования люфтваффе генерал-майор Гофман фон Вальдад записал в своём дневнике: «Ожесточённое сопротивление русских, его массовый характер не соответствуют нашим первоначальным представлениям». Эти слова пересекаются с записью в дневнике простого офицера 18-й танковой дивизии: «Несмотря на огромные пройдённые расстояния, у нас нет чувства, которое было во Франции, нет чувства, что мы входим в побеждённую страну. Напротив — здесь только сопротивление, всегда сопротивление, каким бы безнадёжным оно ни было».
Если бы фюрер германской нации мог ознакомиться со статьёй начальника штаба 4-й немецкой армии генерала Гюнтера Блюментрита о Московской битве (сборник «Роковые решения»), которую он написал в ином мире, то с удивлением прочёл бы в ней: «Поведение русских войск даже в первых боях находилось в поразительном контрасте с поведением поляков и западных союзников при поражении. Даже в окружении русские продолжали упорные бои».
Многие из них там, в будущем, где война начиналась для Германии более удачно, пытались оправдываться за срыв плана «Барбаросса» более совершенным оружием, неожиданно обнаружившимся у Советского Союза. Да что там говорить о фронтовиках, оправдывающихся за поражения в мемуарах, если даже министр пропаганды доктор Йозеф Геббельс уже в августе 41-го признался: «Мы серьёзно недооценили советскую боеспособность, и, главным образом, вооружение советской армии. Мы даже приблизительно не имели представления о том, что имели большевики в своём распоряжении». Интересно, в каком месяце он сделал подобное признание в этом мире? В июле или ещё в июне? Когда аналитики собрали более или менее внятную информацию о тех технических новинках, используемых РККА, или когда через неделю боёв стало ясно, что «лёгкой прогулки» на восток не получится?