Прямой наследник

Пока князья да бояре с благоговением разглядывали корону (помазанник же носил!) мы отошли к открытому оконцу.

— Ты лучше расскажи, где бомбарду надыбал.

— Да так, валялась бесхозная, — хохотнул Дима.

— А серьезно?

— Когда под Вилькомиром Жигмонтовы побежали, то побросали все — шатры, пушки, обозы, вот там и нашлась. Намучался я с ней — сил нет.

— Почему?

— А как ее, дуру такую, волочь? Пока сообразили, пока лошадей подобрали, пока приноровились. Да и тащили верст по двадцать в день, больше никак не получалось. Но я так подумал, что нам вскоре Казань брать, вот и допер.

И как ее под Казань доставить? Сплавлять, что ли? Ладно, будет день — будет пища. А у нас пир по случаю возвращения победителей. Икра черная, икра красная… интересно, а баклажаны у нас смогут расти? Они же вроде из Персии или Турции, надо бы узнать.

— А круль и паны польские так своих подданых и делят, — рассказывал за столом Шемяка, — на христиан и на русских.

Голтяй сообразил первым:

— Это что же, только латинян за христиан считают???

— Да, так и пишут, мол, мы крещеные, а вы схизматики. И православным иерархам и князьям нельзя в Раде заседать, а боярам вотчиной по своему усмотрению распорядиться.

— Да как же это? — имущественный вопрос задел за самое живое.

Про насаждаемые в Литве порядки знали-то многое, соседи все-таки. Знали, что православному не стать воеводой или каштеляном, знали, что браки между католиками и православными запрещены, знали, что решившихся на переход в латинскую веру крестят повторно, как язычников. Вон, даже для православной Софьи Гольшанской, последней жены Ягайло, исключения не сделали. А вот новости из дальних от Москвы, но ближних к Польше земель удивили — там католиков-колонистов могли и вообще от налогов освободить, в городах права предоставляли только «христианам», а иногда в простоте душевной так прямо и писали, лишь немцам и полякам, остальные мимо. Могли и деньги на содержание костела собирать с православных крестьян…

— Да как же это?

— А вот так, — оскалился Дима, — церковь православную «синагогой» называют.

Вдоль стола прокатился гул возмущения.

— Правильно ты их бил, Дмитрий Юрьич! — неожиданно выдал Добрынский, подержанный гомоном всего застолья.

Ну мы и выпили за победителя. На ура пошли мои настоечки — прогрессивное боярство быстренько просекло фишку и налегало на вишневку, грушевку, смородиновую и анисовую, хотя поборники старины бухтели, что надо непременно выстаивать мед лет двадцать, а лучше пятьдесят. Все винокурение было забрано «в казну великого князя», то бишь установлена государственная монополия, но что делать дальше, я пока не решил. Можно оставить его только для производства спирта и настоек для ограниченного круга лиц, а можно и пойти известным путем с кабаками, целовальниками и выходом на широкий рынок. Но идея пополнять казну «пьяными деньгами» вызывала у меня некое моральное отторжение.

А вот идея выпить и закусить по хорошему поводу отторжения не вызывала и мы на радостях нарезались не сказать чтобы вусмерть, но прилично, так что наутро, когда выехали с Димой на загородный двор, что на Яузе, осмотрели помятые рожи друг друга, да так и хихикали всю дорогу, пока не пришла моя очередь хвастаться.

— Начеканил? — Шемяка вертел в пальцах ровный серебряный кругляш с насечкой по бортику.

— Да какое там, первый образец, все вручную. Станочки сейчас Кассиодор доделывает.

— Не сболтнет?

— Первым делом под присягу подвел.

Мореец подивился не только подходу, но и княжьим идеям — вывалил я механику все, что помнил про денежную чеканку. Тут пока сидит дядя с молотком, кладет на железную основу серебряный кругляш, приставляет сверху вторую железку и фигачит со всей силы. Когда криво, когда косо, когда слабо, оттого дензнаки у нас или в лес, или по дрова. А монета нужна, торговлишка, по моим ощущениям, поднимается, бояре понемногу расчухивают прелести вотчинного предпринимательства. Не все, конечно, но самые толковые, и то неплохо. Пасеки ставят, кто колодами, а кто и рамки тешет. Купцов в дальние поездки снаряжают да финансируют. Добрынский вон в своих землях на речке Симке мельницу водяную построил, Кржиштана из Жатца ради такого дела у меня выпросил. Того и гляди, кто свечной заводик поставит. Хорошо бы, конечно, в Самаре, но руки пока коротки.

— Погоди, у тебя бортик рифленый? — нащупал наконец главную фишку Дима.

— Ага, гурт.

— Станком делать будешь или штемпелем полукруглым?

— Станком, штемпелем сложно и долго.

Когда я разбирался с денежным обращением и чеканкой, немедля всплыла так называемая порча монеты — всякие хитрые ребята попросту подрезали драгметалл у краев, чем облегчали и обесценивали деньги. И все княжества-королевства с этой бедой мыкались, пока в XVII веке не изобрели гурт, а монету с насечкой по бортику незаметно уже не обрежешь. Ну вот чтобы двести лет не ждать, я и подкинул идею Кассиодору. Там ведь все несложно: две рейки с насечкой да приводной механизм, ручка туда — закладываем новую заготовку, ручка сюда — монета прокатилась по рейкам и упала в приемник. Сам сэр Исаак Ньютон монетным двором заведовал и такую технологию внедрял, вот мы и последуем примеру великого ученого. Тем более, что пресс для вырубки заготовок и уменьшенную копию сваебойного копра Мореец сделал влет. Последнюю приспособу для того, чтобы не мужик колотил молотком по чекану, а падала с высоты тяжелая бабка, тем самым ударяя каждый раз с одинаковой силой.

— Государей и великих князей Василия и Дмитрия… — прочитал наконец надпись кузен. — Годно.

— Только вот не знаю, какой рисунок делать. Сложный пока не получается, такие кракозябры выходят, что спаси господь. А из простых только крест.

— Георгия Победоносца?

— Пробуем, пока не выходит. Скорее всего, начнем пока мелкие чеканить, там без сложного рисунка обойдемся, а как подучимся, так уже с Георгием сделаем.

— Копейка, значит.

— Ага, а потом и рубль, посолиднее и с хорошим рисунком.

— Чеканить на Москве? — положил монету на стол Дима.

— Не, надо бы куда подальше, в Вологду, что ли.

На Пушечном дворе показал повозки для легких орудий, которые разработал Кассиодор. Хорошие повозки, со спицованными колесами, легкие, все как я хотел. Причем с поворотными деталями и хвостовиком вертикальной наводки сильно помог тот же Збынек. Я-то думал, что коли он оружейник, так и работает только с оружием, так нет, тут эпоха специализации еще не наступила. Вон, Леонардо почему всем сразу занимался? Знаний накоплено мало, мозг человека может охватить десяток-другой смежных областей на уровне хорошего мастера, а уж мозг гения… Опять же, опытных и обученных людей немного, хошь не хошь, приходится браться за все сразу. Вот и Збынек, чертов универсал, лез всюду, пока не нарвался со своим гонором на меня. Дескать, он человек знающий и нехрен ему указывать. Ну я в раздражении ему и ляпнул, что если он меня разозлит, то легко может вместе со всеми своими знаниями на ближайшей осине повиснуть.

Чех разобиделся, но сотоварищи его вразумили — а чего ты, собственно, кобенишься? Князь уважает, договоры блюдет, слушайся и будешь при славе и достатке. Он неделю-другую подулся, внутри себя ситуацию прокрутил и решил что да, нехрен выеживаться. И сразу все стало заметно спокойнее, а с Кассиодором они вообще в чрезвычайно удачный тандем слились.

— Ух ты, фитильный замок! — восхитился Дима, когда я ему насунул очередное творение механиков. — Да с полкой!

— И крышкой, чтобы дождем не мочило.

Шемяка нажал на спуск, стрелядла щелкнула, пружина толкнула держатель фитиля к полке, от удара откинулась крышка…

— Странный симбиоз. Вроде аркебуза, а полка мушкетная.

— Ну, что вспомнил. Вроде рабочий вариант.

— А фитиль не тухнет? — еще раз приложился к ружьищу соправитель.

— Не-а, поначалу мы его в спирте вымачивали.

— Однако! Красиво жить не запретишь.

— Вот-вот. А потом сообразили в золе вываривать. Так что тлеет медленно, но, сам понимаешь, как ветер или дождь, начинаются проблемы.