Северная Ведьма

– Через полчаса, – ответил Саня.

– Давай, – кивнул Климов и отключился.

Выбор заведения объяснялся просто: в баре «Пороховая Бочка», где обычно собирались друзья, работал барменом Вадик, по прозвищу Толстый. Все трое когда-то учились в одном классе и были, как говорится, не разлей вода. После школы все одноклассники рассеялись и потерялись, разбросанные по миру разнообразными жизненными обстоятельствами, и только Саня с Вадиком и Климовым по-прежнему сохраняли довольно теплые дружеские отношения.

Приблизительно через час после разговора с Саней Климов вошел в «Бочку», где было уже многолюдно, шумно и довольно сильно накурено. Не успел он снять промокшую куртку, как сквозь гомон до него донеслись приветственные вопли друзей. Саня уже сидел у барной стойки с полным стаканом какого-то темного напитка, рядом стояла тарелка с нарезанным лимоном, и Климов понял, что Саня пьет любимый коньяк. «Эстет хренов», – с улыбкой подумал про себя Климов. Саня вполне соответствовал этой характеристике: невысокий, худощавый и подтянутый, одет он всегда был броско и по последней моде, причем любая одежда сидела на нем безупречно. Образ дополняла стильная стрижка и дорогая – «трехсотдолларовая», как любил приговаривать ее хозяин – бородка, на щеках переходящая в не менее скрупулезно подстриженные бакенбарды. Забавно контрастировал с ним высоченный стодвадцатикилограммовый, покрытый разноцветными татуировками Вадик, со школы носивший прозвище Толстый. Его руки с курчавыми светлыми волосами напоминали два небольших кузнечных молота. Абсолютно лысый, с круглым черепом, Вадик больше всего походил на сказочного татуированного великана. На мясистом лице между небольших, глубоко посаженных глаз возвышался крупный нос. Светлая борода мелкими колечками оплетала ярко-красные толстые губы и, редея на щеках, заканчивалась у козелков больших ушей. Устрашающая внешность компенсировалась добрым характером: Вадик был абсолютно беззлобным человеком, охотно и много смеялся по любому поводу. Даже когда ему приходилось брать на себя функции вышибалы, его лицо не покидало добродушное выражение. Оба приятеля широко улыбались и махали руками. Климов замахал в ответ и на душе у него стало тепло и радостно.

– Здорово, мужики! – крикнул он.

После кратких энергичных объятий и рукопожатий Климов взгромоздился на стул.

– Чего пить будешь? – спросил Вадик.

– А поесть не предложишь, что ли? – осведомился Климов. – Жрать охота – сил нет никаких.

– Это можно, – кивнул Вадик. – Схожу к поварам, узнаю, что у нас осталось из съестного, вы почирикайте пока тут, – и удалился.

– Как творчество? – спросил Саня. – Хорошо нынче живется дизайнерам?

– Если и хуже, чем историкам, то ненамного, – успокоил его Климов.

– Значит, норм, – улыбнулся Саня.

Тем временем вернулся Вадик.

– Из нормальной еды есть отбивные с овощами и пельмени. Все остальное придется ждать минут сорок.

– Давай отбивную, – сказал Климов. – Пельмени мне и дома до чертиков надоели.

– Глеб! – заорал Вадик в подсобку. – Две отбивные с овощами! А пить-то что? – снова повернулся он к Климову.

– Давай пивка какого-нибудь темненького для начала, а там посмотрим.

– Пиво – дело! – обрадовался Вадик. – Королевский напиток.

– Плебеи, – поморщился Саня. – Пиво – напиток не королей, а немецких безработных.

– Тебе как историку должно быть известно, что пиво – очень древний и благородный напиток, – назидательно произнес Вадик, наливая в кружку пенистую жидкость. – И вообще: не любишь пиво – не люби его молча. Я вот коньяк твой не люблю, но предпочитаю не трещать об этом на каждом углу.

– И совершенно напрасно! – повысил голос Саня. – Потому что коньяк, особенно с тонким ломтиком лимона, – венец творения.

– Не ссорьтесь, девочки, – примирительно произнес Климов, отхлебывая из кружки.– Алкоголизм от пива или коньяка ведет к одному и тому же: циррозу печени и распаду личности.

– Правильно! – подхватил Саня. – Выпьем за умеренность.

– Прекрасный тост! – поддержал Климов. Они чокнулись и выпили.

– А как же ты, оплот любителей пива? – спросил Саня, довольно щурясь с ломтиком лимона во рту.

– На работе не пью, как будто не знаешь, – ответил Вадик. – Момент, кажется, отбивные подоспели, – и отошел.

– Зануда, – махнул рукой Саня и обратился к Климову. – Андрюх, ты неважно выглядишь. Усталый какой-то, помятый… С Татьяной никаких подвижек?

– Нет, – мрачно сказал Климов. – Ты не в курсе, что ли? Официально нас развели месяц назад. С тех пор мы не виделись. И вообще, я не хочу об этом говорить.

– Что ты лезешь к нему? – вступился вернувшийся Толстый и поставил перед Климовым тарелку с дымящимися отбивными. – Ешь и не слушай этого пижона.

Саня развернулся спиной к барной стойке, облокотившись на нее локтями, и закинул ногу на ногу, покачивая в воздухе блестящим ботинком. Он умудрялся не запачкать до блеска натертую обувь даже в самую раскисшую слякоть.

– Это еще раз доказывает мою теорию о том, что все беды от женщин, – значительно произнес он. – Бабы – вот настоящее мировое зло, а вовсе не какие-то там масонские или сионистские заговоры.

Климов с Вадиком переглянулись, и Толстый подмигнул. После этого оба подперли кулаками подбородки и изобразили сосредоточенное внимание: Климов даже тарелку отодвинул. Саня обожал разглагольствовать о врожденной женской порочности. Друзья знали о его слабости, потихоньку подшучивали над ним, но слушали с интересом: Саня умел занимательно болтать практически о чем угодно.

– Я вам сейчас докажу. Начнем с азов, друзья мои, – Саня отхлебнул коньяку, сморщился, закусил лимоном и довольно крякнул. – Большинство мифологических сюжетов разных народов, а это, как мы знаем, есть историческая память человечества, содержат сказания о том, что женское начало есть зло. Возьмем, ммм, к примеру, вавилонян и их миф о создании мира. Носительница тьмы и хаоса, богиня моря Тиамат – женщина. Кто ее победил, а значит, победил и первозданный хаос? Мужчина, бог Мардук. У греков очень похоже: там, правда, никто никого не убивал, но все зло – керы, Танат, Эрида, Немесида – порождения женской природы.

– Керы – это кто? – спросил Климов. Он остался в одиночестве: Толстый отошел, чтобы налить кому-то пива и лекцию слушать перестал.

– Керы – древние божества смерти, архаичные богини такие, в поздних греческих пантеонах почти не встречаются, – пояснил Саня и продолжил. – У евреев опять же в Книге Бытия живописуется грехопадение людей. Причина кто?

– Яблоко? Или, может быть, змей? – невинно спросил Климов.

– Ева, – устало махнул рукой лектор.

– А может, эти сказки придумали обиженные бабами мужики? – предположил Климов. – Вот представь: жил себе в древнем… эээ… ну пусть Вавилоне неказистый внешне мужичонка. Рожа рябая, ножки кривенькие, глаз косит. Но зато фантазер необычайный, рассказчик – заслушаешься, из тех, кто не соврет – красиво не расскажет. И вот влюбляется он в какую-нибудь вавилонскую красотку. А она, естественно, смотрит на него, как на таракана, пальцем тычет и ржет: «Посмотри на себя, убогий, а потом на меня, ну, что, по Сеньке шапка?» Фантазер оскорбится и сочинит сказку про Хаос-бабу, всемирное зло. Всем расскажет, приукрасит, как он умеет, а дураки запомнят и детям-внукам расскажут.

Однако Саню это предположение отнюдь не позабавило.

– Если тебе угодно, могу привести реальные исторические примеры, – высокомерно произнес он.

– Да ладно, Сань, – примирительно похлопал его по плечу Климов, и тут его осенило. – Слушай, ты в славянской мифологии разбираешься?

– Немного, – кивнул Саня. – А что?

– Дело вот в чем. Мне тут заказали работу одну: придумать персонажей для компьютерной игры. Заварушка происходит в Древней Руси, языческой. Ну, там, Свароги, Перуны всякие, богатыри, нетопыри, кикиморы и прочая нежить. Главная злодейка там – баба…

– Умные люди сценарий писали, – удовлетворенно вставил Саня, но Климов не слушал его и продолжал: