Альтер эво

Слава богу, решение будет принимать не он.

Но какой же абсурд, что его в итоге примет такой, как Арнис.

– Если ты про свою выгоду, то все зависит от твоих приоритетов, – медленно проговорил Марк, не глядя на него: он смотрел на Инту. – Я даю тебе возможность узнать, кто убил твоего отца, защитить дочь и определить будущее мира. По-моему, щедро.

Взгляд Инты метнулся от Марка к отцу, затем снова к Марку.

– Интересно, – протянул Арнис. – И отчего же ты решил одарить меня этими возможностями?

Марк пристально посмотрел на него – хищного, подобранного, четкого. Что ж. Видал он хозяев мира и похуже.

– Оттого, что моя работа закончена. – Марк вздохнул. – Оттого, что я – лишь гонец. Вислоухий, который отыскал-таки правду в густых камышах, и теперь ему надо кому-то эту правду принести. Потому что делать с ней что-то – не его работа.

Лифт плавно встал и блямкнул. Арнис покосился сперва на безмятежно подпирающего стенку Бубна, затем на руку Марка на перевязи и скривил губы:

– И еще, видать, оттого, что на горизонте махыч. А ты опять не в форме.

– Да, некоторые люди не меняются. – Двери разъехались, и Марк ступил наружу, в мягкий, глубокий, топкий ковер.

На лифтовую площадку просачивались слабые отголоски музыки. Из панорамных окон открывался невероятный вид: светлая полоска на горизонте, очевидно, прорвалась и лопнула, грязное серое небо резко сдало позиции и попятилось перед наступающей со стороны залива ослепительно яркой голубизной. Через два шага, когда Марк уже тянулся к неподъемной створке двери из культивированного мрамора, ему на локоть легла рука.

– Со мной ясно, – тихо произнес Арнис, стоя совсем близко за его спиной: судя по всему, он что-то почувствовал – почуял, как зверь: надвигается недоброе. – Она зачем здесь? Она должна уехать.

– Да прямо, вот сейчас взяла и…

– Ну, ну… – судя по последовавшей возне, Бубен опять как-то воздействовал на девчонку.

Марк бросил через плечо взгляд на Арниса и толкнул дверь:

– Согласен. Но дело в том… Почему-то сейчас для нее безопаснее всего здесь. Извини, не могу объяснить – просто знаю.

«…А я, как-никак, ретривер», – мысленно добавил Марк, входя в «Семь на полу», но эта мысль тут же съежилась, на нее налетела другая – «нейротоксин», – а сразу следом за ней – вопрос: «Все еще ретривер?» В голове было как-то пустовато. Так, где тут у нас поток? Хм. Ничего такого, ни одного инфоследа, ни единой ниточки. Ну, так это же реальность. Реальность… У Марка на миг закружилась голова – хватка Инты на его руке стала крепче.

В сумрачном помещении звучало что-то тягучее, эмбиентное, пахло каяпутом и черной смородиной. Из посетителей до этого часа в клубе досиживали максимум один-два. Это вам не дешевая и бурлящая энергией Думсдей, которая гуляет до зари: достигая своего жизненного статуса, гости Керамбита успевали порядком растратить ману и продержаться до утра уже не могли. Марк направился прямиком к стойке: хозяин стоял за ней и смотрел прямо на него. Как будто ждал. Как будто знал заранее.

Подпустив гостей поближе, Керамбит кивнул всем сразу и медленно, понимающе раздвинул губы в улыбке:

– Поговорим?

Марк чувствовал, что мысли у него путаются – в целом препаршиво себя чувствовал. Болеутоляющее работало, и на том спасибо, но в голове все нет-нет – да и мутнело. А и ладно, в общем-то. Что тут плохого, пусть себе мутнеет. Пусть нас несет поток. Надо отдаться течению. Отдадимся воде; вода – она…

Он коротко тряхнул головой:

– Поговорим.

– Тогда прошу. – Керамбит сделал приглашающий жест, вышел из-за стойки и повел их в гипнокомнатку.

Нет. Не туда. С чего бы? Повел их к двери в конце коридора за стойкой, за которой Марк доселе еще не бывал. И это было совершенно не безопасно, идти за ним следом, это с учетом-то всего, но Марк уже очень устал и только надеялся, что Бубен и Арнис будут смотреть в оба, что прикроют Инту в случае чего. Картинка в голове опять подернулась пеленой.

Он шагнул за дверь следом за Керамбитом.

Бездомна – пожалуй, верное определение. И это не так плохо, дорогая моя, совсем не так-то плохо. Весь мой вид бездомен, если подумать. А если еще раз подумать – и твой. Но ничего, жить можно.

Майя рассеянно потягивает какао из кружки. Интересно, как там ворона Марк. Все ли с ним в порядке, не утонул ли он, в самом деле. Хорошо бы нет. Она к нему как-то даже привязалась.

О, я умоляю. Они не тонут.

Нет, серьезно.

Да все в порядке с ним будет, не переживай. Так или иначе.

Хорошо. А то ей показалось в какой-то момент, что их альтернативы… Как-то проросли друг в друга, что ли. Словно пересекаются в некоторых точках. Так можно сказать? Ну, или информация в них дублируется. Скопировалась из одной в другую. Если такое бывает. Хотя, видимо, на этом свете бывает все что угодно.

В точку.

И поэтому, видимо, ей не стоит горевать о…

Не стоит.

Майя осторожно шарит внутри себя. Горе. Печаль. Вина. Никуда не делись.

Ладно, что поделаешь – пусть лежат.

Какао заканчивается, и Майя искренне надеется, что эта, вобла льняная, заплатила, когда делала заказ. Матерь божья, ведь придется еще как-то к ней привыкать. Или не придется? Она, вообще, сотворила ее каким-то образом, что ли? Или заняла готовую – отжала чье-то чужое тело? Следует ли ей испытывать еще больше вины? Или уже хватит?

Столько вопросов.

Майя отодвигает пустую кружку и встает. Немного неуверенно снимает со спинки соседнего стула толстую длинную куртку. Тщательно застегивает молнию и липучки. На ногах у нее оказываются весьма высокотехнологичного вида ботинки с толстой-претолстой рифленой подметкой. Штаны тоже не на распродаже куплены. Странным образом эта одежда – рабочая, добротная, имеющая явно выраженное предназначение – отчего-то вселяет в нее уверенность. Женщины.

Она идет к выходу.

На половине пути к двери с колокольчиком Майя вздрагивает и замирает. За столиком у двери сидит Давид.

Напротив Давида – девушка, незнакомая, раскрасневшаяся в помещении: они весело болтают о чем-то, и девчонка хохочет, трет глаза. Официант как раз подходит к ним с двумя дымящимися плошками, вкусно пахнущими солянкой, и Давид поворачивается к нему, и Майя видит, что это не он. Просто похож. Но не он.

Это оказался кабинет – всего лишь кабинет владельца заведения, ничего сверхъестественного, – разве что огромные ростовые окна вместо двух из четырех стен. За окнами мощно воцарялась внезапная ослепительная голубизна, и Марк невольно задумался, когда он в последний раз видел утро, столь красивое и не похожее само на себя в этом городе. По движению руки в его руке он почувствовал, как Инта затаила дыхание, завороженная видом залива десятками этажей ниже. Кто-то – вестимо, аккуратист Бубен – зайдя внутрь, закрыл за собой дверь, и в кабинете стало почти тихо.

Примечательно то, что стола здесь не было – лишь диван, несколько кресел и столик для напитков. Керамбит сделал пару шагов к окну и несколько секунд смотрел наружу, а потом развернулся и легко, почти радостно произнес:

– Ну что, брат Марк, настал миг обличительной речи? Давай, не стесняйся. Твой звездный час.

Как звездный час это совсем не ощущалось. Скорее как последние метры очень, очень долгого и утомительного похода по каким-нибудь забытым богом горным тропам – Марк никогда не понимал таких чудачеств. И его заметно начинала подводить концентрация.

– После того, как Старкова убили, ты рассказал мне, что обо мне расспрашивают, – начал он, надеясь, что сейчас потянет за правильную нить, нащупает верный тон. – И намекнул, что в этом замешан Холодный, что он рассказал обо мне кому-то. Два эти факта… годятся по отдельности, но не одновременно. Китин наводил обо мне справки. Но ему незачем было идти в какой-то бар, чтобы расспросить обо мне Холодного – тот и так был у него под рукой. Холодный говорил обо мне Ольге, подталкивал ее к мысли обратиться ко мне, чтобы впутать меня в это дело – но тогда расспросы в твоем или любом другом баре тут ни при чем…