Дмитрий

– Кто именно?

– Замойский и вся его братия.

– Замойский – старый дурак! Он ужасно злится, что не он нашел Дмитрия! Он с Вишневецкими на ножах и считает, что все пойдет не так без его участия. Но, дружище, весь мир верит в этого русского, кроме старого дурака Замойского, – даже евреи и иезуиты!

– Ну коли даже евреи и иезуиты, – сказал Огиньский. – Тогда с ним все будет в порядке. Он, похоже, не так-то прост!

– Говорю тебе, он малый что надо. Кроме того, черт побери, какое имеет значение, кто он, если мы уверены, что дадим под зад московитам? А знаешь, что мне рассказали?

– Что же?

– Что он сын нашего старого Стефана Батория39, bar sinister40, знаешь ли.

– Господь Всемогущий! – воскликнул Огиньский, – еще лучше. Да я на него поставлю кругленькую сумму, если в нем течет кровь этого старого погонщика медведей41!

– Ставь, да побольше, он того стоит. Взгляни на Иваницкого, не отходит от него ни на шаг! И не угонишься нынче за этим Иваницким! Вот мы и пришли. Не зайдешь? Ну, до скорого, увидимся сегодня вечером.

– Au revoir42!

XIV

Большой зал в доме графа Болеслава Иваницкого горел разноцветными огнями. Ужин только что завершился, и двести представителей лучших польских фамилий вносили свою лепту в Вавилон голосов, предшествующий тостам после застолья. Лакеи и слуги в роскошных ливреях суетились, разнося вина всех известных сортов. Флаги развевались над их головами, и предки Иваницкого взирали со стен на празднества, в которых они сами давно уже участвовали лишь в качестве беспристрастных зрителей.

В торце зала, в огромном резном кресле на возвышении, сидел веселый и хорошо всем знакомый молодой хозяин, по правую руку от него расположился гость, в честь которого был собран цвет польской знати.

Звон бокалов внезапно прервал разговор, и с одной стороны главного стола поднялся князь Константин Вишневецкий, чтобы предложить тост за здоровье хозяина. Его речь открылась бурными и продолжительными аплодисментами.

– Дворяне Польши [громкие возгласы], я рад предложить выпить за здоровье нашего гостеприимного хозяина – графа Болеслава Иваницкого [громкие аплодисменты]. Начну с того, что им по праву гордятся его потомки… я хотел сказать, его предки [смех и аплодисменты]. Уверен, что все мы чувствуем себя очень обязанными ему за его гостеприимство, и все завидовали ему сегодняшней чести – принимать в своем доме будущего царя России [бурные аплодисменты].

– Господа, я не буду распространяться на тему, которую сейчас разовьют ораторы, гораздо более талантливые, чем я [Нет! Нет!]. Однако, как человек, с первой минуты желавший представить царевича Дмитрия Польше, я скажу лишь одно. После всего, что мы слышали и видели, я уверен, что никому не потребуются дальнейшие доказательства того, что перед нами подлинный царевич Дмитрий. [Нет!] Но только что произошло кое-что, о чем вам стоит знать, господа. Убедительное подтверждение тому, что мы уже слышали [глубокое молчание]. Узурпатор, Борис Годунов, [стон] узурпатор, Борис, только что предложил мне и моему брату большие взятки – крупные суммы денег и имущество – чтобы мы выдали ему человека, именующего себя царевичем Дмитрием Ивановичем. Господа, мне кажется, Борису не по себе, раз он хочет таким способом избавиться от такого неудобного явления как царевич [рев аплодисментов, во время которых Вишневецкий вернулся на свое место].

После небольшой паузы шум снова прервал возобновившийся гул разговоров. Когда Иваницкий собирался встать, слуга коснулся его руки.

– Посланец с границы, ваша светлость, к царевичу Дмитрию.

– Тотчас ведите его сюда! – воскликнул Иваницкий.

По комнате разнесся шепот.

– Что такое? Что случилось?

В тишине вошел гонец и, пройдя через весь зал, передал Дмитрию депеши. Тот открыл их, пробежал взглядом и протянул Иваницкому, что-то шепнув ему. Почти сразу Иваницкий поднялся.

– Господа, мне крайне лестны комплименты князя Константина в мой адрес. Сердечно благодарю вас как от своего имени, так и от имени моих предков и моих потомков, если они у меня будут. Я также признателен вам всем за честь, которую вы оказали мне, посетив это скромное застолье. Однако вы можете убить двух зайцев одним выстрелом, господа! Я совершенно уверен, что каждый, кто присутствует здесь сегодня вечером, готов сделать все возможное ради справедливого дела царевича Дмитрия [неистовые возгласы]. С вашего позволения я зачитаю вам отрывки из депеш, только что переданных мне царевичем [тишина]. Господа, это послание от царя Бориса: «Царю доложили, что в Литве некий проходимец назвался царевичем Дмитрием Ивановичем Угличским. Сей мошенник – не кто иной, как беглый монах по имени Григорий Отрепьев, сын Богдана, стрелецкого сотника». Далее, господа, Борис продолжает описывать воображаемые странствия этого беглого монаха, говорит о его дьявольской изощренности и так далее. Не стану утомлять вас всем этим цветистым псевдо-имперским красноречием. В конце он пишет: «Скинув рясу, расстрига явился в Сандомир и выдал себя за царевича, и множество людей, поддались его обману». Множество людей! Полагаю, господа, их чересчур много для спокойствия Бориса Годунова [гром аплодисментов]. Но, если уж говорить о цифрах, есть один человек, чью жизнь спас расстрига. [Рев аплодисментов.] Итак, господа, встречал ли кто-либо из вас когда-либо монаха или иезуита, который в одиночку убил бы медведя и спас вашу жизнь, рискуя собственной? [неистовые аплодисменты] Господа, здоровья монаху-расстриге и успеха его делу! [Оглушительные аплодисменты, и Иваницкий торжествующе садится.]

Все голоса смолкли, все взгляды были обращены на Дмитрия, когда он встал, чтобы ответить. Несколько мгновений он медленно скользил взглядом по нетерпеливой аудитории, после чего заговорил твердым голосом.

– Дворяне Польши, я даже не стану пытаться описывать бесчисленные эмоции, которые едва позволяют мне говорить. Скажу только, что перед всеми вами и перед каждым в отдельности Дмитрий в неоплатном долгу, вернуть который в полной мере он вряд ли сможет.

– Господа, если здесь есть хоть один из вас, кто все еще сомневается или мучается угрызениями совести [нет! нет!] относительно моей личности или желает прояснить что-либо, я буду только счастлив предоставить любую имеющуюся у меня информацию всякому, кто придет ко мне и попросит об этом. Меня всегда можно найти в доме того, кого я с гордостью называю своим другом, – графа Болеслава Иваницкого. Но сейчас я скажу только одно. Все вы слышали, как Борис Годунов стремится схватить монаха Отрепьева. Господа, я обязан монаху Отрепьеву своей жизнью. Именно он вывез меня по Волге из Углича в роковую ночь, когда все думали, что я убит, это он оберегал меня до сего дня. Кем бы я ни был и кем бы ни буду, я в долгу перед ним. По способностям и верности ему нет равных в этом мире. Последние десять лет он был занозой в боку узурпатора Бориса, который безуспешно прилагал все усилия, чтобы подчинить его своей власти. В этот самый момент он ездит из дома в дом, из провинции в провинцию, воодушевляя моих верных подданных именем наследного царевича.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

39

Стефан Баторий (1533–1586) – король польский и великий князь литовский.

40

Геральдический знак для обозначения незаконнорожденного.

41

Вероятно, намек на победу, одержанную польским монархом в войне с Россией.

42

До свидания (франц.).